Вилли Корсари - Из собрания детективов «Радуги». Том 2

Машина углубилась в темную, зеленую аллею. Ветки деревьев задевали за крышу и дверцу машины, и Сантамария невольно наклонил голову. И тут он заметил, что шофер поступил так же.

— Медленнее, — сказал Сантамария.

Одолев четыре поворота, совершенно неразличимых вдали из-за зелени, машина выехала наконец к широкой, квадратной, посыпанной гравием площадке перед виллой. Сантамария вышел из машины, и в глаза ему ударили слепящие лучи солнца, а ветер донес острый аромат цветов. Рука, в которой он держал бумажный рулон с проектом Гарроне, завернутым в мокрую газету, сильно вспотела. Он взглянул наверх: на всех трех этажах виллы, которая стояла к площадке торцом, окна были закрыты, к террасе вела каменная лестница, украшенная статуями, по всей вероятности восемнадцатого века. Он наверняка найдет Анну Карлу и Кампи на террасе, где они укрылись от солнца. Он зашагал по хрустящему гравию, а затем, щурясь от солнца, стал медленно взбираться по пологой лестнице мимо поросших мхом серых Венер и безруких Минерв. Когда он поднял глаза, то увидел Кампи, который стоял на последней ступеньке с веточкой в руке.

— О, это вы, Сантамария! — воскликнул Кампи. — Добрый день.

— Я немного не вовремя, — сказал Сантамария.

— Ну что вы! — Кампи жестом дал понять, что кое-кому вполне простительно являться и в обеденный час. — Анна Карла внизу, — добавил он. — Давайте спустимся, а то здесь можно умереть от жары.

Сантамария огляделся и увидел, что Анна Карла сидит к нему спиной на полянке под гигантским кедром, серебристые листья которого почти касались земли. Рядом стояли плетеные бамбуковые кресла, в траве валялись газеты и журналы.

— Анна Карла, посмотри, кто к нам пожаловал! — крикнул Кампи, когда они уже почти подошли к полянке.

Анна Карла обернулась, готовая одарить гостя дежурной улыбкой, но, узнав Сантамарию, сразу поднялась и торопливо пошла ему навстречу. Лицо ее выражало искреннюю, нескрываемую радость. Сантамарии показалось, что он никогда в жизни своей не видел столь красивой женщины и никогда еще он не испытывал такой нежности.

Может, это после Реджиса и его отвратительной физиономии, подумал Сантамария, ища спасения в иронии, факты, нужно держаться фактов.

— Что вы нам скажете, комиссар?

Она так же, как и Кампи, понимала: Сантамария не приехал бы, не будь серьезной причины. Но Кампи и тут старался навязать светские правила игры. А вот Анна Карла вела себя естественно и просто.

— Преступление раскрыто, — тусклым голосом объяснил Кампи. — Как видишь, комиссар нашел трубу.

Анна Карла решила, что Массимо шутит, но комиссар даже не улыбнулся.

— Серьезно? — взволнованно спросила она.

— Да, но это не труба, а свернутый лист ватмана, проект, — сказал Сантамария.

— Ах так! — воскликнул Кампи, разломив ветку надвое. — Значит, побудительной причиной было… Дайте мне подумать…

Сантамария дал ему подумать.

— Присядьте хоть на минуту, — вполголоса попросила Анна Карла.

— Нет-нет, я лучше постою, — ответил Сантамария.

— Вижу служебные кабинеты, — по слогам, словно ясновидец, проговорил Кампи, — много служебных кабинетов… Коррупцию или шантаж… Строительную аферу. Много миллионов.

— Браво, — сказал Сантамария.

— Лелло обо всем этом узнал, и потому его убили!

— Да, вы угадали.

— О, но все-таки! — воскликнула Анна Карла.

— Что с тобой? — холодно спросил Кампи.

— Но все-таки, кто же убил Гарроне и Лелло? Вы это знаете, комиссар?

— Да, — помолчав, ответил Сантамария. — И знаю, что их убили не вы. Я специально приехал, чтобы вам об этом сказать.

Кампи едва заметно поклонился Сантамарии.

— Не сочтите меня самонадеянным, но я это знал и прежде.

— Да, но я-то не знал, синьор Кампи. Поставьте себя на мое место.

Кампи расщепил веточку на тоненькие кусочки, а потом бросил их далеко в траву.

— Во всяком случае, я не держу на вас зла. И надеюсь, Анна Карла тоже.

— За то, что комиссар подозревал нас?! Да у него на это были все основания!

— Нет, глупая, за то, что он в действительности вовсе нас не подозревал и не принимал всерьез. Теперь вы можете в этом признаться, не правда ли, комиссар?!

