Николай Стародымов - Тринадцатый сын Сатаны
Короче говоря, под Москвой за восемьдесят пять десятилетий много чего понакопали. Ветераны Метростроя рассказывают, что нередко наталкивались на старинные ходы-переходы явно искусственного происхождения. А куда они вели, эти ходы, откуда — чаще всего неведомо. А тут еще слухи о неких секретных подземных исполинских объектах, построенных при Сталине и Брежневе на случай атомной войны, о едва ли не стокилометровых линиях метро, связывающих напрямую здание Министерства обороны на Арбатской площади с подмосковным запасным командным пунктом или Кремль с аналогичным правительственным ЗКП, о тайных ходах, которые проложены к Кремлю, к Дому правительства, к Старой площади, к Воробьевым горам… Впрочем, все они, скорее всего, охраняются так, что на них метростроевцы вряд ли смогут наткнуться, даже совершенно случайно.
А главное — во все эти слухи люди верят. Не случайно же столь бешенным успехом пользовалась небольшая фантастическая книжка о приключениях некой спецгруппы, которая в московских катакомбах искала каких-то преступников, которые там якобы жили со времен войны. И, к слову, может быть не случайно она, эта книжка, была издана столь мизерным тиражом и потом ни разу не переиздавалась, что она была не слишком-то фантастической?..
Задумавшийся обо всех этих исторических событиях Валентин не заметил, что идущий впереди человек в балахоне остановился и налетел на него. По лицу царапнула грубая материя плаща.
— Ты что, ослеп, что ли? — провожатый ощутимо двинул локтем в грудь Валентину.
— Извини…
Сопровождающий стоял у стены. Там, сквозь белесый, а точнее сказать, бесцветный, налет на камне проступали очертания какого-то изображения.
— Все, почти пришли… — сказал сопровождающий. — Где-то здесь…
Ничего себе заявочка!
— А ты что, сам точно не знаешь, где это? — не на шутку встревожился Валентин.
Заблудиться в этом подземном лабиринте очень не хотелось. Здесь, казалось, можно до конца света блуждать, и выхода не найти. Как тут направление выдерживать? А батарейки в фонаре… А предательские ямы… А бесчиленные боковые ответвления… А крысы, которые (если, конечно, это не игра воспаленного воображения) время от времени довольно недвусмысленно и недовольно поблескивали бусинками своих глаз из многочисленных щелей и боковых проходов…
Нет, одному оставаться тут никак нельзя! Жутко!
— Так это ж тебе не собственная квартира, — хмыкнул провожатый. — И даже не знакомый квартал. Тут всего знать просто невозможно. Тут нужно либо досконально знать маршрут, либо ориентироваться только по таким вот значкам-отметинам. Научишься пользоваться ими — под землей не только не пропадешь, но и сможешь попасть в любую точку, куда захочешь.
Провожатый, подобно Вергилию, который водил Данте по кругам Ада, показал на нечто нацарапанное на стене. Валентин смотрел на него внимательно — ради этого знания он здесь и находился.
— Тут только по ним и ориентируешься, — вдруг совсем обычным, едва ли не жалобным, тоном, проговорил мужчина. — А ведь приходится места встреч регулярно менять. Тут, знаешь, в подземельях, бывают и диггеры, и бомжи всякие… А они, и те, и другие, нас ох как не любят, стараются выжить. Так что приходится маскироваться.
Он осекся на полуслове. И заговорил вдруг, после секундной паузы, тоном совсем иным, торжественно-тревожным, предупреждающе-зловещим. Валентин вдруг почувствовал, что ему в глаза ударил яркий электрический луч. Он зажмурился, даже ладонью прикрыл глаза, чтобы под веками не плавали яркие радужные разводы.
— Ну что? — вкрадчиво вопрошал голос провожатого. — У тебя еще есть возможность отступить. Сейчас ты еще можешь повернуть назад. Если ты сделаешь еще один шаг, обратного пути уже не будет. Если ты его сделаешь, этот шаг, ты либо будешь с нами до конца, либо… Ну, ты и сам это прекрасно понимаешь.
Еще бы! Конечно же, Валентин все прекрасно понимал. Но, однажды решившись, отступать был не намерен. Тем более, что понимал и вполне допускал и иное: что если он сейчас вздумает повернуть, его уже не выпустят. Ведь сделать это совсем нетрудно — никто ничего не услышит и свидетелей никаких не отыщется. Не случайно же бродят слухи о том, что московская мафия именно тут, в подземельях, прячет тела своих жертв. Об этом еще Гиляровский писал… Он, Валентин, уже и сейчас кое-что и кое-кого знал, чтобы быть уверенным в своей безопасности.
