Иллюзионист. Иногда искусство заставляет идти на преступление, а иногда преступление – это искусство… - Анастасия Щетинина
Платон и не думал бояться. Подойдя к попугаю, он пощелкал языком и пропел:
– Гоша хороший!
Попугай встрепенулся и назидательно сообщил:
– Двойной марьяж. Пикóвкой бью. Обдернулся [16], пижон!
«Как есть обдернулся, – мысленно согласился с ученой птицей Платон, – а еще филолог! Отравитель, ревнивец… А про игрока-то [17] и позабыл!»
Сыщику чрезвычайно хотелось проверить свою догадку немедленно, но он решил повременить и узнать, что на этот раз предложат ему за молчание. Однако молодой Литке заговорил о другом:
– Я знаю, кто папашу убил, – заявил он с пафосом провинциального трагика. – Англичанин.
– Почему вы так думаете?
– А чего тут думать? – Сергей заглянул под кровать и, не найдя ни одной полной бутылки, досадливо чертыхнулся. – Дураку ясно! Подсыпал докторишка яда в микстуру, и дело с концом.
– Возможность совершения преступления основанием для подозрений не является, – осторожно возразил Платон. – Важен мотив, а у доктора его нет. Он ведь не наследник.
Литке-младший скроил презрительную гримасу.
– Какая пошлость – сводить все к деньгам! Может, у Бота была иная причина папашу порешить.
– Какая?
Сергей развел руками:
– Черт его знает! Мне известно только, что папаша накануне своей смерти хотел нанять нового врача, а Бота из дома выгнать… Вы что же, не верите мне?
Платон пожал плечами.
– Убийцы всегда подставляют под обвинение другого, – небрежно заметил он и, пока потрясенный его заявлением Сергей не пришел в себя, выпалил: – Вы погрязли в карточных долгах. Отец отказал вам в содержании, тогда вы решили его убить и получить наследство.
– Ах ты!..
Наследник обложил коллежского секретаря словами, отсутствовавшими в учебнике русской словесности, выдернул из ножен висящую на стене саблю и рубанул воздух в паре дюймов от лица Платона. Сыщик отскочил и оказался зажатым между стеной и койкой. Сергей снова рубанул, норовя отсечь оскорбителю голову. Платон присел и, потеряв равновесие, упал на четвереньки. Под рукой у него оказалась одна из пустых бутылок, и он толкнул ее под ноги нападавшему. Сергей сделал шаг, наступил на бутылку и опрокинулся на спину, выронив саблю. Не мешкая ни секунды, Платон схватил ее и приставил клинок к груди поверженного врага.
– Признавайтесь, вы убили своего отца? – грозно вопросил он.
Оглушенный и порядком струсивший Сергей замотал головой:
– Нет! Клянусь! Он бы мне и так с долгами помог!
– Подозрений с вас не снимаю, – сурово объявил Платон, – и арестовываю за нападение на полицейского.
Отсалютовав и прихватив с собой саблю, он вышел и тут же наткнулся на Чижова.
– Экий вы гусар! – рассмеялся нотариус. – Сергея Ивановича допрашивали? Ну, что дознание? Время-то к вечеру. Может, я вам чем полезен могу быть? Пойдемте ко мне, поговорим. Заодно угощу вас кофе. Я его сам по-турецки готовлю.
– Расскажите про Сиена, – попросил Платон, наблюдая, как Чижов снимает с примуса турку и разливает по чашкам ароматный напиток. – Миниатюра действительно стоит триста тысяч?
– Может и больше, – подтвердил нотариус. – Она датирована тринадцатым веком. Сейчас фотолитографию покажу.
Чижов вынул из забитого бумагами портфеля стопку документов, порылся в ней и извлек фотографию обтрепанного манускрипта с изображением Апостола Матфея со свитком в руке. На свитке ломаным готическим шрифтом было начертано: «Оmnis enim qui petit accipit et qui quaerit invenit» [18].
– Вы, видать, ценитель? – хмыкнул нотариус, заметив, с каким интересом Платон рассматривает литографию.
– Нет, – рассеяно признался тот, – просто странно…
Он не договорил, отвлекшись на протянутую ему чашку, а потом спросил:
– Литке показывал миниатюру специалистам?
