Эмиль Габорио - Рабы Парижа
— Что вы задумали, господин Андре?
— Я расскажу вашему отцу правду. Думаю, что он простит вас. А пока ответьте мне на один вопрос.
— Какой?
— Где живет маркиз де Круазеноа?
— На бульваре Малерб.
— В каком доме?
— Рядом с церковью Святого Августина.
— Там их два.
— Он живет в новом.
— Благодарю.
— Господин Ганделю ждет вас, — доложил вернувшийся лакей.
На пороге кабинета подрядчика Андре обернулся к следовавшему за ним Гастону и сказал:
— Подождите пока в этой комнате.
Молодой человек послушно сел в кресло.
Андре закрыл за собой дверь, объяснил месье Ганделю свой маскарад и рассказал ему то, что уже известно читателю.
Несчастный отец долго ругался и плакал.
Андре утешал его:
— Господин Ганделю, Гастон раскаялся. Он поклялся мне, что с этого дня будет вести жизнь, подобающую сыну такого благородного человека, как вы.
— Сколько он уже давал таких обещаний!
— На сей раз я ему верю. Мошенники потребовали, чтобы он уехал с Розой за границу. Они собирались прийти завтра к вам с векселями и пригрозить, что отнесут их к королевскому прокурору. Гастон понял, что его отъезд на руку шантажистам и отказался. Он решил застрелиться.
— Опять? Это я слышу уже целый год!
— Гастон купил пистолет и зашел ко мне проститься. Я привел его сюда.
— Купил пистолет?
— Да. Он хочет лишить негодяев возможности вас шантажировать.
— Так поступил бы любящий сын, — вздохнул Ганделю. — Но — Гастон? Не могу поверить своим ушам!
— Ваш сын полон раскаяния. Он даже порвал с Розой, осыпав ее упреками. Простите его.
— А что мне остается делать? — спросил отец, вытирая слезы. — Приведите шалопая, прошу вас.
Андре открыл дверь.
— Заходите, Гастон.
— Не зовите меня больше так! — воскликнул молодой человек, входя в кабинет. — Меня окрестили Пьером Ганделю и я буду носить это имя! Если только папа не отречется от глупца, который доставляет ему одни неприятности…
Старик обнял сына. Слезы продолжали стекать по щекам отца, но теперь он плакал от радости.
Андре был растроган.
Постепенно месье Ганделю успокоился.
— Тебе надо уехать, сын мой, — сказал он.
— С Зорой… То есть, с Розой?
— Одному.
— Но в таком случае проклятые векселя будут завтра же у прокурора! — воскликнул бывший Гастон.
— Не волнуйся, — сказал отец. — Я все улажу. Спасибо господину Андре за то, что я вовремя обо всем узнал.
…Художник провел остаток ночи в комнате Пьера.
Утром он снова надел лохмотья, поправил грим и отправился на бульвар Малерб.
45Де Круазеноа действительно жил в роскошном новом доме рядом с церковью Святого Августина.
Правда, дом этот ему не принадлежал.
Генрих ютился в скромной квартире, снятой от имени его камердинера, и ездил в карете, якобы принадлежавшей его кучеру: маркизу досаждали кредиторы.
Увидев однажды Мореля, — так звали камердинера, — Батист Маскаро сразу же спросил у Генриха, кто этот человек и откуда он взялся.
Де Круазеноа объяснил, что взял его в услужение по рекомендации своего друга, сэра Ватерфильда. Морель долго жил в Англии, потому и производит такое странное впечатление.
Камердинер вел себя так спесиво, словно его хозяин был лордом-канцлером Великобритании. Воротничок его всегда был туго накрахмален. Говорил Морель с английским акцентом. Его невозможно было заставить произнести "да, месье", как говорят все слуги. Он неизменно отвечал: "Йес, сэр".
Андре не знал всех этих подробностей.
Однако ему был отлично известен обычай парижских слуг собираться по утрам в кафе, чтобы позавтракать и посплетничать о своих господах, пока те еще не проснулись.
Поэтому в восемь часов он уже входил в маленький кабачок, расположенный напротив церкви Святого Августина.
Там уже было полно посетителей.
Андре заказал завтрак и стал осматриваться.
"Кто же из этих людей служит у Генриха? — думал он. — Его лакеи, могут прийти сюда, молча поесть и уйти, а я так и не узнаю, что это были они. Надо найти какой-то повод, чтобы расспросить хозяина кабачка, не выдав себя…"
В зал вошли два новых посетителя.
Сидевший рядом с Андре пожилой лакей крикнул:
— Господа де Круазеноа, пожалуйте за мой столик!
