Барбара Фришмут - Пора созревания
Рыбья спина, истерзанная Унумгангом, распалась на кусочки, мелкие кости отломились — пришлось их выуживать из мяса. У профессора появилось дополнительное время для лекции.
— Католическая аббатиса, что предполагает наличие изрядного образования, которая из Трунзео, точнее из монастыря Траункирхен, а это, в свою очередь, значит, что она была бенедиктинкой и, следовательно, подчинялась строгим правилам ордена, с монахинями, позже прозванными лейслингинками, в тогда еще поистине дикой удаленной местности основала собственную обитель… И заметьте — где-то в конце XIII века. Теперь спросите себя: что же женщина, так сказать, явно склонная к мистике и экзальтации, что в определенном смысле одно и то же, — так что же она, этакая средневековая powerwomen, уж позвольте мне подобный термин, могла написать поэту вроде Незими, навстречу которому ее, возможно, толкали как собственная вздорность, так и поиски новых спиритических источников? В чем тут соль? И вообще, можно ли обнаружить что-нибудь стоящее в ее излияниях? Незими с младых ногтей вращавшийся среди инакомыслящих, без сомнения, понимал, что церковный мейн-стрим воспринимает его как еретика. Скорее напрашивается мысль, что он, будучи достаточно свободомыслящим, разносторонним человеком, вступил в дискуссию с монахиней об именах Бога или, например, о понятии любви относительно живых существ и предметов. Загадка заключена в Вендлгард. И в несовпадении сроков. О чем она писала Незими? И что означает расхождение во времени — может, банальная ошибка в вычислениях?
Наконец-то! Я победила рыбину. Полив филе распущенным сливочным маслом, я вернула тарелку профессора. Тот зачастил вилкой, похоже, не соображая, что делает, хотя рот открывал аккурат в тот момент, когда подносил к губам очередной кусочек.
А может, временной сбой объясняется просто? Некие события, те, что летопись не зафиксировала как параллельные, — в сущности, это же просто даты на бумаге — происходили синхронно? И вообще, насколько летописцы заслуживают доверия? Разве кто-то там не утверждал, мол, все Средневековье — сплошная фальсификация и никакого Карла Великого никогда не было? Или ученый, бравшийся доказывать, что христианство, корни которого он выводил из шумерского культа гриба, много старше иудаизма?.. Достославный XIII век отличался разного рода прорывами, и если Вендлгард фон Лейслинг действительно существовала, то она делила его с Франциском Ассизским и Джалаледдином ибн Бахаиддином Руми. Совет профессора — сначала выяснить, что содержится в письмах, — хорош, только как его выполнить?
Не ставим ли мы себя изначально в узкие рамки, цепляясь за готовое решение и не задумываясь о других? Пусть меня удивят: посмотрю, как заинтересованные лица подступятся к разгадке. Хотя дело, безусловно, касается и меня: слишком много ниточек лежит явно или скрыто вокруг меня.
Мы подчистили тарелки. Официантка принесла меню, о чем ее не просили, профессор закурил.
— В любом случае, очень любопытно, кто из вас первым придет к финишу!
Я метко попала впросак. Унумганг злобно покосился на меня:
— Вы всерьез полагаете, что я буду участвовать в гонках?
— Мне показалось, вам не терпится расшифровать манускрипт.
— Ну да. Если бы вы передали мне его лично и эксклюзивно. А так…
— Что «так»?
— А то! Теперь эти молодые честолюбцы трупом лягут, и скорее всего напрасно! Не испытываю ни малейшего желания уподобляться им.
Не обиделся ли он часом? После всех его разглагольствований меня это весьма удивило. Как бы там ни было, я решила: только окажусь дома — точнее, если выберусь живой из машины Унумганга, — лично возьмусь за переписку и посмотрю, что подскажут мне собственные ощущения и мозги.
К ресторанчику причалила моторная лодка, так называемая плоскодонка, она привезла туристов, ездивших на Каммерзее, маленькое озеро, расположенное дальше, за Топлицзее. Среди прочих на мостки вылезли — я глазам своим не поверила — Пат и Августа, экипированные как участницы игры на выживание. Вид у них был такой, словно они вырвались из ада.
Они подошли к террасе, разулыбались нам: Пат — шире, Августа — сдержаннее, и спросили, не возражаем ли мы, если они подсядут к нашему столику.
Профессор учтиво встал и помог сесть прогерманским исследовательницам из «Женского образования».
— А я думала, вы сейчас сидите с горящими ушами над копиями. — День явно был не из тех, что способствует моему мыслительному процессу.
Словно впервые услышав о копиях, Пат и Августа переглянулись. Похоже, азарт, вызвавший стычку из-за барсука в прошлое воскресенье, улетучился.
Лицо Пат озарило вдохновение.