– А как же!
Чижов снова ринулся перебирать бумаги и на этот раз предъявил коллежскому секретарю заключение со множеством подписей и печатей, но Платона заинтересовало не оно, а отложенный нотариусом в сторону запечатанный конверт, подписанный рукой покойного и адресованный одному из университетских преподавателей Платона. Сыщик потянулся к конверту, но нотариус уже сгреб все бумаги обратно в портфель.
– Чего же вы кофе не пьете? Не понравился? – озабоченно спросил Чижов.
Платон взглянул на стоящую перед ним чашку и вдруг вскочил.
– Простите, мне нужно идти, – торопливо проговорил он.
От нотариуса Платон поспешил к Боту. Едва он свернул в нужный коридор, как услышал за спиной торопливые шаги. Обернуться сыщик не успел, лишь почувствовал движение воздуха над ухом и тут же провалился в звенящую вязкую мглу…
– Говорил же, что вы станете моим пациентом, – невозмутимо произнес доктор Бот, ощупывая голову пришедшему в сознание Платону. – У вас замечательно крепкий череп. Кость цела, только легкое сотрясение. Как вы, русские, говорите: до свадьбы заживет.
Бот приложил к голове Платона смоченное в холодной воде полотенце. Молодой человек ойкнул и наконец понял, что лежит на походной койке в комнате доктора.
Англичанин меж тем спокойно объяснял:
– Я услышал за дверью грохот, вышел и обнаружил вас. Судя по лежавшей рядом с вами сабле, – Бот кивнул на стоящее в углу оружие, – на вас напал Литке-младший.
– Нет, – мотнул головой Платон, комната слегка закачалась, – сабля была при мне.
Он пощупал набухающую над левым ухом шишку и уверенно заявил:
– На меня напал убийца Литке, и я знаю, кто это.
Доктор нахмурился.
– Вам нужна помощь? Не врача, а джентльмена.
Сыщик испытующе посмотрел на Бота и сурово спросил:
– Почему Иван Петрович хотел вас выгнать?
Англичанин вздохнул, но ответил без колебаний:
– Он узнал, что в Англии я был лишен докторского патента из-за пагубного пристрастия к опиуму. Однажды, находясь под влиянием этого зелья, я совершил непростительную ошибку, в результате которой умер мой пациент. Мне запретили заниматься врачебной практикой. Тогда я вылечился от опиумной зависимости и отправился в другие страны, где никто моего патента не спрашивал.
– Наверное, в романе Стивенсона описано что-то подобное… – пробормотал Платон.
– Не читал, – откликнулся Бот и повторил свой вопрос: – Я могу быть вам полезен?
– Можете! – подтвердил Платон. – Во-первых, сообщите всем, что я неловко упал и пробуду в беспамятстве несколько дней. Во-вторых, отправьте две срочных телеграммы. И в-третьих, ответьте еще на один вопрос.
Расположившиеся в гостиной наследники мрачно взирали на сыскного надзирателя, который, вопреки прогнозам доктора, оказался жив-здоров и, похоже, намеревался сообщить им что-то неприятное. Бодрыми и невозмутимыми выглядели только Сомов, Чижов и Бот.
Платон взглянул на часы и объявил:
– Хотя до окончания установленного срока осталось четыре часа, я готов назвать имя убийцы Ивана Петровича Литке.
– Это было убийство? – ахнул Андрей Петрович.
– Назовите убийцу! – потребовала вдова.
– Зачем его кому-то было убивать? – взвизгнул Бобриков.
– У каждого из вас имелся свой повод, – ответил на последний вопрос Платон.
– Кто убийца?! – рявкнул Сергей. – Доктор?
– Нет, – возразил сыщик. – Господин Чижов.
Все как один уставились на нотариуса. Тот сперва побледнел, потом побагровел.
– Что вы себе позволяете?! – прохрипел он. – Я полицмейстеру жаловаться стану!
– Ваше право, – невозмутимо ответил Платон. – Но не забудьте указать в жалобе, что напали на сыскного надзирателя.
– Вы же вроде сами упали? – нотариус заметно снизил тон.
– Нет, меня ударили по голове слева со спины. Нападавший – левша.
Чижов достал записную книжку с карандашом и уверено написал правой рукой:
