Джеймс Кейн - Бабочка
— Ничего, думаю, до будущей недели все устроится.
— Ничего не понимаю.
— Поймешь.
— И кто же этот счастливчик?
— Уош.
— Так он что, снова, выходит, передумал, а?
— Он наконец-то узнал правду. Приехав в Блаунт, Джейн позвонила ему. Вообще-то, наверное именно для этого она и отправилась туда.
— Я знал, что она не назвала мне настоящую причину.
— Она позвонила ему, они встретились, и он был просто-таки вне себя, когда узнал, что у нас тут творилось, потому что по радио объявили лишь о том, что тебя арестовали, но вот о том, что тебя отпустили в газетах не было ни строчки, ведь они так не любят писать о том, как кому-то удалось избежать наказания. Джесс, ты сказал ему, что Моук — отец Дэнни. Мне же ты сказал, что Моук — мой отец. И оба раза ты лгал. Мой отец ты. Но только ввести нас в заблуждение и в третий раз тебе не удастся. Тебе это ясно? Ты понимаешь, почему на будущей неделе я смогу выйти замуж на вполне законных основаниях?
— Тебе не принесет это ничего, кроме кучи неприятностей.
— Я так не считаю.
— Люди шерифа до всего докопаются, можешь не сомневаться.
— Мы сами им расскажем.
Странная все-таки штука жизнь: она никак не могла и не хотела смириться с правдой, а я убил единственного человека, который мог бы подтвердить истинность моих утверждений. А когда изложит им свою версию правды в том виде, как она себе это представляет, то никакой суд не сможет осудить ее за то, что она собиралась сделать со мной.
На улице снова начался дождь, и сквозь щель в стене сарая я видел, как она бежит по дороге к его машине. Верх автомобиля был поднят, но мне все же удалось заметить сидевших в салоне Джейн и малыша. Она забралась внутрь, хлопнула дверца, и машина отъехала. Я бросился в хижину за винтовкой. Но ее не оказалось на месте. И револьвер тоже исчез. Тогда я надел шляпу и плащ и направился к сараю, в котором стоял грузовичок, чтобы без промедления отправиться в Карбон-Сити и просить защиты у шерифа. Но стоило мне лишь подойти к двери, как прогремел выстрел. Пуля угодила в притолоку, отчего во все стороны полетели острые щепки. Я бросился обратно в дом, и вторым выстрелом у меня с головы сбило шляпу. Я бросился на пол ничком, и дождавшись темноты, решил ползти по-пластунски. Из хлева доносился рев голодной скотины, подхваченный коровами, пасшимися ниже по ручью, но я боялся выходить на улицу. Позднее, собрав кое-что из еды, которую можно было приготовить без огня — ибо я опасался, что через щели в стене свет может быть заметен с улицы — и наскоро подкрепившись, я забрал все свои деньги, надел плащ и пополз по пластунски вдоль дороги. Вслед мне несся поросячий визг, куриное кудахтанье, а также рев мулов и жалобное мычание голодных и не доенных коров. Мне удалось проползти около двухсот ярдов, когда что-то больно ударило меня по ноге, и я услышал выстрел. Я заполз обратно в хижину, обработал рану и остановил кровотечение.
* * *Дождь льет не переставая вот уже целую неделю, и все это время они терпеливо караулят меня, а я пишу эти заметки. Может быть, у них действительно нет иного выхода, как только убить меня, чтобы положить конец всей этой дурацкой истории и быть снова вместе. Возможно, когда-нибудь они даже будут рассказывать об этом. Но я тоже должен изложить свою точку зрения, ибо не сделал ничего предосудительного и до сих пор убежден в своей правоте. Я рассказал ему то, что сам на тот момент считал правдой, и если бы он был о ней более высокого мнения, то мог бы сам отправиться к ней и дать ей шанс оправдаться. Когда же я выяснил, как обстоят дела на самом деле, то она была уже сама готова броситься на шею любому мужчине. И напоследок лишь хочу сказать, что я люблю ее так же сильно, как и он. Вот вкратце и все. Здесь я ставлю точку, и сегодня ночью я уйду и прихвачу свои заметки с собой. Возможно, все еще образуется, и тогда никому и ничего не придется доказывать, и они все же придут к выводу, что для того, чтобы быть вместе, вовсе не обязательно кого-либо убивать. Рана у меня на ноге подживает, и к тому же кое-что они все же упустили из виду. Они забыли про шахту.
Дождавшись темноты, я выбрался из дома, выше по течению перешел через ручей и сумел выбраться на тропу, так и оставшись незамеченным. Добравшись до штрека с бревенчатыми подпорками и углубившись подальше в туннель, решился наконец-таки зажечь карбидную лампу, справедливо полагая, что ее свет не будет виден с дороги. Теперь мне оставалось лишь спуститься на дно шахты, оттуда подняться по лестнице наверх, погасить огонь, а затем просто соскользнуть вниз по склону с другой стороны и выйти на дорогу, оказываясь примерно в миле от того места, где мои недоброжелатели устроили засаду. Оттуда совсем недалеко до остановки автобуса, и я буду в безопасности. Но разжигая лампу, я нечаянно уронил ее, и в темноту было слышно, как щелкнула откинувшаяся крышка, и карбид рассыпался по рельсам. Опустившись на колени, я принялся шарить руками по земле, пытаясь нащупать хотя бы несколько комочков, но тут до моего слуха донеслось нечто такое, отчего у меня просто кровь застыла в жилах. Это был Моук погребенный мною в нижнем туннеле. Он разгребал завал, орудуя стволом винтовки, как заступом, и пытаясь выбраться наружу. Ударив три-четыре раза по глыбе, он вставлял ствол в образовавшуюся между камнями щель, налегал на свое орудие, сдвигал кусок породы, после чего начинал все заново. Дико вскрикнув, я бросился к выходу, но споткнулся и упал, напоследок больно ударившись головой. Когда я пришел в себя, он был уже совсем близко, и бряцание стало гораздо более отчетливым. Не помню как, но мне все же удалось выбраться оттуда. Когда я возвратился сюда, уже начинало светать.
* * *На улице по-прежнему идет дождь, но уже совсем светло. Прислушиваясь к стуку дождевых капель по крыше, я, кажется, понял, что было в шахте. Конечно же, никакой это был не Моук. А звук капель, разбивающихся о камни. Теперь, когда я нашел всему разумное объяснение, мне больше не страшно, и сегодня же ночью я выберусь отсюда.
* * *Все пути к отступлению отрезаны. Эд Блу наступает и вот…
