Фредерик Дар - Человек с улицы

Подойдя к "дверям", санитар нагнулся и дернул за самую нижнюю ручку. От толстой стены, бесшумно заскользив по рельсам, отошел цинковый ящик.

Санитар молча посторонился. Сделав шаг вперед, я заглянул внутрь бака. Там лежал Массе, я сразу узнал его. За несколько часов его лицо окаменело, как это бывает у мертвецов, нос заострился, лоб разгладился от морщин. А на белых губах застыла загадочная улыбка.

– Это точно он? – спросил меня санитар.

– Да.

– Перелом шейных позвонков, верно?

– Не знаю.

– Так сказал дежурный врач. Он нисколько не мучился. Это – единственное утешение. Знаете, другим везет меньше! Сегодня вечером нам привезли одного парня... Вы бы видели его! И это еще не конец: праздничный вечер, а дороги так развезло!

Я едва слышал болтовню санитара: вид мертвеца словно завораживал меня. За три часа я лучше узнал его. Из безымянного человека он стал Жан-Пьером Массэ. Я познакомился с его женой, его горничной, увидел его квартиру, бар, который он посещал, кабинет, в котором работал. Я даже был в его спальне.

– Посмотрел? – спросил меня санитар.

– Да, спасибо.

И Массэ навсегда исчез в стене. Но мои глаза запечатлели его загадочную улыбку. Эта смерть и обстоятельства, связанные с ней, оставались для меня ужасной тайной.

Наши шаги по каменному полу разносились мрачным эхом по этому печальному дому.

– Он был женат? – спросил мой проводник.

Передо мной встала мадам Массэ, застывшая на своей кровати в трогательной позе испуганного зверька. И тотчас я почувствовал необходимость снова быть рядом с ней, как можно скорее, чтобы спасти от неведомой опасности. Мне чудилось, что над нею витает некая угроза. Там, в ее квартире, я ощущал это очень остро.

– Да, он был женат. До свидания!

Я забыл выключить фары, и они ярко освещали фасад морга. Его здание вырисовывалось в ночной темноте как некий исторический памятник – так их обычно подсвечивают прожекторами. Снова пошел дождь, и казалось, весь мир растворился в его струях.

Щетки дворников зашуршали по ветровому стеклу автомобиля. Какую-то долю секунды из-за дождя я ничего не видел, но затем стекло очистилось и туманная перспектива улицы возникла передо мной. Равномерно-шуршащее движение дворников по стеклу усугубляло то жуткое чувство растерянности, которое я испытывал. Никогда в жизни не знал я прежде такого.

Людей моей профессии учат быть сильными, четко видеть ситуацию, побеждать ее, несмотря на все трудности. Нас учат сохранять спокойствие, уметь анализировать обстановку и принимать быстрые и верные решения. Но сейчас я был совершенно сбит с толку.

В половине седьмого вечера я наехал на человека. Его смерть была официально установлена. А в девять часов жена этого человека получила от него письмо, в котором он рассказывает о том, что с ним произошло. И это письмо отправлено в семь часов тридцать минут. От этого можно было сойти с ума, напрочь свихнуться.

Вилли, сказал я себе в конце концов, старый болван, сверхъестественного не существует. У всей этой истории есть разумное объяснение. Поскольку Жан-Пьер Массэ погиб в шесть часов тридцать минут, то не мог написать жене в семь часов тридцать минут. Вывод: это письмо – фальшивка! Кто-то, зная о несчастном случае, подделал почерк погибшего. С какой целью? Это-то и надо выяснить. Причем выяснить быстро.

Улицы были почти пусты. Только изредка на бешеной скорости проносились в веере брызг встречные машины.

Окна третьего этажа помпезного дома Массэ были темны. Я решил подняться по лестнице. Странно было доставать из кармана ключи, входить в эту квартиру, как к себе. Запах, царивший здесь, был мне уже знаком. В тот же момент, как за мной закрылась дверь, раздался телефонный звонок. Опрокинув в темноте стул, я бросился зажигать свет. Все это получилось довольно громко. Невольно у меня вырвалось проклятье. Плечом я стукнулся об один из шкафов, и маленькие флакончики еще долго дребезжали на стеклянных полках.

