Эллери Куин - Тайна американского пистолета. Дом на полпути

В центре арены, где он осадил своего коня, будто бы царственный хозяин манежа, Дикий Билл привстал на стременах и прокричал во всю глотку:

— Ты готов, Бак?

Позади него на возвышающейся платформе майор Керби расставил все свои кинокамеры; операторы напряженно и мерли в ожидании команды.

Одинокий всадник немного качнулся, выдернул старинный револьвер из кобуры, нацелил дуло вперед, спустил курок, и после разорвавшегося грохотом выстрела донеслось его громкое: «Пали!»

Сорок одна рука упала на кобуру, сорок одна рука вскинулась вверх. Дикий Билл со своего командирского места выстрелил еще раз прямо в крышу. Затем широкие плечи Вика Хорна сгорбились, он слегка наклонился вперед и, по-прежнему направляя правую руку с револьвером в крышу, послал лошадь вперед. В то же самое время вся кавалькада закружилась в едином движении, издавая пронзительный ковбойский клич. И буквально через несколько секунд лошади проскакали почти под самой ложей Марса, возглавляемые изящным Роухайдом, который, огибая дальнюю часть восточного поворота, опережал их теперь на сорок футов.

Увлекаемый Баком отряд, словно единое целое, выпалил вверх залп, послав лошадей по кругу, весь в облаках дыма от выстрелов. Эта громкая пальба послужила ответом на одиночный выстрел ковбоя, летевшего впереди них.

Двадцать тысяч пар глаз были прикованы к всаднику впереди. Двадцать тысяч пар глаз видели, что случилось, и не могли поверить увиденному.

Одновременно со взрывом выстрелов Бак Хорн накренился в седле, его револьвер в правой руке взметнулся высоко вверх над головой, а его левая рука поднялась над лукой седла, сжимая поводья. Роухайд перешел на широкий быстрый шаг и огибал теперь поворот, выходя на одну линию с отрядом всадников и ложей Марса.

В следующий момент тело всадника на широком крупе Роухайда дернулось, свесилось набок, соскользнуло с седла и рухнуло на утрамбованный трек, чтобы в следующий момент быть затоптанным беспощадными подковами лошадей сорока одного всадника, следовавших за ним.

Глава 3

Существует история о человеке, для которого время остановилось или, может быть, растянулось, и поэтому то, что показалось бы взмахом ресниц для обычного человека, ударом сердца, щелчком пальца, для него стало целым часом. И это не так уж невероятно, как может показаться. Такое возможно обнаружить в те редкие космические моменты, когда нормальная деятельность вселенной прекращается.

В человеческой толпе, например, такой момент застывает и властвует исключительно во всех неприятных феноменах; это такой момент, когда мгновение превращается в бесконечный интервал — интервал между осознанием массой случившегося и ее паникой.

Именно таким проявлением бесконечности, захватившим битком набитый зал «Колизея», и был момент, когда Бак Хорн с глухим стуком свалился на твердую арену и был накрыт табуном храпящих, вздыбившихся лошадей. В этот момент, длившийся не больше секунды и, тем не менее, показавшийся целой вечностью, никто не вздохнул, ничей мускул не дрогнул, никто не издал ни единого звука. Фантасмагорическая картина внизу застыла, словно изваянная в камне; и эта картина, казалось, окаменела навеки. Присутствуй здесь наблюдатель, который взгромоздился бы на самый верх огромного потолка, обозревая окаменелую тысячную толпу внизу, он, вероятно, счел бы себя единственным зрителем сложной, изваянной в мраморе музейной композиции, размещенной на стенах и дне гигантского колодца.

Затем реальный мир пробился сквозь оцепенение, и мгновение преобразилось в бесконечность. Послышалось немое мычание, некий глубинный звук, нарастающий стон чистого ужаса, который становился все пронзительнее и пронзительнее, пока не превратился в воздушную вибрацию, скорее осязаемую, нежели улавливаемую человеческим ухом. Сквозь нее прорвались крики натянувших поводья ковбоев и испуганный храп лошадей, судорожно пытавшихся обогнуть рухнувшего всадника.

Двадцать тысяч зрителей как один вскочили со своих мест, сотрясая воплями «Колизей» до самого его основания.

Словно это был сон, а потом все будто очнулись ото сна.

И последовало то, что должно было последовать, — крики, пронзительные возгласы, лихорадочное движение к выходу, которое, впрочем, было мгновенно остановлено у ворот и выходов напоминавшими попрыгунчиков служителями. Нечто вроде порядка кристаллизовалось и на арене. Лошадей отвели в сторону. От восточных ворот прибежал простоволосый человек с черным чемоданчиком в руке и наспех прихваченным индейским одеялом под мышкой. Одновременно в центре арены ожил Дикий Билл Грант и, пришпорив коня, направил его в самую гущу смятения.

