Смерть в партере - Кирилл Витальевич Бузанов
Место мне Карлович и впрямь добыл знатное — в директорской ложе! Там же он устроил небольшой буфет, куда меня прямо от входа любезно отвели двое крепких парней в чёрных костюмах. Я было немного напрягся — не случайно я назначил встречу в людном месте, но интуиция вкупе с логикой мне подсказывали, что и здесь со мной ничего не случится.
Он ждал меня там один, выглядел лучезарно, и в лицо я его, конечно же, знал. Но как-то никогда не доводилось общаться с этим импозантным мужчиной с небольшой серебряной сединой и в голове, и в эспаньолке, руководящим безопасностью главного театра страны, а то и мира. Начал же Александр Карлович совсем с неожиданных для меня дифирамбов: «Давно хотел, кстати, лично познакомиться, так как наслышан про то, как вы замечательно танцевали, в курсе, чем вы сейчас занимаетесь, вижу, что вы искренне балету служите. Таких людей мало, а для театра они очень важны и полезны. Весьма рад знакомству!»
Я даже опешил слегка от столь откровенного подхалимажа, но виду не показал, а, наоборот, сделал вид, что лестью своей он меня обольстил: «Да полноте, полноте! Я сейчас покраснею! Спасибо за столь лестные отзывы о моей скромной персоне, тем более приятно слышать их от вас, так как сразу видно, что вы в людях отлично разбираетесь! Да и я слышал про вас много хорошего, да и вижу, что при вас в театре с безопасностью всё на высоте!» За что кукушка хвалит петуха? За то, что хвалит он кукушку! Обменялись мы восхвалениями, и я понял, что надо продолжать косить под дурика — по дороге я так и не решил окончательно, как себя вести, теперь — понял наверняка.
А привычка артиста вживаться в разные образы на сцене волей-неволей перекочёвывает в повседневную жизнь, я же меняю образы под общение с разными людьми мало того что сознательно, так ещё и часто обдуманно. Не стану скрывать, что отчасти это попахивает двуличностью как минимум, но привычка эта въедлива, к тому же весьма эффективна — приличную помощь даёт в осуществлении задуманных планов. Если ты правильно выбрал манеру общения с конкретным человеком, то расположишь его к себе, и легче станет получить от него то, что тебе нужно, — цинично, конечно же, но ведь практично!
Тем более Александр Карлович, судя по всему, тоже пребывал «в образе» — не думаю, что в таком же ключе он со своими подчинёнными охранниками общение ведёт… И, как я считаю, мне удалось создать свой образ — дурика — предельно убедительно! Как мне показалось, он в него поверил, после же фанфарного вступления главный по безопасности перешёл к прозе жизни: «Не буду, впрочем, вас задерживать беседой не по теме, тем более первый уже дали, а перейду к делу. Вы правильно догадались, в чём причина нашей встречи — в печальном пятничном инциденте. Увы… Но хочу сразу сказать, что я выступаю на вашей стороне. Вы — часть театра, а мне поручено его оберегать. Я уже общался с Виолеттой Павловной и в курсе, что вы совершенно случайно оказались рядом с покойным. И в силу этого никоим образом не можете быть причастны к этому несчастному случаю, тем более по результатам вскрытия установлено, что смерть наступила естественным образом. Вы здесь совершенно ни при чём, и именно это я и пытался всеми способами донести до моего коллеги, который возглавляет секьюрити у спонсора. И очень я удивлён его упрямством в желании с вами встретиться, более того, не буду этого скрывать, „серьёзно“ поговорить, как он сам выражается. На мой взгляд, он чрезмерно кипятится, и я, честно говоря, за вас начинаю немного переживать…»
Вот оно как! Добрый какой дядечка, переживает он за меня! Ладно, я всё же хоть и бывший, но артист — переиграю его, можно не сомневаться! И я включил испуганного дурика: «Боже милостивый! Да вы меня запугали, а ведь обещали не портить настроение! И что же мне теперь делать — в полицию бежать? Ну, знаете, Александр Карлович, теперь я начинаю уже сомневаться, что всё хорошо с безопасностью в театре! Я под его сводами большую часть жизни уже провёл, а теперь мне смертельная опасность из него угрожает! Дайте мне воды, мне что-то плохо…»
Сыграл я достоверно: Карлович даже заметно струхнул, что я сейчас в обморок грохнусь, а воду наливал слегка трясущимися руками.
Но, молодец, быстро пришёл в себя, просчитал варианты и выбрал правильную тактику — стал успокаивать и ситуацию смягчать: «Глеб, да уж извините, и не думал вас расстраивать! Простите старого служивого дурака — вечно грубые казённые слова лезут. А вы — человек тонкой душевной организации, вам эта грубость неприятна. Да и слишком вы близко к сердцу слова мои приняли, возможно, и истолковали слегка преувеличенно. Не переживайте так, не грозит вам никакой смертельной опасности, тем более из театра! Я лично буду гарантировать вашу безопасность здесь!»
Я изобразил вымученную улыбку благодарности, Александр Карлович воспринял это как добрый знак и пошёл в аккуратную атаку: «А чтобы я мог гарантировать безопасность, и не только здесь, давайте сделаем так: вы мне сейчас расскажете, что вы видели или слышали, пока сидели рядом с умершим. А я встречусь с назойливым своим коллегой, всё ему перескажу и потребую, чтобы он отстал от вас раз и навсегда! Хорошо?»
Хорошо-то хорошо, в любом случае надо что-то рассказать — это как минимум даст паузу. Но сейчас мне предстояло красиво соврать, а я очень не люблю вот так врать в глаза. Сознательно и давно я изживаю из себя эту вредную привычку, правда, до победы над ней мне ещё далеко, однако это явно случай «лжи во благо». И я решил врать под этим смягчающим соусом, а историю придумал заранее: «Так ничего такого и не было! Он, когда меня посадили, повозмущался немного, потом успокоился, а на антракт, ещё пока аплодисменты не кончились, уже убежал. Когда я на второй акт пришёл, сразу после третьего, он уже сидел, а когда встал, пропуская, то таким сивушным перегаром на меня дыхнул, что меня чуть не стошнило. Во время действия я на него ни
