Морис Ренар - Таинственное превращение
Однако ее удивило бы, что вместо того, чтобы направиться в буфетную и выпить там прохладительную и пенистую смесь, Лионель прошел прямо в библиотеку, порылся в каталоге и снял с полки несколько книг в суровых переплетах. Он спрятал их под полой своего пальто, как будто стесняясь своей благородной ноши, и с необычайными предосторожностями поднялся к себе в комнату.
Мадам де Праз услышала его шаги. У нее был тонкий слух и чуткий сон, и притом еще, хоть она и спала прекрасно, ей не давала покоя мысль о Лионеле и Обри, стерегущих особняк Жана Морейля. Что они делали? Что узнали? Может быть, ничего… Эта мысль тревожила ее сквозь сон, точно глухое тиканье будильника.
В ранний час, когда вернулся Лионель, несущий с собой надежду или разочарование, будильник шумно зазвенел. Мадам де Праз охватило сильное желание вскочить с постели, накинуть пеньюар, бесшумно открыть дверь… Да, дверь мешала ей удовлетворить любопытство. Мадам де Праз чувствовала себя неловкой в роли следователя. Замок мог щелкнуть, петли заскрипеть, дерево — издать треск. Эти несносные звуки резко раздадутся в утренней тишине сонного дома и разбудят племянницу, спящую поблизости. А мадам де Праз так же, как и Лионель, понимала, что не следует делать ничего такого, что может возбудить в Жильберте недоверие к ним. Наоборот, надо стараться поддерживать во всем обычный порядок. Какая-нибудь неосторожность могла все погубить: Жильберта была из тех своенравных девушек, которые могут выйти за человека из-за того только, что семья этому противодействует; мадам де Праз не строила на этот счет иллюзий. Для того чтобы разбить надежды Жана Морейля, надо зародить желанное решение в самом сердце Жильберты. Необходимо, чтобы она до самого конца чувствовала себя независимой и свободной в своих действиях. Если не удастся представить ей факт, который вызвал бы в ней полный переворот, нечего и думать повлиять на нее. Нет, нет! Полная осторожность во всем! Никаких хождений к Лионелю в необычное время! Никаких подозрительных звуков при первых проблесках зари!
Впрочем, мадам де Праз вспомнила довольно кстати, что Жильберта должна рано проснуться, чтобы ровно в девять отправиться на прогулку верхом. Так она условилась с Жаном Морейлем накануне. У него имелась восхитительная ирландская лошадь, умная, хорошо объезженная, — идеальная лошадь для молодой девушки. В девять утра он должен привести лошадь Жильберте, и они отправятся в Булонский лес до завтрака. Во время этой сентиментальной прогулки мадам де Праз и Лионель успеют наговориться.
Обдумывая таким образом и перебирая в своей седой голове всевозможные предположения и козни, мадам де Праз дождалась обычного часа. Наслаждаясь тем сопротивлением, которое она оказала своему жадному любопытству, эта женщина, так хорошо владеющая собой, заставила себя с особой тщательностью проделать свой утренний туалет.
Когда она входила в свой кабинет, у ворот дома послышался конский топот. Сторож широко раскрыл ворота, и Жан Морейль въехал во двор верхом. С ним был мальчик, ведший под уздцы лошадь для Жильберты. Жан Морейль спрыгнул с седла и направился к двери.
— Который час? — прошептала мадам де Праз. — Половина девятого…
Жан Морейль остановился, когда Жильберта весело окликнула его из окна первого этажа.
— Вы поторопились!
— Простите Лошади были готовы, и я тоже. Мне было скучно.
— Чудесно! Я даже рада, знаете? Вы хорошо выспались?
— Великолепно.
— Подождите меня в гостиной. Согласны? Я скоро! Через двадцать минут я буду готова!
Мадам де Праз приготовилась уже выйти в гостиную, чтобы принять Жана Морейля, как вдруг перед ней очутился Лионель.
— Подождите!> — прошептал он. — Я видел, как приехал Морейль, поэтому поскорей спустился, чтобы вам сказать… Есть новости. Но я хотел бы еще удостовериться. Словом, я предпочитаю, чтобы вы были в курсе того, что я знаю, что я видел. Это только начало, но оно много обещает…
Мадам де Праз прошептала:
— Скорее!
Это замечательно, слышите! — сказал Лионель, смеясь отвратительным смехом. — Замечательно!
Мадам де Праз смотрела на него, не мигая, наперед предвкушая наслаждение.
— Знаете ли вы, что такое «раздвоение личности»? — продолжал Лионель, издеваясь. — Что такое «переменное сознание»?
На лице мадам де Праз выразилось радостное изумление.
