Воровской дневник [Сборник] - Николай Иванович Леонов
Внезапно открылась входная дверь и на пороге появилась высокая фигура.
– Ты как тут оказался? – раздался голос Тихомирова, и Стас остановился на полпути.
– Да вот, зову тебя, а ты не выходишь, – понизил тон Крячко. – Подумал, что к тебе кто-то забрался.
– Да нет здесь никого, только я, – спокойно ответил Тихомиров и прикрыл дверь, оставаясь снаружи. Он спустился на тропинку, но подходить к Стасу не стал.
– А у меня машина заглохла, – пожаловался Крячко. – Как знал – ехать не хотел, но жена прислала за банками. А ты тут что делаешь в такое время?
– Дела, – уклончиво ответил Тихомиров, сохраняя дистанцию. – Завтра покупатель приедет, вот я с вечера решил приехать. Извини, в дом не приглашаю, там бардак. Заглох, значит? А причину искал?
– Насколько это возможно, – ответил Стас. – Просто встал не под фонарем, а чуть дальше. Да и от фонаря света, сам знаешь, с гулькин нос. Думал «прикурить» от твоего аккумулятора.
– Тебе проще выйти на дорогу и поймать кого-то там, – рассудил Тихомиров. – Сразу и поедешь.
– В принципе, можно, – почесал затылок Стас. – Но почему-то подумал про тебя. Ну ладно, попробую найти еще кого-то. Может быть, и сам разберусь.
– Извини, друг, ничем не могу помочь.
– Да я понял. Но я еще спросить хотел.
Гуров приготовился. Стас тянул время, но Тихомиров мог психануть в любой момент.
– Спрашивай, – разрешил он.
– Как ты?
– Ты о чем?
– Ну… я про сына. Как ты?
Тихомиров задрал голову и замер в таком положении.
– Если я чем-то смогу помочь, то только скажи.
– Я просто хотел побыть один, – ответил на это Тихомиров. – К тебе это не относится. Ты там был, ты нашел Андрея, ты меня сейчас чисто по-человечески про него спросил. А другие лезут в душу. Чужие люди со своими ощущениями моего горя. Моего.
Стас достал сигарету.
– Ты не против? – спросил он.
– У меня нет времени, я же сказал, – раздраженно повторил Тихомиров.
«Он не вынимает руки из карманов, – заметил Гуров. – И не понять толком, вооружен или нет. Похоже, что нет, иначе бы стоял в другой позе. Но, возможно, оружие у него в доме, а к Стасу вышел с пустыми руками только потому, что знает его. Но напряжен, и это заметно. Руки не протянул, ближе не подходит. Дает понять, что его отвлекают. Однако разрешил Стасу остаться и закурить. Значит, пытается понять, опасен он или нет».
О Марине Гуров старался не думать. Все равно он ее не видел, а тот, кто ее похитил, находился прямо перед глазами.
«Жива, – внезапно понял Гуров. – Иначе бы Тихомиров свернул разговор еще раньше. Или вообще не вышел бы из дома».
– Я быстро покурю, раз уж такое дело, – пояснил Крячко. – Раз уж зашел разговор. Утешать не собираюсь, можешь не бояться. Я в полиции работаю, насмотрелся на всякое. Слова не помогут, а некоторые и доконать могут. Знаю, что говорю. Прекрасно понимаю твои чувства.
Тихомиров не ответил. Стас тоже замолчал.
– Ты знаешь, а ведь у меня были мысли насчет твоего дома, – вдруг заявил он. – Покупатель завтра приедет?
– Наверное. Пока договорились, но может и не появиться.
– Если снова не срастется, то перетрем тему, – многозначительно произнес Крячко. – У меня твоя дача из головы не выходит. Какого года, говоришь, дом?
«Долго это продолжаться не может, – подумал Гуров. – Сейчас он пошлет Стаса подальше и вернется в дом».
– Дом старый, – голос Тихомирова постепенно становился нетерпеливым. – Я тебе после покажу. Давай прощаться, у меня действительно полно дел.
– Давай, – протянул руку Стас, оставаясь стоять на месте.
И Олег Анатольевич уступил. Он подошел к Крячко и протянул в ответ свою руку.
Стас отреагировал мгновенно. Через три секунды Тихомиров лежал лицом в землю, а в его спину упиралось крепкое колено полковника Крячко. Стас обшарил его карманы.
– Пусто, – сообщил он.
Лев распрямился и поспешил в дом. Пистолет в то же время держал наготове: а вдруг, кроме Марины, там еще кто-то?
Марину он нашел на кровати в комнате, когда-то служившей Тихомирову спальней. Недорогая советская мебель, до жути знакомые предметы из прошлого, включая будильник, лакированную «горку» и радиолу «Ригонда». Девушка крепко спала и не проснулась даже тогда, когда Гуров звал ее по имени, обыскивая комнаты.
В спальне стоял плотный «аромат» перегара. Гуров подошел к окну и раздвинул тюлевые занавески. Помахал рукой, дав знак, что внутри все в порядке. Мимо окна прошел Гойда, и вскоре его шаги Лев услышал уже в коридоре.
В спальню зашла врач «Скорой». Гуров посторонился. Врач присела на край кровати и достала фонендоскоп.
– Как он там? – спросил Гуров у одного из оперативников, заходящих в дом.
– Задержанный-то? Не очень. Сидит, смотрит в угол. А за что его?
– Сына убил.
– Да уж, – хмыкнул оперативник. – А я думал, что серийного маньяка задержали.
– Ему до маньяка совсем немного оставалось, – ответил Лев. – Ладно, работайте. Не буду задерживать.
Он вышел на улицу, достал пачку сигарет, вынул одну, но курить раздумал. Все-таки свежий воздух, без выхлопов, примесей и всякой иной дряни. Дыши полной грудью, кто ж мешает?
В больнице Марина провела неделю. Раиса Петровна навещала ее каждый день, о чем Гурову по его же просьбе сообщала заведующая отделением.
В день выписки девушку встречали Лев Гуров и Стас Крячко. Взяв из ее рук сумку с вещами, проводили до машины.
– А где Раиса Петровна? – спросила Марина.
Гуров выразительно указал ей на сиденье. Садись, мол.
– Понятно, – только и сказала она.
До Петровки, тридцать восемь, Марина не произнесла ни слова.
– Это настоящий допрос, Марина, – сообщил Гуров в кабинете. – Уже не беседа в парке. Но кофе или чай предложить могу.
– Догадалась, не дура, – отвела взгляд Марина. – А за кофе и чай спасибо, пока не хочу.
– Тогда погнали, – вздохнул Стас и нажал на кнопку диктофона.
Марина не сразу стала рассказывать. Сначала словно пыталась что-то вспомнить, задавала вопросы то про кладбище, то про свою работу, которую потеряла. Несколько раз принималась плакать, а когда успокаивалась, то все начиналось заново. Крячко и Гуров терпеливо ждали. Они привыкли к таким концертам и старались сразу же их прекращать, но с Мариной была другая ситуация, о которой Гурова предупредил знакомый психолог: она будет заново переживать свое прошлое до тех пор, пока не поймет, что она не только жертва, но и соучастник преступления.
В конце концов она и сама устала от своего поведения.
– Я ведь сяду,