Галина Романова - Гнев влюбленной женщины
– Ах ты гадина, – выдохнула Оля и, поудобнее перехватив сумку в руке, замахнулась…
Глава 5
За окном было темно, но фонари во дворе уже потушили, значит, половина девятого уже точно есть. Это он определил сквозь прищуренные веки. Пора было вставать и готовить завтрак себе и Нонночке.
Илья Антонович Носов открыл глаза и осторожно повернул голову. Очень осторожно повернул, чтобы накрахмаленная наволочка не хрустнула и чтобы наполнитель в подушке тоже никак не отреагировал бы, тот иногда тихо, но поскрипывал.
Нонночка очень чутко спала. И когда он ее будил по неосторожности, сильно раздражалась. И смотрела потом на него за завтраком так…
Так, что ему тут же хотелось сдохнуть. Чтобы не ощущать себя старым, некрасивым, толстым и неуклюжим. А когда она, раздраженная, смотрела на него, то он именно таким себя и ощущал. И особенно остро ощущал Илья Антонович в такие минуты, насколько нелюбим ею и насколько ей противен.
Может, стоило дать ей тогда уйти, а? Может, не надо было рыдать, как последняя баба, и стоять перед ней на коленках? Может, не надо было цепляться за подол ее летнего легкого платья, в котором она особенно хороша? Может, не стоило уговаривать, обещать?
Такие мысли, изредка посещавшие его сразу после разыгравшейся меж ними семейной сцены, стали вдруг наведываться все чаще и чаще. И стало думаться: а что бы было с ним, Носовым Ильей Антоновичем, если бы Нонночка ушла тогда к этому своему? Пропал бы он? Запил бы, наглотался снотворного? Сунул голову в петлю? Или все же…
Или все же выжил бы он без Нонночки? Выжил бы, зауважал себя, занялся бы спортом. Сел на диету, похудел. Смог бы он все это сделать без нее? И кто она вообще для него, его милая красавица Нонночка – парус или якорь?!
Илья Антонович, затаив дыхание, стащил с себя одеяло, свесил ноги с кровати и тут же одновременно выдохнул и встал. Получилось! Нонночка даже не шевельнулась. Даже реснички ее не дрогнули. Отлично! Теперь постараться так же тихо преодолеть три метра по спальне, открыть, закрыть бесшумно дверь и галопом на кухню. Сегодня он сделает для нее что-нибудь особенное. Сегодня утро обещает быть добрым.
Блины вышли пышными, золотистыми и очень вкусно пахли, когда он выкладывал их стопкой на тарелку. Так, сметана, джем. Поставить тарелочку на поднос, туда же кофейник с ароматнейшим огненным кофе, маленькую сахарницу с крохотными кусочками коричневого сахара и можно идти.
А, нет, рано! Совершенно забыл о себе!
Илья метнулся в ванную. Плеснул горсть ледяной воды в лицо. Потом промыл подмышки, насухо вытер и чуть брызнул дезодорантом. Оскалил рот перед зеркалом. Ничего между зубов не застряло. Пригладил редкие волосы, расправил на животе футболку, чтобы та не так липла к вспотевшему телу и не так рельефно обрисовывала его полноту. Вернулся в кухню за подносом, а там…
А там уже Нонночка сидит на своем любимом месте у окна на высоком табурете, пьет кофе с блинами, улыбается и что-то тихо, сыто напевает. У нее это забавно получалось, как у огромной сильной кошки. Ему это очень нравилось раньше. С годами привык. Теперь же все чаще хотелось ее заткнуть и предложить жрать молча.
Ой, что это он опять?
Илья еле сдержался, чтобы не начать шлепать себя по губам вспотевшей ладонью. Хотя он ведь молчал. Скорее головой надо бы куда-нибудь приложиться, чтобы не допускала та в себя подобные мысли.
– Ла-апу-усь, – промурлыкала Нонночка, не оборачиваясь. – Завтрак бесподобен!
– Спасибо, милая, спасибо.
Илья осторожно подкрался, встал за ее спиной, боясь шумным дыханием нарушить очарование момента, но все же осмелился и приложился влажными губами к ее шее за ухом, пахло от жены как всегда восхитительно.
– Ум-мм, – буркнула она то ли от удовольствия, то ли от неудовольствия, было сложно понять, когда она ворчала с набитым ртом.
Илья на всякий случай отошел подальше и засуетился у холодильника.
– Я сегодня во вторую смену, милая. Дежурство у меня. Есть время приготовить что-нибудь эдакое, – тут он залихватски щелкнул пальцами, не отрывая взгляда от бараньей вырезки, которую приготовил еще загодя. – Что пожелаешь на ужин, а? Может, баранинки, а? Помнишь, в прошлый раз…
– Не надо! – резко оборвала его Нонночка. – Ничего не надо, Илюша!
И по ее мгновенно напружинившейся пояснице Илья понял, что сегодня она будет ужинать вне дома. Он сразу догадался, что будет дальше.
