Шарль Эксбрайа - Ночь Святого Распятия
______________
* Улица (исп.). - Примеч. перев.
Со мной комиссар разговаривал особенно сурово. Поглядев на бумаги, он заметил, что я приобрел во Франции довольно странные привычки и, если моя жертва сочтет нужным подать жалобу (а он, комиссар, от души советует так и сделать), мне придется отвечать перед судом за тяжкие телесные повреждения. Однако, к величайшему удивлению полицейских, Педро Эрнандес отказался. Он заявил, что, вероятно, моя нервозность объясняется пережитым страхом, а потому согласен забыть об инциденте, если я оплачу ему лечение.
И что мне еще оставалось делать, кроме как поблагодарить? Заговори я о попытке убийства, никто бы мне не поверил, кроме, возможно, Кармен Муньос, но кто бы посчитался с ее мнением? Комиссара обуревали противоречивые чувства: с одной стороны, раздражение, что его побеспокоили просто так, с другой - он явно испытывал облегчение от того, что не надо заводить дело и возиться с лишними бумажками. Поэтому он ограничился коротким, но энергичным внушением, адресованным главным образом мне, и выпроводил нас из участка. Больше всех такой конец разочаровал милейшую Кармен Муньос - та уже видела себя героиней приключения, которое по крайней мере на несколько дней прославило бы ее на весь квартал.
На тротуаре мы с Эрнандесом остановились и молча поглядели друг другу в глаза. Наконец, уже садясь в машину, мой противник решился:
- Вам придется заплатить куда дороже, сеньор... Счетом от врача вы не отделаетесь...
- Кто тебе приказал меня сбить?
Парень пожал плечами и взялся за руль.
- Наслаждайтесь воздухом Севильи, сеньор, - бросил он, уже трогаясь с места. - Говорят, те, кто здесь умирает, особенно сожалеют, что никогда больше не увидят этого города!
Я с легкой тревогой думаю, что скажет обо мне Клиф Андерсон, когда я сообщу ему, что менее чем за сорок восемь часов дважды привлек к своей особе внимание полиции, хотя он строжайшим образом приказал мне действовать незаметно. Правда, это все же не моя вина, что меня пытались убить при всем честном народе. Вот только Клиф не слишком интересуется доводами логики, когда она противоречит его инструкциям.
Я, конечно, записал номер машины Эрнандеса, но пытаться разыскивать ее истинного владельца бесполезно. Лажолет не так наивен, чтобы дать одному из наемных убийц машину, по которой можно было бы добраться если не до него самого, то хоть до кого-то из его ближайшего окружения. А мелкая рыбешка меня не интересует. Я приехал в Севилью вовсе не для того, чтобы очистить ее от шантрапы, нет, для меня главное - обнаружить цепочку, по которой наркотики текут из Испании в Соединенные Штаты. И то, что меня так ожесточенно преследуют, даже не скрываясь, белым днем, на глазах изумленной публики, доказывает правоту Эскуариса. Похоже, Севилья и вправду занимает важное место в махинациях Лажолета, и, судя по тому, как он спешит со мной разделаться, мое присутствие здесь все более и более нежелательно. Почему? Надо думать, я приехал в самый неподходящий момент - в ближайшее время они собираются отправить груз по назначению и вовсе не жаждут, чтобы я стал свидетелем. В отличие от нападения в Ла Пальма то, что произошло на Пахес-дель-Коро, меня успокоило. Теперь я не сомневался, что накануне остался в живых отнюдь не по воле нападавшего, и, если Лажолет так спешит, значит, считает меня крайне опасным субъектом. Вот и все. С романтическими иллюзиями покончено, Пепе. Теперь придется держаться настороже двадцать четыре часа в сутки.
Скорее всего, я больше не увижу Эрнандеса, равно как и второго убийцу наркомана с жуткими глазами. Надо полагать, в распоряжении Лажолета достаточно народу, чтобы подослать ко мне еще незнакомого бандита с приказом навсегда избавить Севилью от моего присутствия. Само собой, не очень-то веселенькая перспектива! Но, в конце концов, такая уж у меня работа. А кроме того, от судьбы все равно не уйдешь - чему быть, того не миновать. Два раза покушения сорвались, так почему бы не сорваться и третьему? Во всяком случае, народная мудрость - на моей стороне.
Решив пока ничего не предпринимать, я остановился передохнуть на площади Кубы. Когда-то, мальчишкой, я приходил сюда глазеть, как, пропуская грузы, открывается и закрывается проход по мосту Сан-Тельмо. Именно здесь я впервые понял, что мир простирается далеко за пределы пригородов Севильи, и аромат приключений защекотал мне ноздри. Скажи кто-нибудь тогда малышу Пепе, что он поедет в Америку, мальчуган расхохотался бы прямо в глаза, и однако двадцать лет спустя я вернулся из той самой Америки на площадь Кубы искать приключений в родном городе. Круг замкнулся.