— Не может быть! — неистово обрадовалась она. — Жан Морейль?
— Как я вам доложил, maman!.. Значит, вам известно, что это такое?
— Я видела на сцене «Прокурора Галлерса»…
— Я тоже. Вот это-то мне все и объяснило. Только не будем слишком увлекаться. Когда я вам все расскажу, вы увидите, что у нас еще много работы. Я догадываюсь, я чую тайну которую мы, конечно, используем. Но сейчас я знаю только одно этой ночью Жан Морейль вышел из своего дома под видом какой-то темной личности и отсутствовал несколько часов.
— Небо, благослови нас! — дрожащим голосом прошептала графиня.
— Я хотел вас предупредить сейчас же, прежде чем вы увидите Морейля.
— Ты очень хорошо сделал.
— А теперь пойдите к нему. Как только он уедет, мы продолжим наш разговор. Я не покажусь. Но мне хотелось бы видеть его физиономию после того, что произошло сегодня ночью. Какую мину он скорчит?.. Позвольте!.. Ведь я могу видеть его через стеклянную дверь, а сам останусь незамеченным…
— Интересное испытание. Попробуем! — сказала графиня.
Особняк был построен давно, в эпоху Второй империи, когда архитекторы считали еще вполне возможным оставлять в доме темные коридоры. Один такой коридор шел вдоль гостиной. Чтобы осветить его, Гюи Лаваль прибегнул к единственно возможному средству — стеклянным дверям. Это было не очень удачное решение, так как мелкие стеклянные рамы, выходившие во мрак коридора, не представляли собой ничего приятного для того, кто находился в гостиной, хотя хозяева и старались замаскировать их высокими растениями.
Темный коридор, устланный мягким ковром, облегчал дело нескромному наблюдателю. Мадам де Праз и ее сын шли неслышными шагами. Они видели все, что происходило в гостиной, через стекло, замаскированное листьями пальм.
Жан Морейль сидел возле окна. Он взял со стола альбом с фотографиями и медленно перелистывал его. Он выглядел совершенно отдохнувшим. Свежий цвет лица, ясные глаза говорили о здоровье спортсмена, только что проснувшегося от десятичасового сна без сновидений. Ярко освещенный лучами раннего солнца, тонкий и грациозный в своем костюме для верховой езды, Жан Морейль как будто позировал художнику, чувствовалось, что этот молодой человек одарен врожденным изяществом. Даже если бы он очутился в самой убогой обстановке, он все равно был бы таким же… И все-таки!
Лионель вспомнил виденного ночью апаша: как непохож он был на этого молодого человека, этого двуликого Януса, который обратил к нему свой светлый лик после того, как показал уже прежде темный. Им овладело странное оцепенение, которое он испытал уже однажды в ту ночь, когда Жан Морейль появился на балконе своего кабинета. Но после этого Лионель успел порыться в книгах. Теперь он знал тайну этого человека, знал, какое чудовищное психологическое явление заключает в себе «раздвоение личности». И, не умея черпать душевного спокойствия в ученых трудах, он вынес из них только еще более сильное недоумение и недовольство. Он сомневался в своих чувствах, в памяти, в разуме…
Мадам де Праз, которая не имела таких причин изумляться — ее глаза ведь не видели того, что видел сын, — первая заметила какую-то особенность в Жане Морейле. Он разглядывал фотографии не так, как это делает всякий праздный человек, желающий сократить время ожидания. Он рассматривал их тщательно, одну за другой. И чем дальше, тем больше на его лице отражалось удовлетворение. В нем происходила какая-то внутренняя работа. Брови были нахмурены, губы сжаты, Все в нем обнаруживало беспокойного мыслителя, который из глубины сознания стремится вызвать какое-нибудь беглое воспоминание или ускользающее от него объяснение.
Он закрыл альбом, положил его на стол и медленно зашагал по комнате, все еще погруженный в глубокое размышление. Наконец, как бы прогнав жестом надоевшую ему мысль, он снова уселся в кресло равнодушно постукивая ручкой хлыста по башмакам. Мадам де Праз решила, что можно войти. И она вошла, а Лионель убрался восвояси.
* * *Мадам де Праз не любила бесцельных речей, Жан Морейль легко мог убедиться в том, что графиня хочет воспользоваться тем, что они одни.
— Я очень рада поговорить с вами в отсутствие Жильберты, — сказала она после нескольких банальных фраз. — Прошу вас, постарайтесь уговорить ее вернуться в Люверси! Помогите мне, ведь вы имеете на нее такое влияние! Помогите мне победить это болезненное предубеждение… Ведь в этом нет здравого смысла!
