Голова на серебряном блюде - Содзи Симада
Леона не сразу ответила. Она тоже глядела на фигурку Митараи, взлетевшую на гору верхом. Ласковый ветерок трепал ее волосы.
Сейчас пропеллеров на крышах мечети было почти не слышно.
– Я не знаю, что думает о нем Эрвин.
– А что насчет тебя? – спросил Уокиншоу, глядя на профиль Леоны. Та вновь не сразу нашлась.
– Себя я понимаю еще меньше.
Они оба ненадолго замолчали.
– Но я знаю, что на той горе он обязательно найдет правду и принесет ее нам.
– Веришь в него?
– Не верю. Я знаю его. Если он велит мне ударить тебя ножом, я послушаюсь его. Раз он так просит, значит, это нужно для раскрытия дела.
– Ты бы сделала это и без чьего-либо приказа… Но, выходит, ты любишь его.
Леона внимательно посмотрела на Уокиншоу.
– Эти времена уже позади. Но ты прав. Вера – вот какое чувство он вызывает во мне. Я верю в него точно так же, как ты веришь в фильм, снятый в идеальном освещении. И не сомневаюсь в нем.
Уокиншоу ухмыльнулся:
– Только ты могла сказать такое.
– Знаю, многие считают, будто я поехала головой. Что ж, возможно, для тебя это не более чем слова сумасшедшей…
– Я не это имел в виду. Но, конечно, я слышал много разных сплетен о тебе.
– На целую книгу хватит.
– Значит, ты и сама все осознаёшь.
– Можно и пару любопытных фильмов снять, и телешоу запустить.
– Да, что о тебе только не говорят… Есть, например, слух, будто тебе нравится подчиняться.
Леона взглянула на Уокиншоу с несколько удивленным видом.
– Вот я и подумал, что только ты могла сказать такое. Ты хулиганка в Голливуде. Хищница среди изящных дам и кавалеров на вечеринках. Но вот что интересно – многие приходят к выводу, что твое поведение проистекает из желания, чтобы кто-нибудь схватил тебя и посадил в клетку. По мне, такие суждения возникли не на пустом месте. Похоже, ты таки убедила в этом какого-то плейбоя – а может, даже и женщину.
Леона резко отвернулась.
– Может, ты женская версия Лоуренса Аравийского?[59] Тогда тебе, наверное, понравилось, что я связал тебя минувшей ночью.
Вспыхнув, Леона вновь перевела взгляд на Уокиншоу. Ее плечи затряслись от гнева.
– Оставь свои грязные фантазии! Ты не понимаешь женщин! Думаешь, все они мазохистки, мечтающие об изнасиловании? Что ж, признаюсь: я не из тех женщин, кто категорически не выносит грубого обращения. А что ты скажешь насчет мужчин? Разве все они мечтают, чтобы женщины увидели их в таком униженном состоянии? То, что ты сказал, вполне могло прозвучать из уст насильника, не находишь? Но даже если некоторые женщины втайне желают, чтобы их подчинили себе – а я точно не из их числа, – у них должен быть выбор, кому это позволить. Мужчины смутно понимают это, но боятся, что если слишком глубоко копать, то женщинам они будут неинтересны. Вот и притворяются, что ничего не знают, и перекладывают вину на женскую похоть. Так что знай: мне ничуть не понравилось, что ты меня связал!
Глава 22
Солнечные лучи потускнели. Члены съемочной команды, бродившие кто где по округе, начали стекаться небольшими группами обратно в Парфенон. Все это время Леона и Уокиншоу сидели на стульях и распивали «Перье». Для Леоны минувшие часы были не самыми приятными, но она понимала, что стоит ей куда-то пойти, как оператор-постановщик последует за ней.
Ветер стал холоднее, закатное солнце повисло прямо над рыжеватыми горами. Между колоннами собрались все, кроме Киёси Митараи.
И вот показался роковой автомобиль. Свернув с шоссе и увязая в песках, к Парфенону медленно подъехал «Мицубиси Паджеро» с эмблемой израильской полиции. Все уже приготовились, что сейчас к ним выскочит отряд полицейских, однако на мощеную дорожку вышли лишь два человека в галстуках и летних костюмах – по виду американцы.
