Порванные нити - Марина Серова
– В том-то и дело. Сергей привык действовать как туповатый рэкетир на рынке. А мы ведь уже занимались недвижимостью. К нам потянулись серьезные люди, которым нужна была безопасность в делах, надежность. А Сергей ставил ультиматумы, он был такой карикатурой на распространенный образ братка в малиновом пиджаке и с золотой цепью. Понимаете?
– У вас был такой пиджак? – решила я слегка усыпить бдительность Матренина.
– Конечно, был, – захохотал он, – самое смешное, мне его мама достала, я в нем на выпускном гулял. А у Сереги была кожаная черная куртка. Ему шло, он блондин был, смотрелся очень эффектно.
– Вы говорите о нем без неприязни, – заметила я, – а между тем вы даже судились с ним.
– Основательно вы закопались! – восхитился он. – У нас с Серегой много чего было, и хорошего, и плохого. Когда я понял, что с ним нельзя делать бизнес, то решил уйти, а так как я был партнером, то часть активов принадлежала мне. Понятное дело, что полюбовно делиться Сергей не хотел.
– И чем кончилось разбирательство?
– Смертью Сергея, – на этих словах мужчина стал серьезным, – не очень звучит, согласитесь?
– Да, – ответила я, – очень подозрительно. Вам не задавали вопросы?
– Конечно, задавали. Но с моей стороны больше не было имущественных претензий к бывшему партнеру по бизнесу. Тут снова отец настоял на том, чтобы я все оставил Сергею. И снова ему спасибо, я потом на госслужбу пошел, уже не до бизнеса было.
– Вы были очень близки с отцом? – не могла я проигнорировать очевидное.
– Наверное, хотя он держал меня на расстоянии. Не принято было в мое время к детям проявлять приязнь. С внуками он уже другой был, разумеется. Я даже завидовал, – тепло улыбнулся мужчина.
– А с семьей Сергея после его смерти вы поддерживали отношения?
– Нет, как-то не сложилось. Зинаида Павловна тогда на всех нас кидалась, говорила, что мы убили Сергея.
– На нас – это на кого? – перебила я.
– На всех, кто был вместе с ним незадолго до того, как его не стало. На меня, жену Сергея. На еще одного нашего товарища. Естественная реакция, я считаю, на смерть сына. Поэтому с моей стороны обид не было, но и общение прервалось. Хотя я все детство с тетей Зиной дружил, она была приятной женщиной.
– А жена Сергея? Какой она была? – Мой маскарад грозился окончиться моим полным разоблачением.
– Обычной, – с готовностью ответил мужчина, – тихая такая девчонка. Серега ревновал ее сильно, поэтому держал подальше ото всех. Хотя у нас железно с этим было, на чужих девчонок мы не смотрели, – засмеялся он.
– Кодекс пацана? – подыграла я.
– Да, кодекс пацана, – согласился он, – но он как-то все равно слишком строго себя с ней вел. Ну, а что про молодежь-то? – напомнил он.
– Как раз подвожу, – встрепенулась я и снова призвала на помощь собственное красноречие.
К концу интервью Артем Леонидович, уже не стесняясь, разглядывал меня и отпускал двусмысленные комплименты. У него был приятный голос и благодушный громкий смех, который то и дело оглашал кабинет. Для пожилого мужчины выглядел он неплохо, хотя красноватый цвет лица и лишний вес выдавали в нем человека, которому не чужд гедонизм. Когда он рассуждал о работе, то его полные ладони с коротковатыми пальцами смешно сжимались. В целом, впечатление он производил приятное, даже сальные взгляды в мою сторону не вызывали опасений. Он любил внимание и был щедр на комплименты.
Спустя полтора часа я засобиралась. Едва я потянулась к диктофону, как мою руку накрыла ладонь Артема Леонидовича.
– Что вы, Танечка, даже фотографировать меня не собираетесь? – делано строго спросил он.
– Точно! – не выходя из образа, согласилась я. – Давайте возле окна?
– Там же стройка, – возразил глава управы.
– И это прекрасная метафора новых свершений! – горячо заявила я, прервав спор.
К тому времени, как мы закончили, Восточная управа уже была полна людей. Из приемной меня проводил строгий и внимательный взгляд секретаря Матренина, женщины средних лет с черными волосами ниже талии и вишневым блеском на искусственно пухлых губах. Вежливо улыбнувшись, я ретировалась.
Не стоило ожидать от Матренина честного рассказа на якобы стандартном интервью. Такие люди даже в присутствии адвоката не склонны впадать в сентиментальность и откровенничать. Хотя то, что он рассказал, не противоречило тому, что мне удалось узнать, всегда оставалась вероятность, что это была официальная версия его биографии, которая позволила ему двигаться выше по карьерной лестнице. Артем Леонидович был из непростой семьи, и возможности по вытаскиванию себя из неприятностей у него были на порядок выше, чем у других членов минцевского кружка. То же бытовое отравление для них было невинной шалостью по сравнению с тем, как они расправлялись с конкурентами в начале своей деятельности. Да и в то, что он так запросто отдал активы Минцу, верилось с трудом. Одно из главных правил нечистых на руку людей гласит, что все отдавать никогда не следует, это опасно. А Матренин не производит впечатления человека, который рискует собственной безопасностью. И почему заявление было написано исключительно на Анну, а друга детства даже не упомянули в нем? Неужели потому, что за Анну некому было заступиться?
Глава 8
Все еще не определившись, какая из многочисленных Зуевых являлась лучшей подругой пропавшей вдовы, я решила начать поиски с истоков, а именно с дома детства Анны.
Припарковавшись недалеко от искомого адреса, я с удовольствием прошлась вдоль трехэтажных сталинских домов. Некоторые из них были мило выкрашены в светло-желтый или бежевый цвета, а какие-то здания все еще сияли облупившейся штукатуркой, за давностью лет обойденные вниманием коммунальных служб.
Я любила эти старые дома. Они выглядели уютными, не в пример своим более молодым и высоким собратьям. Дворы в них утопали в зелени стараниями местных старожилов. И возле них всегда можно было найти место для парковки.
Присев возле подъезда, я решила для начала как следует осмотреться и просто послушать сплетни. Наверняка кто-нибудь из местных бабушек скоро спустится вниз посидеть на лавочке. На одну такую, возле бывшего подъезда Анны, я присела, с аппетитом вгрызаясь в маслянистый беляш, купленный по дороге. Не успев позавтракать, сейчас я просто физически ощущала черную дыру у себя в животе.
– Ууу, жадная какая! – услышала я детский голос. – Смотри, меня не съешь! – Грозная рожица пятилетнего мальчишки смешно смотрела на меня из зарослей лилейника и колокольчиков.
– Макс, хорош к людям приставать! – окликнула его сухонькая старушка, опирающаяся на трость. – Хоть дыхание перевести, – сказала она, присев