Гости в ложе Марса составляли крохотную частицу участников огромной молчаливой сцены — все, без исключения. Но те четверо, чьи нервы оказались более приспособленными к ужасу случившегося, вышли из транса раньше остальных. Это были Квины, отец и сын, — один полицейский до мозга костей, натренированный мгновенно реагировал на чрезвычайные ситуации; второй — обладающий мозгом вычислительной машины, которого не могло бы парализовать надолго ни одно событие; Тони Марс, создатель спортивного монумента, который в одно мгновение превратился в мавзолей для одного из спортсменов; и Кит Корн, которая острее всех ощутила трагедию случившегося. Эти четверо, попарно перепрыгнув через перила ложи, с глухим стуком приземлились на твердую дорожку десятью футами ниже, глубоко потрясенные, но не поддавшиеся панике. Они покинули своих соседей по ложе, слишком оглушенных увиденным, чтобы сдвинуться с места. Сигара Джулиана Хантера выпала из его рта, так и оставшегося открытым; хрупкое тело Мары Гей била мелкая дрожь, а от ее щек отхлынула кровь; Джуна, сбитый с толку, сидел, не шелохнувшись; а Тони Блэк, привстав на цыпочках, вытянулся во весь свой гигантский рост, словно впавший в забытье боксер, только что отразивший шквал ударов.

Теперь всадники спешились; кое-кто из них пытался успокоить лошадей.

Кит Хори находилась в авангарде группы, возглавляемой инспектором и Тони Марсом. Девушку словно несло на крыльях страха к месту падения старого ковбоя; от нее не отставал Эллери, чьи брови сдвинулись, а глаза не могли поверить в ужас случившегося. Они протолкнулись через толпу, все еще обступавшую скорчившуюся на песке фигуру, и остановились как вкопанные. Мужчина с черным чемоданчиком, стоявший на коленях рядом с лежащим телом, поспешно поднялся при виде Кит Хорн и набросил одеяло на Билла Хорна.

— Э… Мисс Хорн, — хрипло выдавил он. — Мисс Хорн. Я очень, очень сожалею. Но он… он мертв.

— Доктор, нет! — Кит произнесла это очень тихо, словно, сохраняя спокойствие, могла бы изменить этот приговор.

Доктор родео, невзрачный грубоватый пожилой мужчина, покачал головой и попятился, не отрывая горячих глаз от ее бледного лица.

Со сдавленным криком Кит упала на колени в пыль и дотронулась до края одеяла. Керли Грант и Дикий Билл Грант, оба с помертвелыми лицами, инстинктивным движением попытались ей помешать. Не поднимая глаз, она дала им знак не делать этого; и они замерли на месте. Затем Кит слегка приподняла одеяло, обнажив нечто крайне бледное и местами кроваво-красное, что некогда было живым лицом. Сейчас оно вытянулось и посинело, искаженное смертью, испачканное грязью и кровью, но и приобрело какое-то печальное достоинство. Кит уронила одеяло и застыла на коленях в молчании.

Эллери ткнул пальцами в гибкие ребра Керли Гранта.

— Очнись, ты, недотепа, — негромко проворчал он. — Уведи ее отсюда.

Керли вздрогнул, покраснел и опустился на колени рядом с девушкой.

Эллери обернулся и лицом к лицу встретился с отцом. Инспектор раздувал щеки, словно северный ветер.

— Что… что с ним такое случилось? — удивленно спросил он.

— Это убийство, — ответил Эллери.

Глаза инспектора превратились в огромные блюдца.

— Убийство?! Но какого черта…

Несколько секунд Квины, не мигая, смотрели друг на друга, затем в глазах сына появилось темное облако. Он медленно оглянулся. Сигарета, которую он имел обыкновение держать в губах, едва не упала на забрызганный кровью песок. Эллери взял ее пальцами и, разломав, произнес:

— О! Какой же я дурак! Отец… — Он сунул обломки сигареты в карман. — В том, что это убийство, не может быть ни малейшего сомнения. Пуля прошла сбоку — должно быть, пробила сердце. Я своими глазами видел рану, когда доктор накрывал его одеялом. Это…

К серым щекам инспектора вернулся цвет; его птичьи глазки вспыхнули, когда он уставился на группу собравшихся людей.

Группа распалась на части.

Широкие плечи Керли загородили склоненную голову Кит Хорн.

Дикий Билл Грант, не отрываясь, продолжал смотреть на накрытое одеялом тело, как если бы недостаточно его рассмотрел.