– Мистер Эрвин Тофлер? – сказал тот, что выглядел старше. Без тени улыбки на лице режиссер приподнял руку. Подойдя к стулу, на котором сидел Тофлер, следователь обменялся с ним рукопожатием: – Тимоти Райан, полиция Лос-Анджелеса. Понимаю, что вы сейчас чувствуете…
– Привет, милая! – послышался голос его напарника, в руке которого поблескивали наручники. Конечно же, эти слова были адресованы Леоне. Та слабо поздоровалась в ответ.
– Давно не виделись. Надеюсь, ты не забыла, как я выгляжу… – Порывистым шагом Льюис подошел к Леоне и взял ее за плечо. – Давай поднимайся и клади руки на стол.
Леоне пришлось повиноваться. Встав сзади, полицейский обыскал ее на предмет оружия.
– Приятно все-таки брать тебя под арест. Раны, которые ты нанесла, все еще болят по ночам.
Льюис грубо скрутил ей руки за спиной и заковал их в наручники. Леона вздернула подбородок и так сильно изогнулась, что казалось, она нарочно разыгрывает сцену ареста.
– Энтони Льюис, полиция Лос-Анджелеса. Прошу прощения, что лишаю вас ведущей актрисы, но уж такова моя работа.
– У нее правда нашли дома мертвых детей? – спросил Оливер.
– Правда. Мы получили ордер и обыскали дом.
– Не может такого быть! Ты ведь и сам все видел!
– Свои права вы знаете, мисс Мацудзаки. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть и будет использовано против вас в суде.
– Ну же, не стесняйтесь! Все это грязная фабрикация!
– Тогда я еще не видел твоей спальни. Только кукол, которым ты исколола и разукрасила лица.
– Что?! И это было в ее доме? – Уокиншоу ошеломленно вскочил с места.
– Как же я устала… – тихо пробормотала Леона.
– Не меньше двадцати штук, самых разных размеров.
– То же самое она сделала с Кэрол! Кукол ей было мало, и она перешла на людей!
– О чем вы?
– С радостью объясним вам, господа следователи. Я Ричард Уокиншоу, оператор-постановщик. Видите мечеть? Здесь эта ведьма, желая воплотить в жизнь свои больные фантазии, устроила свой дьявольский театр. У нас пять трупов – часть лежит в палатке у стены, остальные в башне над ее комнатой. Прошу вас, садитесь. Похищение младенцев и убийство Баркли были всего лишь прелюдией. Сейчас я вам все расскажу о зверствах этой женщины…
– У нас не так много времени. Давайте покороче.
Уокиншоу толкнул блестящую речь. Приехавшие издалека следователи молча слушали эту невероятную историю.
– Поразительно. – Льюис повернулся к Леоне. – Я и не думал, что ты настолько изощренная садистка. Ты и впрямь порождение дьявола.
– Ладно, едем.
Тут послышался чей-то смех. Райан застыл на месте. Льюис, взявший Леону за локоть, тоже остановился.
Смеялся Эрвин Тофлер.
– Иоанн и Иродиада убиты, хореограф тоже мертв, а в довершение всего арестована сама Саломея. Остались только Ирод с палачами и солдатами… Пожалуй, в истории Голливуда еще не было такого злополучного режиссера. И как же теперь снимать фильм?
– Увы, вам придется искать другую Саломею. Но Голливуд – кладезь талантов. Проведете пробы, и наверняка сразу же будет с десяток кандидатур. Всего доброго.
– Стойте! – Тофлер перегородил им путь, выставив руки перед собой. – К чему такая спешка? Неужели мы должны провести с трупами еще одну ночь?
– Мы направим к вам местных инспекторов и сотрудников морга.
– Может, хотя бы передохнете, выпьете воды? Я скажу повару, чтобы он приготовил нам что-нибудь вкусное. Спокойно поужинаете с нами.
– Мы не хотим пить.
– Обезвоживание в этих краях может стать фатальным… А что насчет ужина?
– Спасибо за приглашение, но мы не голодны.
– Как же так? А место преступления и трупы вы не будете осматривать?
– У нас нет здесь следственных полномочий. Так что этим может заниматься только местная полиция. Позже мы ознакомимся с их отчетом.
– Вы так спокойно об этом говорите… А вдруг трупов станет еще больше?
– И откуда же они возьмутся, если мы увозим преступницу?
– А где железные доказательства, что убийца – Леона?
– Их предостаточно. Что еще вам нужно?
– А точку зрения Леоны вы не хотите услышать?
– У нее есть право хранить молчание.
– Да не нужно оно мне! Просто допросите меня. Ничего плохого я не делала.
– Ваши показания мы запишем в участке. У нас на этот вечер