— Верно, — солгал Сантамария. — Но я должен был притворяться, будто…

— Да, — задумчиво сказал Кампи, — мы порой всю жизнь притворяемся, будто…

Анна Карла взяла Сантамарию за руку и стала мягко подталкивать к шезлонгу.

— Вы отсюда не уйдете, пока все нам не расскажете, комиссар. Массимо, предупреди Розу, что комиссар останется с нами пообедать.

Не пытаясь высвободиться, Сантамария все-таки не сдвинулся с места.

— Благодарю вас, но я спешу. Я приехал, только чтобы сообщить вам новости о деле.

— Но какие? Пока вы нам ничего не рассказали!

— И не расскажет до самого ареста либо до задержания преступника. Разве не так, комиссар? — сказал Кампи.

— Так.

— Да, но мы с Массимо сохраним все в тайне, жизнью вам клянусь! — Она настойчиво дергала Сантамарию за рукав. — Кто убийца? Бонетто?

Сантамария отрицательно покачал головой. Ее любопытство вполне понятно, но оно казалось ему сейчас праздным. Он живо представил себе, как она рассказывает приятельницам: «В то воскресенье, когда Сантамария приехал на виллу и рассказал про…»

— Покажите хоть его! — Она протянула руку к свернутому в трубку проекту, но в последний момент раздумала и снова стала теребить рукав комиссара. — Мраморщик? Дзаваттаро?

— Понимаете, мне правда надо ехать, — сказал Сантамария. — Но как только эта история закончится, мы снова увидимся, и я, даю вам слово, все расскажу.

— Сегодня вечером?

— Нет, попозже.

— Тогда завтра. Встретимся завтра вечером у меня, — сказала Анна Карла.

Я перед ними в долгу, подумал Сантамария. Оба они, как умели, помогали ему. И еще вчера они были двумя «подозреваемыми в убийстве». Он должен, обязан им все рассказать, но ему не хотелось этого делать. После вопросов и ответов, воспоминаний во всех подробностях о «битве» они расстанутся, и каждый пойдет своим путем. Их больше ничего не объединяло и не могло объединять.

— Но если вы точно не знаете, я могу позвонить вам на службу, — сказала Анна Карла, пристально глядя на него. — Часа в три, хорошо?

— Хорошо, спасибо, — с холодком в голосе ответил он. Она отняла руку.

— Не знаю, право, как я дождусь завтрашнего дня. Я просто умираю от любопытства.

— Да, это очень жестоко, — сказал Кампи. — Но таковы методы полиции. Ничто не способно разжалобить этих железных людей, даже женское любопытство. — Потом не утерпел и сбросил маску светской выдержки. — Но кто все-таки это был, комиссар? Неужели так и нельзя нам сказать?

Сантамария вскинул свернутый в трубку проект.

— Это была пословица, — сказал он. — «Катива лавандера».

Анна Карла и Кампи были коренными туринцами. Они переглянулись, изумленно посмотрели на Сантамарию.

— Не может быть! — воскликнули оба.

— Может! — ответил Сантамария, попрощался и направился к машине.

— Синьора объясняла мне одну весьма любопытную вещь, — сказал Де Пальма Сантамарии, когда тот уселся в кресло. — Ты знаешь пьемонтский диалект?

— Увы, слабо, — ответил Сантамария.

Де Пальма сцепил пальцы и откинулся на спинку кресла. В гостиной царила полутьма и пахло свежим сеном, плесенью и каким-то странным настоем трав.

— Я спросил у синьоры, — продолжал Де Пальма, — откуда взялось название ее чудесного владения. Может быть, тут прежде был фруктовый сад? Представляешь, оказывается, фрукты здесь совершенно ни при чем! Не правда ли, синьора?

Синьора Табуссо медленно и осторожно перевела взгляд с Де Пальмы на Сантамарию. Но только на миг, затем снова перевела взгляд на свернутый в трубку лист ватмана, который Сантамария небрежно держал в руке.

— Да, верно, — с вымученной улыбкой подтвердила она.

— Как же так? — удивился Сантамария. — Значит, у вас на участке нет грушевых деревьев?

— Есть одно, — вступила в разговор сестра синьоры Табуссо Вирджиния, которая сидела на вращающемся табурете у пианино. — Но оно плодоносит раз в три года. Да и сами груши бывают твердые как камни.

— Слышал? — спросил Де Пальма.

— Понимаю, — задумчиво сказал Сантамария. — Очевидно… название родилось из шутки. Поскольку груши были плохими, их назвали хорошими — «ле буне пере».

— Да, Сантамария, да, без шутки тут не обошлось, но повторяю тебе, груши здесь ни при чем, — снисходительно пояснил Де Пальма. — На диалекте… — он выдержал паузу не хуже любого актера, — слово «пера» означает не грушу, а камень, понял? Камень[23].

— Как-как? — изумился Сантамария. — Выходит, «Хорошие груши» на деле «Хорошие камни»?