Джеймс Кейн - Бабочка
— А чего мне стыдиться-то?
— Ну да, это же зов крови.
— Послушай, если ты скажешь хотя бы еще слово о Морганах…
— Говорил и снова скажу, это их порода. И нам обоим следует этого бояться. Это уже заложено в нас, и мы должны сопротивляться, бороться с этим. Мы же…
— Ну да, ври больше…
— Мы же не делаем ничего.
— Какой кошмар!
— Самогонщики, палачи и трепачи, вот что говорят о тех, кто слишком долго живет в глухомани. Я всегда думал, что уж кого-кого, а меня это не коснется. Но сегодня утром я совершил преступление, выгнав пять галлонов самогона. А вечером едва не убил человека.
— И еще сегодня вечером ты хотел бы поиметь меня.
— Замолчи! Прекрати паясничать!
— Тогда почему ты хотел его убить?
— Сама должна знать.
— Наверное, ты сам по уши в меня влюбился.
— Замолчи, я кому сказал!
— Может быть, выпьем?
— Нет!
— Тогда как насчет того, чтобы тебе самому отправиться в исправительную школу?
Глава 5
Как-то вечером, закончив очередную перегонку, я пошел прогуляться по берегу ручья, и, дойдя до церкви, продолжил свой путь по ложбине, а потом сел отдохнуть под деревом и попытался собраться с мыслями. В тот день между нами снова случилась размолвка.
Теперь, когда у нее появились деньги, она покупала все новые и новые наряды: синие, желтые, зеленые и красные платья, плащи и шляпки с лентами. А еще каждый вечер мы выезжали в город и приходили в «Белую Лошадь», и хотя спиртного ей там больше не подавали, но все равно мы заказывали кока-колу, а потом она танцевала и строила глазки всем мужчинам, кто только оказывался поблизости, и затем я отвозил ее домой. Днем же она вела себя совершенно вызывающе, а однажды просто взяла и скинула туфли. А потом, продолжая жаловаться на невыносимую жару, сняла и платье, оставшись в довольно откровенном нижнем белье, после чего начала танцевать под музыку, доносившуюся из радиоприемника, вызывающе покачивая бедрами и пристально глядя на меня. Ну, начать хотя бы с того, что мы находились в угольной шахте, где температура воздуха круглый год остается неизменной, и при имеющейся вентиляции разведенный мной маленький костерок ни коим образом не мог на нее существенно повлиять. Так что мы в очередной раз поругались, и я заставил ее одеться и выключить радио. Затем она вдруг сказала:
— Джесс, а ты никогда не задумывался о том, что это место имеет одну очень интересную особенность?
— Какую еще особенность?
— Здесь можно запросто изнасиловать женщину, и она ничего не сможет с этим поделать.
— Разве она не сможет кусаться? Или брыкаться? Или царапаться?
— И ты думаешь, что ей это как-то поможет?
— Очень даже может помочь.
— Брось. Если мужчина сильный, то ничего она не добьется. Здесь ори-не ори все равно никто не услышит. Я часто думала об этом.
— Просто поразительно, какими глупостями бывает забита голова у некоторых людей.
Я велел ей отправляться домой, в хижину и заняться там чем-нибудь по хозяйству. К тому времени мне лишь чудом удавалось сдерживать себя, и я не хотел, чтобы она догадалась о том, что я уже давно готов сдаться без боя и был готов совершить любую глупость, даже напиться до бесчувствия. Именно тогда я и отправился гулять по берегу ручья, мимо церкви и дальше, через Тьюлип, пытаясь взять себя в руки и мысленно моля Бога о том, чтобы Он дал мне силы и отвел от греха.
А затем откуда-то из-за деревьев послышались странные звуки, отдаленно напоминающие жалобный вой. Потом все повторилось, но на этот раз они стали как будто ближе. Затем я смог разобрать, что это был крик человека, зовущего какого-то Дэнни. И в следующий момент по спине у меня побежали мурашки, так как я узнал этот голос, который уже слышал, наверное, миллион раз, ибо раздавался он когда-то и в поселковом магазинчике, и на улицах поселка, и даже в моем собственном доме. Это был Моук, но только на этот раз он не пел свои дурацкие комические куплеты под аккомпанемент не менее дурацкого банджо. Он был испуган до смерти, крича дрожащим от слез голосом, то и дело принимаясь стонать, словно от бессилия, и что-то бормотать себе под нос. Затем, еле передвигая заплетающимися ногами, он побрел к своей хижине, и я украдкой последовал за ним, наблюдая издалека за тем, как он остановился на пороге, держа в руке свечу, и снова принялся звать. Когда же он зашел внутрь, я потихоньку подобрался поближе и заглянул в щелку. Моук был маленьким, тщедушным человечком, но еще никогда прежде он не выглядел так жалко, как сейчас. Он сидел на земляном полу, забившись в угол, и обхватив голову руками плакал навзрыд. Отчаянные рыдания сотрясали все его тело, а рядом с ним на полу стояло прислоненное к стене банджо.