Проходя мимо больницы Санта-Каридад на калле Темпрадо, я невольно подумал, что без вмешательства Кармен Муньос лежать бы мне сейчас тут, на больничной койке, а то и в морге. Ласковый прием блудного сына, ничего не скажешь! Рут и Алонсо будут долго потешаться, узнав, как тепло соотечественники встретили меня в родном городе!
Зато на площади Сан-Фернандо я вздохнул с облегчением - гостиница "Сесил-Ориент" стала для меня своего рода спасительной гаванью. Хотя бы в ближайшие несколько часов меня не потревожат ни убийцы, ни полиция. Увы, я ошибся, ибо первый, кого я увидел в холле, был комиссар Фернандес. По-моему, этот тип уж слишком навязчив. В первую минуту, надеясь, что, возможно, он меня не заметил, я почувствовал острое искушение удрать, но, судя по тому, как старательно комиссар отводил глаза, стало ясно, как тщетны мои надежды. А впрочем, возможно, он явился сюда не из-за меня... И все же, когда я проходил мимо, Фернандес встал.
- Добрый вечер, сеньор Моралес...
- Добрый вечер, господин комиссар. Вы, случайно, не меня ждете?
- О, это далеко не случайность! Представьте себе, сеньор Моралес, ни один человек в Севилье сейчас не интересует меня больше, чем вы!
- Это что, комплимент?
- Честно говоря, не знаю...
Оба мы улыбаемся с самым любезным видом, но ни того, ни другого такая чисто внешняя вежливость нисколько не обманывает.
- Вы позволите угостить вас рюмкой хереса, сеньор комиссар?
- Я пришел сюда не затем, чтобы пить, сеньор Моралес.
- Правда?
Я вижу, как он стискивает зубы.
- Да, я хотел просить вас уделить мне немного времени, сеньор Моралес.
- Просить? Вы что же, пришли сюда как частное лицо?
- Совершенно верно, сеньор... и только от вас одного зависит, чтобы разговор не принял официального характера.
- И что я должен для этого сделать?
- Просто согласиться на мою просьбу.
Разумеется, я мог бы послать его ко всем чертям, но это значило бы нажить нового врага, и к тому же очень серьезного, а сейчас я чувствовал, что Фернандес еще не составил определенного мнения на мой счет. Я несколько нарочито поклонился.
- Я почту за честь, если вы согласитесь зайти ко мне в номер, сеньор комиссар.
Фернандес в тон мне отвешивает поклон.
- О, напротив, сеньор Моралес, это я почту за честь сопровождать вас.
В номере он с той же изысканной вежливостью спрашивает разрешения закурить сигару и, опустившись в кресло, вкрадчиво говорит:
- Я позволил себе побеспокоить вас здесь, сеньор Моралес, только потому, что мне стало известно о происшествии в Триане...
- Да, я и в самом деле едва не попал в серьезную аварию.
- Вам ужасно не везет... Вчера на вас напали, а сегодня чуть не сбила машина... Две попытки убийства за столь короткий срок - это уж слишком. Вы не находите?
Я немного принужденно смеюсь.
- Ну, в Триане произошел обыкновенный несчастный случай...
- Однако полицейскому, который помешал вам добить неловкого водителя, вы дали совсем другое объяснение. Так ведь?
- Не стоит преувеличивать, господин комиссар! Я готов признать, что вел себя слишком грубо, хотя и сам не понимаю почему...
- О, об этом нетрудно догадаться, сеньор!.. Просто вы отлично поняли, что вас в очередной раз хотели прикончить.
Фернандес помолчал, но я благоразумно воздержался от возражений.
- Так кто же так упорно стремится лишить вас жизни, сеньор Моралес? продолжал полицейский. - И... почему?
Этот Фернандес становится все обременительнее. И как убедить его оставить меня в покое?
- Не сердитесь на меня, сеньор комиссар, но, по-моему, вы несколько сгущаете краски. В Ла Пальма мне хотел обчистить карманы самый обыкновенный вор, а только что - я просто чуть не попал под машину человека, который за рулем потерял сознание. Обычная невезуха... Неприятно, конечно, но это еще не трагедия.
- Кстати, о невезухе... вас ведь вполне могли бы обвинить в убийстве.
- Меня?
- Кажется, вы колотили этого... больного с невиданной жестокостью. А ведь водителю стало плохо... вероятно, у него слабое сердце... Удивительно, как это вы не убили его с первого удара! Вы не согласны со мной?
- Боже мой! Если вдуматься...
- В таком случае, сеньор, вам придется признать, что никакого приступа у водителя не было и он просто-напросто хотел вас убить.
