Осеннее равноденствие - Влада Ольховская
Виталий хотел возразить, открыть правду, но не успел: Кван-Чо ударил его ногой прямо по открытой ране с такой силой, что психолог взвыл от боли.
– Ты заставил меня думать, что ты мой друг! Поэтому я не поверил ему сразу… Он предупредил, что ты предашь меня еще не единожды… Но нет, никакой веры! Я по-прежнему собирался убить его той же ночью! Я просто не успел…
Днем Кван-Чо вернулся на встречу с друзьями, потом направился к своей «особенной квартире». Ему хотелось приятно провести время до заката, развлечься, а потом уже разобраться с наглым стариком. Но, когда он добрался до многоэтажки, ему стало не до борьбы с чужими врагами.
Жилой комплекс был оцеплен. Медики как раз катили к машине «Скорой помощи» носилки с рыдающей пленницей. Соседи шептались о том, что́ обнаружили внутри большой мягкой игрушки… Все всё знали. Все знали его имя. Произошло именно то, о чем предупреждал его старик – и обратного пути для Кван-Чо не было.
Он сорвался, поддался психозу. Так и должно было произойти, Виталий намеренно не лечил его, а усугублял его состояние. Но психолог думал, что сумеет его использовать! А вместо этого его использовал Форсов… Виталий своими руками создал оружие для врага. Горечь от этого была так сильна, что почти перекрывала боль.
И вот ведь ирония… Раньше он думал, что сумеет подчинить любого человека, а уж такого психа, как Кван-Чо, – шутя! Но теперь Виталий не мог произнести ни слова, он задыхался, захлебывался кровью, он уже чувствовал, что ничего не исправит.
Он, гений, умрет от рук примитивнейшего из психопатов! Станет в один ряд с какой-то шлюхой – на суде жертв обычно уравнивают. И все ради чего, зачем?..
Лежа на полу съемной квартиры в расползающемся озере собственной крови, Виталий с непривычным отчаянием подумал о том, какая прекрасная у него была жизнь. Он же получил то, о чем другие только мечтают! Деньги, влияние, признание… Разве этого недостаточно? Тогда ему казалось, что – нет, нужно нечто большее. Сам себе он напоминал наркомана, нуждающегося не в запрещенных веществах, а в ощущении власти над людьми. Он был уверен, что, забравшись так высоко, он будет двигаться только вверх, он никогда не упадет…
Когда сорвалась та история с Оверрайдом, он мог бы остановиться. Не вернуть прошлое, так хотя бы не испоганить окончательно свое будущее! Он понятия не имел, почему предпочел продолжать… Но он никогда, ни на миг не допускал, что проиграет.
Боль набирала силу, сжигала энергию в мышцах, делала тело странно мягким, будто ватой набитым – по крайней мере, чувство было именно таким. Виталий оставался на месте, Кван-Чо его больше не бил, и все же психолога не покидало ощущение, что он падает. Все быстрее и быстрее, в холод, в вечную темноту… в забвение.
То, на что он с легкостью обрекал других людей, оказалось таким страшным… Виталий в последнем проблеске угасающих мыслей захотел крикнуть – не через пространство, через время, обратиться к себе прошлому. Приказать не вступать в опасную игру, не переходить дорогу Форсову, не убивать свою дочь. Наслаждаться моментом, изучать то, что он раньше игнорировал – связи с другими людьми. Он захотел все отменить, просто отменить…
Но у него ничего не получилось.
Глава 15
В жизни Николая Форсова были поступки, которыми он не гордился, но и не сожалел о них. Он понимал, что их необходимо совершить, это не вопрос того, нравится ему или нет. Он поручал этот долг самому себе и выполнял его до конца.
Если он за что и испытывал вину, так это за то, что Вера стала невольной свидетельницей произошедшего. Он не хотел, чтобы ей приходилось сталкиваться с таким – или размышлять о том, на что же способен ее муж. Для нее и только для нее Николаю хотелось быть лучше, чем на самом деле, всегда, каким бы он ни становился и чего бы ни добивался.
Но если он действительно терзался этим и не решался взглянуть Вере в глаза, то она сохраняла спокойствие. Они вместе смотрели местные новости с английскими субтитрами – о том, как в квартире местного мажора нашли двух девушек, живую и мертвую. О том, как этого мажора задержали – ополоумевшего, покрытого кровью, бесцельно метавшегося по улице. И о том, как полицейские прошли по его кровавому следу и обнаружили еще один труп, уважаемого американского психолога, замечательного человека, посвятившего жизнь спасению чужих душ…
На этом моменте Николай выключил телевизор и отвернулся к окну. Он давал Вере возможность избежать сложного разговора, просто отдохнуть, но она такой подарок не приняла. Она села рядом с мужем и взяла его руки в свои.
– Не ты убил его, – твердо произнесла она.
– Я стал причиной его смерти.
– Он приговорил тебя безо всяких угрызений совести.
– Меня это не оправдывает.
– Но разве был другой способ остановить его?
– Я такого способа не нашел, – вздохнул Николай. – Хотя искал… Ты знаешь, как я его искал.
– А еще я знаю, что ты давал Любченко шанс сдаться. Ты просил его одуматься! Ты сделал выбор, Коля, но он тоже сделал. Ты спас эту девочку, а ту, что была до нее, спасти и не мог. А вот у Любченко был шанс спасти и первую. Но разве он попытался?
Все, о чем говорила Вера, было правдой, а совесть все равно саднила. Впрочем, от того, что жена на его стороне, становилось легче – всегда. Николай улыбнулся ей, мягко привлекая к себе.
Сколько бы лет они ни провели вместе, многое оставалось неизменным. Например, живое тепло, которым она всегда была для него. Его личная тихая гавань во время любого шторма… Еще – ставший уже привычным запах чайных роз и меда, исходивший от ее волос. Запах уюта и дома, в который хочется вернуться, особенно после путешествия, которое было совсем уж паршивым, и ледяные ветра долгих дорог исхлестали особенно сильно.
Николаю хотелось просто закрыть эту тему, поверить, что все закончилось, но он пока не мог, оставался еще один вопрос, который он должен был задать.
– Тебя не пугает то, как я использовал Кван-Чо?
– Нет. Почему это должно меня пугать? Он был уже надломлен, тебе не пришлось его ломать. Но я видела, как ты восстановил человека,