Слуги часто зовут друг друга именами своих господ. Андре знал это.
Лакеи Генриха приняли приглашение старика и сели рядом с художником, презрительно покосившись на его рубище.
Они позвали хозяина и заявили, что очень торопятся и требуют подать им завтрак немедленно.
— Чем же вы так заняты? — спросил пожилой слуга.
— Я повезу господина маркиза в его контору. Он теперь директор компании по добыче медной руды. Если у вас есть деньги, господин Бенуа, то можете купить акции.
— А их хорошо берут?
— Локтями пихаются.
Бенуа с сомнением покачал головой.
— Часто плохое кажется хорошим, а хорошее — плохим. Я подожду и посмотрю, как пойдет дело.
Слугам Генриха принесли завтрак.
— Если маркиз уезжает, то вы, господин Морель, будете свободны, — сказал Бенуа. — Не желаете ли поиграть со мной в карты?
— Ноу, сэр, — ответил камердинер, аккуратно разрезая мясо.
— Как, вы все равно заняты?
— Йес, сэр.
— Что же вы будете делать?
— Я надену уайт перчатки энд пойду к невесте моего лорда.
— Зачем?
— Понесу корзину флауэз.
— Корзину чего? — переспросил Бенуа.
— Фиалки, камелии… Как это по-французски?
— Цветы?
— Цветы, — кивнул Морель. — Сэнк ю.
— Держу пари на двадцать фанков, — проговорил кучер с набитым ртом, — что маркиз не станет вкладывать приданое жены в акции своей компании!
Никто ему не ответил.
Трое соседей Андре немного поболтали о погоде и других пустяках, затем расплатились с хозяином и ушли.
Зал постепенно пустел.
Слуги, позаботившись о себе, отправились кормить господ.
Переодетому художнику только теперь подали завтрак.
К этому времени в кабачке осталось всего пять-шесть человек, увлеченно игравших в карты.
"Кучер уверен в том, что Генрих не станет покупать акции своей компании, — рассуждал Андре. — Морель не стал с ним спорить. Все это подтверждает мои подозрения: Тифильские рудники — бессовестное надувательство. Надо бы подружиться с "господами де Круазеноа", как их назвал старый лакей, и выведать у них подробности. Для этого мне придется изменить внешность. С бродягой они откровенничать не станут…"
Он отодвинул пустую тарелку и принялся за кофе с булочкой.
Дверь кабачка отворилась и вошел долговязый бродяга. Сиплым голосом пьяницы он потребовал вина и закуски.
Проходя мимо Андре, оборванец опрокинул его кофе.
Художник ничего не сказал: это могло произойти случайно.
Однако бродяга и не подумал извиниться. Вместо этого он закурил сигарету, уселся напротив Андре и стал нахально его разглядывать.
Оборванцу подали стакан вина и тарелку с едой.
Андре очень хотелось дать негодяю пощечину.
Его остановила мысль о том, что это, может быть, шпион Генриха, которому поручено затеять с ним драку и прикончить его ударом ножа.
Кто поручится, что картежники не заодно с этим наглецом?
Словно подтверждая предположение художника, бродяга ловко плюнул на его блузу.
"Хорошо бы, конечно, намять мерзавцу бока… Но я не принадлежу себе. Надо спасать Сабину", — подумал Андре и встал, собираясь уходить.
Увидев это, бродяга выплеснул свое вино ему в лицо.
Это уже было слишком!
Художник вытерся рукавом и, дрожа от гнева, проговорил:
— Если вы немедленно не извинитесь, то я научу вас, как себя вести с порядочными людьми.
— А вы что, недовольны мной, ваше оборванное сиятельство?
— Нет.
— Тогда я научу вас быть довольным, — сказал бродяга, вставая и поднося кулак к самому носу Андре.
Тяжелая рука скульптора нанесла наглецу такой мощный удар в грудь, что он кубарем покатился под соседний стол, опрокидывая стулья.
Картежники обернулись на шум.
Из кухни выглянул хозяин и закричал:
— Я не позволю здесь драться! Сейчас же прекратите!
Бродяга выбрался из-под стола и, не обращая внимания на хозяина, кинулся на Андре.
Тот отскочил в сторону и ловко ударил нахала ногой. Это был мастерски выполненный прием восточного боевого искусства.
Игроки бросили карты и обступили дерущихся.
Бродяга шумел и бранился, но мебели от него доставалось гораздо больше, чем художнику. Все его атаки были блестяще отбиты. Тогда негодяй переменил тактику. После нескольких отвлекающих маневров он обхватил Андре руками. Кулачный бой перешел в борьбу.
Но тут подоспел хозяин в сопровождении слуг.
