Иэн Рэнкин - Открытая дверь
«Ни Фройда, ни Бэкона здесь не увидишь», — говорил Аллан.
Сейчас он сидел в предпоследнем ряду. Ничего покупать Аллан, впрочем, не собирался — как он заявил, ему хотелось в последний раз взглянуть на внесенные в каталог картины, прежде чем они надолго — а может, и навсегда — исчезнут в частных коллекциях или корпоративных собраниях.
Оттуда, где стоял Майк, зал был виден как на ладони. В воздухе витало хорошо ощутимое напряжение — в последний раз перелистывались каталоги, штат аукционного дома занимал места у телефонов, чтобы поддерживать связь с удаленными участниками торгов. Майк часто спрашивал себя, кто эти люди на другом конце телефонной линии? Банкиры из Гонконга? Российские нувориши? Манхэттенские финансисты с кельтскими корнями, питающие слабость к высокогорным пейзажам, отарам овец и пастухам в килтах? Рок-звезды или знаменитые актеры? Возможно, как раз в эти минуты им делают маникюр или массаж, и вымуштрованная секретарша держит на вытянутой руке трубку, чтобы покупатель мог вовремя назвать свою цену. А может, они сейчас тягают железо в личном тренажерном зале или летят куда-то в частном реактивном самолете. Почему-то ему казалось, что эти невидимые покупатели обязательно должны быть более важными и богатыми, чем те, кто являлся на торги лично. Однажды он даже попросил Лауру назвать хоть кого-то из телефонных участников аукциона, но она только постучала согнутым пальцем по кончику носа, давая понять, что делиться этой информацией она не имеет права.
Из тех, кто пришел сегодня в зал, Майк знал чуть не каждого второго. В основном это были торговцы — посредники, которые потом будут пытаться перепродать свои приобретения. Значительную часть публики составляли любопытные, одетые настолько буднично, почти неопрятно, словно они только что ввалились сюда с улицы в надежде убить время. Возможно, у некоторых из них даже были свои картины — одно-два полотна, перешедших по наследству от давно умершей родственницы, и теперь они интересовались, как котируется тот или иной художник. Увидел Майк и двух-трех коллекционеров — таких же, как он сам. Эти могли позволить себе практически все, что только могло появиться на торгах.
Заметил Майк и несколько новых лиц. В первом ряду — ряду новичков — сидел Чиб Кэллоуэй собственной персоной, правда без таблички с номером участника, значит, он тоже пришел утолить свое любопытство. Чиба Майк увидел, как только гангстер вошел в зал; к счастью, самому ему пока удавалось оставаться незамеченным. Слева от Чиба подпирали стенку двое крепких мужчин — те самые, которые были с ним неделю назад в «Вечерней звезде». В Национальной галерее он был без телохранителей, и Майк спросил себя, что могло измениться. Быть может, Чиб просто хотел, чтобы его заметили, чтобы окружающие знали — перед ними человек, которого охраняют. С точки зрения Майка, это была показуха чистой воды.
Молоток Лауры опустился, давая сигнал к открытию торгов. Первые пять лотов ушли за цену, лишь ненамного превышавшую нижнюю границу. Ненадолго Майк отвлекся и увидел, что в дверях появилась знакомая фигура. Профессор Гиссинг… Ректор Художественного училища тоже увидел Майка и кивнул ему в знак приветствия. Теперь, когда до выхода в отставку профессору оставалось всего ничего, у него, похоже, появилось свободное время, которое он мог посвятить предварительным просмотрам и аукционам. Аукционный зал Гиссинг рассматривал с недовольным, почти угрюмым выражением на лице. В отличие от Аллана, который просто сожалел о том, что многие картины уходят в руки частных владельцев, профессора процесс распродажи произведений искусства неизменно приводил в состояние, близкое к апоплексическому удару. Не раз и не два он демонстративно покидал аукционный зал, сотрясая коридоры раскатами своего могучего голоса. «Это невыносимо! — с пафосом возглашал он. — Гениальные полотна продаются кому попало и навсегда исчезают в частных коллекциях. Это настоящее преступление — лишать общество того, что принадлежит всем!» Майк от души надеялся, что сегодня профессор не станет поднимать скандал — Лауре и без того хватало забот. Как и Чиб, Гиссинг был без таблички участника, и Майк невольно задался вопросом, сколько человек из присутствующих в зале действительно пришли сюда покупать.