Сейчас она поест, благодарно чмокнет его в макушку и уйдет смотреть утренние передачи. С обеда Нонночка заляжет в ванну, обернувшись какой-нибудь замысловатой зловонной маской с пяток до подбородка. Затем будет тщательно мыть себя, а ему достанется мыть ванну. Потом будет разглаживать волосы утюжком, что он подарил ей по ее просьбе. Красить ноготки, тщательно выбирать одежду, одеваться. Потом она вызовет такси и… вернется утром.
И он будет знать, где она! С кем она! Потому что она считала своим долгом ставить его в известность. Считала, что этим щадит его нервы. Да и забирать ее ему иногда приходилось оттуда, куда она отправлялась из ночных клубов, театров, званых вечеров.
Где она бывала, возникает вопрос? И что делала? А все просто… Нонночка пускалась в блуд! Да, так она называла ежемесячные отлучки из дома.
– Милый, я пускаюсь в блуд! – предупреждала она его раньше дня за два, за три.
Он в эти дни изводил себя, мучился и даже плакал, вспоминая, как неосторожно пообещал ей отпускать на подобные мероприятия, если она не бросит его.
Нонночке со временем его мычания за закрытой дверью крохотного кабинетика надоели. И предупреждать его она перестала. Просто уходила на вечер и ночь, и все. А последние два раза она даже не говорила, с кем и где! И Илья вдруг не стал спрашивать. Просто перетерпел, и все. И страшно зауважал себя потом за это. Но Нонночка, кажется, даже не заметила, что муж мысленно повысил самооценку. Хорошо, что вообще его замечала.
Может, следовало ее убить?
Он вздрогнул и стукнулся о стеклянную полку холодильника. Но вздрогнул Илья не оттого, каким страшным был этот вопрос, посетивший его внезапно, когда он осматривал баранью мякоть и ощупывал упаковку с рукколой, а от собственной смелости.
Неужели он – Носов Илья Антонович, уважаемый человек, заслуженный работник органов внутренних дел, не доживший еще и до сорокалетнего юбилея, – способен загубить чью-то жизнь? Он, раскрывший не один десяток преступлений, поймавший с десяток матерых преступников, среди которых были и убийцы, способен сам стать убийцей?!
А если у него не выйдет?! Если он в последний момент перепугается или у него дрогнет рука? Что будет с ним тогда? Илья зажмурился, представив. Вообще-то, что будет с ним, ежу понятно, его посадят на долгие годы.
А с Нонночкой? Что будет с ней?
Илья вздохнул и хлопнул дверцей холодильника.
Тут тоже все понятно. Она не станет больше пускаться в блуд на стороне. Она станет это делать дома. И станет утробно похохатывать, вспоминая своего толстого неудачника мужа, не сумевшего и не успевшего как следует сделать в этой жизни ничего. Даже убить ее!..
– Ты куда? – вдруг дернулась Нонночка всем телом за ним следом, когда Илья пошел из кухни.
– На службу, – коротко отрезал он и захлопнул дверь своего крошечного кабинета прямо перед носиком изумленной Нонночки.
– Но ты же сказал, что у тебя вечернее дежурство! – ее кулачок с силой опустился на дверь.
Илья промолчал. Он и не смог бы ничего сказать ей сейчас. Было очень тяжело говорить, потому что рот его широко улыбался.
Что, победа, да? Он одержал крохотную, но все же победу, да?! Она, его равнодушная красавица жена, давно наплевавшая на узы их несчастного, но все же брака, мало того, что пошла за ним, она снизошла до любопытства и даже чуть разгневалась, стукнув кулачком в дверь. Он ее удивил и разозлил. И это было здорово!
Илья открыл встроенный шкаф, переделанный из маленького тамбура между коридорчиком в ванную комнату и его кабинетом, достал новую рубашку в упаковке, выпотрошил из нее все иголочки и заколочки, надел. Потом выбрал темные джинсы и темный синий джемпер. Он был ему чуть великоват и потому не обтягивал и даже чуть стройнил. Илья как-то стеснялся его надевать прежде, джемпер был модным. Это ему подарила одна из его двоюродных сестриц, сильно переживавшая его семейную неудачу.
– Может, найдешь себе кого-нибудь, – мечтательно закатывала глаза сестрица, рассматривая Илью в новом джемпере.
Он искать никого на тот момент не собирался и джемпер припрятал. Сейчас он тоже никого искать не собирался, но джемпер надел.
– Куда это ты собрался? – Нонночка, оказывается, все это время стояла под дверью и слушала, как он шуршит одеждой и хлопает дверцей убогого шкафа, перестроенного из тамбура.
– На службу, дорогая.
Илья вытащил из груды ее курток, пальто, шуб и полушубков свой пуховик, обул осенние ботинки, зимние были очень грубыми и старыми. Поправил редкую шевелюру перед зеркалом, накинул капюшон и шагнул к двери. Потом, будто спохватившись, обернулся к жене и, ухватив ее за плечи, привлек к себе.
