Петербургская баллада - Дмитрий Борисович Леонтьев
– Копировались? – коротко уточнил я. Сегодня моим девизом было: «Краткость – сестра похмелья».
– Да. Оперативники по горячим следам провели обыск на квартире и в гараже этого упыря. Найдены еще три такие же кассеты.
– Одиночка?
– В каком смысле?
– Холост?
– А-а… Нет. Жена и малолетняя дочь. Девять лет. В голове не укладывается… Жена его тоже не верит. Кричит, что все подстроено и ее муж по определению не мог заниматься ничем подобным. Мол, любящий семьянин, отличный муж и заботливый отец. Психушка по нему плачет. А машина в гараже имеется. И, как сообщил мне Алексеев, на первый взгляд салон точь-вточь как на кассете. Проведут экспертизу, то да се… Докажут. Странно только, что ни фотографий, ни описаний погибших девочек в базе данных нет. Не могли же не заметить их исчезновения? Впрочем, это могли быть бездомные или дети алкоголиков, а те сами нередко детей продают… С этим уже не нам разбираться. Наше дело уточнить – был ли факт тиражирования и продажи. Если – да, то когда, кому и все такое…
– Может, он для себя снимал? – предположил я. – Некоторые психи хранят у себя дома разные «сувениры» с мест преступлений. Уши там или…
– Замолчи ты, ради бога! – взмолился Григорьев, спешно наливая себе еще граммов пятьдесят. – Не видишь, что ли, в каком я состоянии? То Алексеев, то теперь ты… Садисты. Вам хорошо, он на дежурстве, ты непьющий, можете порассуждать о всяком… Да, не исключен и этот вариант. Но зачем ему несколько копий?
– Кто знает, что у него в башке? – пожал я плечами. – Он же псих.
– Вот ты и разберись, – подтолкнул ко мне кассету Григорьев. – Опера дадут тебе шанс с ним пообщаться. Алексеев не уходит с дежурства, ждет, так что поторопись. Кассета – копия, так что можешь над ней не трястись. Но учти: если все же имеет место быть налаженное производство по изготовлению и продаже этой мерзости – надо поторапливаться. Насиловал и убивал он явно один, иначе съемки бы вел другой человек, но тиражирование и продажа… тут возможны варианты. И если это так, то в эту самую минуту его подельник срочно уничтожает улики.
– Не думаю, – вздохнул я. – Такими вещами занимаются психи-одиночки. Сами они на порнодельцов не выходят – боятся огласки, а порнодельцам не выйти на них… Скорее всего, парень напился до невменяемости и попытался толкнуть одну из кассет…
– Денис, кто сегодня с похмелья – я или ты? Ты обратил внимание на запрашиваемую им цену? Вполне рыночная. Не сто рублей, не три тысячи. Пятьсот баксов. К тому же Алексеев сказал, что домашняя обстановка у этого хмыря более чем скромная. Даже видика нет.
– Тем более, – не сдавался я. – Имей место налаженное производство, этот тип купался бы в шампанском, а не продавал свой товар первому встречному.
– Вот и разберись, – потерял терпение Григорьев. – А я… Я тут подожду… Если вдруг помощь какая нужна будет.
– Ага, спасибо, – насупился я. – Справлюсь сам… Машины, разумеется, нет?
– Я даже свою в гараже оставил. Куда мне в таком состоянии за руль? Возьми частника, потом из оперативных расходов…
– Дождешься от вас, – махнул я рукой и, не прощаясь, вышел.
Постоял немного на свежем воздухе, приходя в себя после душного помещения, и направился ловить машину.
Остановившийся частник был точной копией подвозившего меня к отделу водителя: такой же сутулый, мозолистый, ворчливо-заботливый. Разве что машина была еще старее и потрепанней.
– Тяжело? – косясь на меня, поинтересовался он. – О-о, то-то! Во всем надо меру знать. Попробуй принять таблетку но-шпы, таблетку анальгина и две таблетки активированного угля. Надежное средство.
– А мне советовали стопку водки.
– Ерунда, – покровительственно заявил он. – Только усугубишь. Послушай опытного человека. Я раньше, бывало, ух как Новый год отмечал… Чего только наутро не перепробуешь… Да-а, нынче не так. Нынче Новый год и справлять-то неинтересно. Я только пару часиков за столом посидел – и на улицу, халтурить. Дома жена все равно бы все настроение испоганила. Вечно ей денег мало, стол бедный, у соседей все не так… Тьфу!
– У вас брата нет? – не удержался я.
– Есть, – удивился мужик. – Только он нездешний. На Валдае живет… А что?
– Да так… Просто спросил… Для поддержания разговора.
Остаток пути я слушал его воспоминания о том, как «было раньше», и как «стало сейчас». Кажется, хоть этот остался доволен своим попутчиком.
Сумрачного Алексеева я нашел в дежурной части. Он стоял неподалеку от камеры с задержанными и нервно курил сигарету за сигаретой.
– Где тебя черти носят, – набросился он на меня. – Три часа назад Григорьеву всю информацию отдал.
– Приехал, как только позвонили, – пожал я плечами. – А ты что, все это время меня здесь ждешь?
– Делать мне больше нечего, – огрызнулся он и, понизив голос, сообщил: – Гниду эту стерегу. Послал Дед Мороз подарочек на Новый год! Не углядишь: то ли сам умудрится повеситься, то ли его наши ребята… по «несчастному случаю» оформят. Не нравятся что-то мне их морды хитрые да перешептывания по углам… Хотя понять можно – у многих дети малые, а такое даже припомнить не могу. Казалось бы, все видел… Ан нет, не все. Такого еще не наблюдал. Положа руку на сердце, будь моя воля… Ты кассету видел?
– Не успел еще.
– Тогда пока и не смотри, – прищурился он на меня. – В твоем состоянии это противопоказано. Что, «добрый» Григорьев прямо из-за стола выдернул?
– Нет… Почти.
– Странно. Я думал, ты непьющий. Впрочем, дело твое. Мне так и вовсе не удалось бокал с «бургундским» поднять. А еще говорят, что как Новый год встретишь, так его и… Представляю, что меня ждет в наступающем году, если такое начало положено… Слушай, тут такое дело… Скорее всего, зря мы тебя выдернули. Молчит этот урод. Я-то думал, что к твоему приезду расколем, но… Крепкий орешек попался. В его положении немудрено в молчанку играть. Тут уж ни «чистосердечное», ни «помощь следствию» роли не сыграют… Чую: еще не один денек повозиться придется.
– Ты вот что. Ты все же дай мне его… Ненадолго.
Алексеев с подозрением покосился на меня:
– Зачем?
– Как – зачем? – даже удивился я. – Поговорить.
– У тебя дети есть?
– Нет… Ах, вот ты что подумал. Нет-нет, у меня в этом отношении нервы крепкие. Ничего твоему душителю не сделаю. С ним и без меня в камере разберутся. Просто поговорить хочу.
– Не станет он говорить. Но если есть желание, то… Не зря