— Мы не могли не побывать на месте событий, столько значивших для истории Третьего рейха, раз уж мы оказались поблизости.
— Я не простила бы себе всю жизнь, если бы упустила такой счастливый случай! Это озеро, находящееся на стыке реальной истории и нереального времени… — подхватила Августа.
— Нереального времени?.. — У меня возникло чувство, будто я что-то упустила.
— Мифов, — уточнила Пат.
— Тени друидок прямо-таки извиваются на воде! — Лицо Августы тоже забавно вспыхнуло.
— Надеюсь, вы нашли сокровища? — спросил Унумганг, стирая следы съеденных блинов в уголках рта. — Без сокровищ имеете полное право требовать деньги назад.
Августа и Пат вновь обменялись взглядами и проигнорировали совет профессора.
— Должно быть, вы чувствуете необычайное воодушевление, живя в таком месте! — Пат повернулась ко мне: — Здешнюю энергетику нельзя не почувствовать.
Августа уточнила:
— Негативную энергетику. Впрочем, мне трудно определить, что я чувствую. Но присутствие силы несомненно. Любой лозоходец это подтвердит. — И уткнулась в меню.
Унумганг, шутка которого канула в пустоту, подал знак официантке, желая расплатиться. Та сразу подскочила: она уже заметила появление новых гостей.
Мы освободили плацдарм, пожелав дамам «приятно откушать» — как выразился Унумганг, замшелый аристократ.
Я выжила. После поездки с Унумгангом мне срочно понадобилось прилечь на что-нибудь устойчивое, например, на диван, и вздремнуть. Меня тут же окружили сущности, похожие на друидок, хотя даже во сне я точно не знала, как последние выглядят.
Их значение составляло 112, число совпадало, как я выяснила в результате арифметических усилий, покинув диван, с идеализмом, здоровьем, навигацией, медлительностью, матриархатом, гуманизмом и толкованием. Оцепенение слишком глубокого послеполуденного сна еще сказывалось, но с чашкой кофе в руке я могла довольно ловко складывать числа, хотя само по себе это не бог весть какая наука.
В состоянии, подобном моему, звонок телефона звучит просто оглушительно. Я прикинула, как поступить: вытащить штекер из гнезда или отправить аппарат в посудомоечную машину? Разум возобладал. Я нажала положенную кнопочку и поднесла трубку к уху, совсем не готовая к такому испытанию.
— Приветствую! — сказал пастор, как обычно. — Как ваши дела?
Я подавила зевоту.
— Что новенького?
— Вы посмотрели вашу копию?
Я с ужасом вспомнила о ее существовании. Однако бодро спросила:
— А что?
— У меня есть сильное подозрение, что первый текст так называемой Вендлгард на самом деле одно из писем Хильдегард фон Бинген!
Я вздрогнула.
— Почему вы так думаете? — Типичный вопрос, чтобы выиграть время.
— Однажды я выписывал оттуда цитаты для своей диссертации. И теперь мне все это кажется подозрительно знакомым. У вас, случайно, нет томика ее писем?
— Где-то должен быть.
— Можно зайти к вам, полистать его?
— Пожалуйста. Впрочем, не уверена; что найду.
Когда-то я писала о ней, о Хильдегард. Я положила трубку и ринулась искать книгу.
Зарницы нервно освещали небо, потом, собравшись с мыслями, сгруппировались в убедительную, яркую молнию и резко полыхнули в окно сквозь листья дикого винограда. И пока следом за вспышкой тяжело катился гром, я разглядывала Iris elegantissima, который молчком острил зеленый ятаганчик. Я нагнулась ближе: так и есть. Определенно, он рос. Точно так же, как тот ирис, корневища которого привезла мне из Непала невестка. Была поздняя осень, когда один из саженцев не выдержал и, как рьяный пионер, выскочил из ряда, то есть из земли. Остальные подтянулись только весной.
Я снова подошла к стеллажам, но вместо томика Хильдегард в руки попалась книга о луковичных растениях. По алфавитному указателю я нашла Iris elegantissima, только он значился как Iris iberica ssp. elegantissima. Я посмотрела на картинку. Светлый, в едва заметных прожилках шатер контрастировал со значительно более темными нижними лепестками, будто бы разрисованными штрихами, на которых лежала, как высунутый язык, полоска красно-коричневых ворсинок. Имя iberica, наверное, служило для того, чтобы вводить читателя в заблуждение, потому что описание гласило: растение происходит из северной Турции, региона восточнее Эрзурума. Также этот ирис распространен на северо-западе Ирана и в Советской Армении, прекрасно растет в степи, на суглинистых возвышенностях, на необработанных участках между полями злаковых, где прекрасно себя чувствует на высоте 1100–2250 метров над уровнем моря, а точнее, имеет обыкновение цвести с мая по июнь, причем обильно.