* * *Я был потрясен увиденным до глубины души, ибо, во-первых, ненавидел этого человека больше, чем кого бы то ни было на этом свете, и к тому же, принимая во внимание все то, что мне довелось услышать о нем от Кейди, а также то, что мне было известно еще с прошлых времен, я не мог не задаться вопросом, а что, собственно говоря, он делает здесь, и в душе смутно догадывался, что это наверняка может иметь некое отношение и ко мне тоже. Это ощущение стало еще более отчетливым, когда, вернувшись в свою хижину, я услышал доносившийся из дальней комнаты детский плач. Я вошел в дом, и из другой комнаты меня окликнул незнакомый женский голос, пожелавший убедиться, не Кейди ли это. Я ответил, что это не Кейди, а ее отец. Она тут же вышла мне навстречу, и по ее стройной фигуре и довольно высокому росту, я без труда признал в этой молодой особе бесспорную наследницу нашего рода — рода Тайлеров. И тогда я сказал:
— А вы, полагаю, моя малышка Джейн.
— А вы мой отец.
Еще какое-то время мы стояли, взявшись за руки, и хотя нам хотелось расцеловаться, но мешала некоторая скованность.
— А можно я буду называть тебя папой? — спросила она.
— Конечно, я не возражаю.
— Раньше я называла тебя папочкой.
— Ты и это помнишь?
— Я многое помню о своем детстве: и то, как ты баловал меня, и как я тебя любила, и каким высоким ты казался мне тогда.
— А почему бы тебе не называть меня просто «Джесс»?
— Но разве это не дерзко?
— Кейди меня так и называет. Она сама непосредственность.
— И это ей очень идет.
— … Что ей идет.
— Все.
Девушка потупилась, и видно было по всему, что она просто несказанно чему-то рада, а потом, наконец, спросила:
— А ты знаешь о Дэнни?
— Кто такой Дэнни?
— Неужели она тебе ничего не рассказала?
— Так это Дэнни там плачет?
— Его надо покормить, и тогда он перестанет плакать. Кейди взяла твой грузовичок и поехала в город, чтобы купить все необходимое, потому что из всего, что есть у тебя здесь, он может пить лишь молоко. Но она скоро вернется. А как только мы его покормим, то ты сам увидишь, что это самый милый ребенок на свете.
— А какое отношение к нему имеет Моук?
— Ты видел Моука? — ужаснулась она.
Я рассказал ей о том, что мне довелось увидеть в лощине, и она сжала кулачки и в сердцах воскликнула:
— Век бы его не видеть. Так бы прямо и убила бы…
— Эй, эй, да что ты такое говоришь?
— Это Моук украл Дэнни.
— Так… Сначала мою жену, а потом и внука…
— Что ты сказал, Джесс?
— Ведь это из-за него все так получилось, не так ли?
— А я уж думала, ты давно забыл об этом.
— Вообще-то я не имею привычки ничего забывать.
— То, что сделал Моук, и как я разыскала его — это отдельная история. Кейди уехала от нас, а моей матери ровным счетом ни до чего нет дела, так что все заботы и хлопоты о малыше Дэнни свалились на меня, и это было так замечательно, просто настоящий подарок судьбы: ведь возможно, я так никогда и не выйду замуж, а тут у меня есть свой малыш. И вот как-то раз, вернувшись домой из магазина, я обнаружила, что он пропал, и Моука тоже нигде не было видно. Я чуть с ума не сошла, и сразу же поняла, что это Моук его забрал, потому что он всегда был без ума от малыша.
— Неужели Моук способен кого-то любить?
— Ну да, ведь ему тоже бывает одиноко. Короче, я совершенно обезумела от горя. Сначала Кейди исчезла из дома, никому ничего не сказав, а уж когда был похищен Дэнни, то выносить это было превыше моих сил. Но мама сказала, что если Моук действительно забрал ребенка, то он должен будет его куда-то привезти, что у него есть хижина в лощине, и, скорее всего, он направился именно туда. Она подробно рассказала мне, как туда добраться, и я тут же помчалась на автобус, шедший из Блаунта. А когда еще только пробиралась по лощине, то уже издалека услышала смех Дэнни. Моук играл ему что-то на банджо. Я решила не рисковать и не выяснять отношений с Моуком. Ведь, возможно, он не отдал бы мне Дэнни, но зато узнал бы, что я где-то поблизости, и мог бы снова убежать и найти себе убежище в другом месте. Потом он сказал Дэнни что-то насчет того, чтобы попить, но во дворе его хижины я не увидела колодца.