— Я пришел. И уходить не собираюсь! — Валентин постарался, чтобы его голос звучал как можно тверже. И добавил: — Ты же меня знаешь!
Приведший его сюда и задававший вопросы человек, по большому счету толком его не знал. Однако вопрос изначально был риторическим: провожатый тоже понимал, что у гостя преисподней обратного пути теперь просто нет…
— Что ж, пошли!
Давящий даже сквозь пальцы на глаза свет исчез. Со всех сторон тут же плотно накатилась кромешная тьма. Непроглядная, жуткая, почти осязаемая, растворяющая в себе, лишающая человека представления о времени и пространстве.
И тишина — не было даже слышно, как и куда исчез провожатый.
— Эй, погоди! — окликнул Валентин вполголоса и испугавшись глухого затухающего эха, добавил: — Я ничего не вижу.
Где-то рядом громко капала, монотонно точила камень вода. Откуда-то доносились какие-то скрипы, шуршание, возня, попискивание крыс.
— Эй! — окликнул Валентин уже громче — и снова поразился тому, как глухо затухает эхо. — Ты где?
Ответом была тишина. Более того, только теперь он понял, что у него в руке нет фонаря! И вокруг не видно ни одного лучика света!
Валентин вдруг ощутил, как из глубин его нутра вспучился первобытный ужас человека, оказавшегося один на один со всеми силами враждебного мира. Современный человек такой ужас ощущает очень редко. Слишком много современный человек знает об окружающем его мире. Вернее, он только думает, что много знает. И эта самоуверенность служит ему своеобразной защитной оболочкой. Обычно он боится чего-то более материального: людей или неизвестности вполне осязаемого свойства. И лишь оказавшись в совершенно немыслимо-невероятной, как теперь принято говорить, нештатной ситуации он может ощутить, какой первобытный ужас охватывает человека, окруженного неведомыми враждебными силами!
Так было и теперь.
Один! В катакомбах! Без света! Рядом с начертанным на стене сатанинским знаком! И при этом зная, что ты пришел на тайное собрание запрещенной всеми ведущими религиями мира секты сатанистов! Секты, которая, насколько утверждает молва, издревле занимается человеческими жертвоприношениями! И которой, по большому счету, еще неизвестно, что в данный момент выгоднее: принять его, Валентина, в свои ряды и помочь — или же спровадить его свеженькую душу, жаждущую крови и мести, прямиком в ад.
Сколько это длилось? Валентин не знал. Возможно, всего лишь одно мгновение. Быть может больше. Но если судить по тому, что успел пережить Валентин, могла пройти едва ли не вечность.
Ему доводилось слышать, что если человек какое-то время находится в кромешной тьме, то начинает в ней немного видеть — все-таки считается, что наши предки произошли от сумеречных животных. Вот и теперь Валентину показалось, что он начинает различать грубые стыки между камнями, из которых сложены стены перехода. Однако в полной мере проверить свое открытие он не успел.
…Откуда-то издалека послышались какие-то ритмичные звуки. Сначала Валентин не понял, что это такое. Лишь потом сообразил. Это была песня. Или что-то, что должно было изображать песню. Потому что слов он разобрать не мог. А может, там и не было слов. Просто ритмичные звуки. Бывают же песни без слов!
Потом где-то далеко впереди чуть заметно мелькнул, а затем начал наливаться силой отблеск света. Свет был какой-то неровный, как будто слегка мерцающий. Валентин почему-то решил, что это факел. Факел, по его представлению, так и должен гореть, неровно, прорываясь языками пламени сквозь окутывающие его клубы дыма.
— Неофит, жаждущий постичь великое познание!
Заставивший его вздрогнуть голос принадлежал не исчезнувшему сопровождающему. Хотя оказался он, этот голос, совсем не таким, каким можно было бы ожидать. Звук не был громким или грозным, в нем не слышалось безисходное предостережение, которое поместил на вход в свой Ад Данте Алигьери — «Оставь надежду всяк, сюда входящий!»
Обратившийся к Валентину голос, хотя и принадлежал мужчине, был мягким, едва ли не вкрадчивым, ласковым, привлекательным… И раздался он как будто совсем рядом, просто возник из темноты.
Наверное, таким фокусом древнеегипетские жрецы, большие мастера, если верить легендам, морочить голову, могли бы напугать своих прихожан. Валентин мгновенно понял, что где-то тут находится скрытый динамик.
Правда, понял он это только через мгновение. После того как вздрогнул и даже чуть присел от страха.