Два следующих лота так и не сумели добраться до низшей отправной цены и были сняты с торгов, что только подтвердило его опасения. Майк знал, что иногда торговцы картинами сговаривались между собой, заранее разграничивая сферы интересов, чтобы не конкурировать друг с дружкой и не вздувать цены. В этом случае цены оставались на довольно низком уровне, если только в торговлю не вмешивался какой-нибудь коллекционер.
Майку показалось, что у Лауры покраснела шея и порозовели щеки. Между лотами она все чаще откашливалась и, сделав глоток воды, окидывала взглядом зал, с надеждой высматривая в публике проблески энтузиазма. В зале между тем становилось душновато, словно из воздуха постепенно исчезал весь кислород. Раздувающиеся ноздри Майка ловили запахи паркетной мастики, пыли от древних картинных рам и плотной шерстяной материи. Одновременно он пытался вообразить себе историю каждого полотна — путь, который оно проделало от замысла до наброска, от наброска до холста, прежде чем было вставлено в раму, выставлено и продано; как оно переходило от владельца к владельцу, как передавалось по наследству или, будучи сданным за гроши в лавку старьевщика, пылилось среди никому не нужного хлама, пока не было замечено и выкуплено подлинным ценителем живописи, чтобы снова засиять первоначальными красками. Каждый раз, когда сам Майк приобретал то или иное полотно, он внимательно исследовал обратную сторону холста в поисках подсказок, которые могли бы раскрыть историю картины: сделанных мелом расчетов размера рамы, штампа или ярлыка с названием галереи, где картина впервые была выставлена и продана. Листая старые каталоги, он пытался проследить, в чьих руках побывала картина, прежде чем попасть к нему. Так, его последнее приобретение — натюрморт кисти Монбоддо — было написано автором во время путешествия на Французскую Ривьеру, привезено обратно в Великобританию, выставлено вместе с произведениями других художников в муниципалитете Мэйфера, а продано лишь несколько месяцев спустя какой-то небольшой галереей в Глазго. Первым владельцем натюрморта стал потомок известного табачного фабриканта, после чего картина еще несколько раз переходила из рук в руки, пока Майк не увидел ее на зимнем аукционе.
Впрочем, большую часть этих сведений Майк получил от Гиссинга, который написал о Монбоддо не одну монографию.
Украдкой он поглядел на профессора. Гиссинг стоял, скрестив руки на груди, и мрачно смотрел вперед, где возникло какое-то замешательство. Оказалось, Чиб Кэллоуэй поднял руку, чтобы поторговаться за очередной лот, и Лаура спросила, есть ли у него номер.
— Я что, похож на скаковую лошадь? — отозвался Кэллоуэй, вызвав смех в публике.
Лаура, еще больше порозовев, извинилась и объяснила, что в торгах могут участвовать только зарегистрированные покупатели, но если джентльмен желает, он еще может это сделать.
— Ладно, проехали… — отмахнулся Чиб.
Этот небольшой инцидент, казалось, заставил публику проснуться, и дальше дело пошло живее. На торги была выставлена одна из картин Мэтьюсона — «Овцы в снежный буран», конец XIX века. На предпросмотре Лаура намекала, что за эту работу возможна небольшая драчка, и действительно, два телефонных покупателя некоторое время шли ноздря в ноздрю, заставляя зал пристально следить за державшими трубки телефонными операторами. Цена все росла, пока не превысила предварительную оценку почти вдвое. В третий раз молоток Лауры опустился на восьмидесяти пяти тысячах, что было совсем не плохо как для аукционного дома, так и для ее личных комиссионных. Первый успех сразу придал Лауре уверенности — она даже пошутила, что расшевелило аудиторию еще больше. Чиб и тот громко хохотнул, хотя и с некоторым опозданием.
Майк тем временем пролистал оставшиеся страницы каталога, но не обнаружил ничего достойного внимания. Повернувшись к залу спиной, он протиснулся мимо маклеров и обменялся рукопожатиями с Гиссингом.
— Это, часом, не тот мошенник, с которым мы в прошлый раз столкнулись в винном баре? — спросил профессор, кивая в направлении первого ряда.
— О книге не всегда можно судить по обложке, Роберт, — шепнул Майк. — У вас найдется немного времени? Я хотел бы перекинуться с вами парой слов после аукциона.
— Почему не сейчас?.. — ворчливо отозвался Гиссинг. — Пока у меня давление не подскочило…
В дальнем конце коридора виднелась лестница, ведущая на верхние этажи галереи, где были выставлены антикварная мебель, книги, украшения. Майк направился к ней, но у нижней ступеньки остановился.