Наконец, мне удалось включить свет. У меня было чувство, будто бы при свете я увижу нечто ужасное, но все в гостиной оставалось, как и раньше, в порядке. За дверями спальни послышались приглушенные шаги.

Телефон не переставая звонил. Я снял трубку.

– Алло!

Молчание.

Я ждал, не говоря ни слова, прикрыв микрофон ладонью, чтобы не было слышно моего дыхания. На другом конце провода я явственно слышал чужое дыхание, прерывистое, слегка свистящее. Мы оба были настороже, мой загадочный собеседник и я, каждый ждал, чтобы другой каким-то образом проявил себя. Ни он, ни я не хотели вешать трубку. Напряжение становилось невыносимым.

В дверях спальни появилась Люсьенн Массэ. Еще более потерянная, чем прежде. Она хотела было спросить меня о чем-то, но я сделал ей знак молчать и продолжал слушать. На другом конце провода по-прежнему слышалось только дыхание с легким присвистом. Не знаю, сколько продолжалась эта игра в кошки-мышки, но уже никак не меньше двух минут. В конце концов сдался мой "собеседник": я услышал щелчок – трубку положили на рычаг.

– Что это было? – пролепетала Люсьенн.

– Ничего особенного. Думаю, ваш телефон не в порядке. Вам надо обратиться в ремонтную службу.

Но ее не так-то легко было одурачить.

– Неправда! Снова было то же самое!

– Что "то же самое"?

Она слегка запнулась, подыскивая нужное слово.

– Дыхание! – прошептала она.

Я увидел, что, произнеся это слово, Люсьенн буквально содрогнулась от обжегшего ее страха.

Мне пришлось как можно небрежнее пожать плечами.

– Не забывайте, что сегодня праздничный вечер. Наверняка кто-то из ваших друзей просто шутит.

– Нет! У нас мало друзей, и все они – серьезные люди. Я не понимаю, почему...

Она остановилась, с удивлением оглядывая меня.

– Вы выходили?

– Да понимаете ли...

– Вы промокли и до сих пор не сняли фуражки.

– Я вспомнил, что забыл закрыть машину.

И речи не могло быть о том, чтобы рассказать ей о смерти Жан-Пьера Массэ сейчас. Этой женщине угрожала опасность, и прежде всего надо было защитить ее. Несомненно, пневматичку ей прислали с одной-единственной целью: заставить остаться дома. А звонили для того, чтобы убедиться, что она действительно никуда не вышла.

– Вам не звонили в мое отсутствие? – спросил я.

– Нет. А вас долго не было?

– Не очень, но чтобы набрать номер, много времени и не нужно.

Она устало потерла глаза.

– Не понимаю, почему Жан-Пьер не возвращается. Если его рана несерьезна, что за причина так задерживаться! Скажите, э-э-э...

– Уильям, мадам.

– Ах! Никак не могу запомнить. Скажите, Уильям, наверное, нам следует обзвонить все парижские больницы, чтобы навести справки?

– Но их так много, и это может занять слишком много времени.

– Не имеет значения, мне нужно узнать, где он!

Я испугался, что придется открыть ей всю правду.

– В письме вашего мужа все четко сказано. Если бы было что-то серьезное, он бы не попросил вас оставаться дома. Он... Он дал бы вам адрес больницы.

Мне было стыдно за такую бесстыдную ложь, ведь совсем недавно я собственными глазами видел уже холодный труп Массэ. Однако мои слова успокоили ее.

– Да, вы правы.

– Скажите, вы говорили мне, что у вашего мужа из родных – только сестра, которая живет в Боготе, я правильно понял?

– Да, все правильно. А в чем дело?

– А не было ли у него брата?

Попался! Говоря о Массэ, я употребил прошедшее время.

К счастью, ее мозг по-прежнему оставался затуманен.

– Нет, никакого брата.

– А... может быть, какой-нибудь кузен, похожий на него?

– Да нет же! Не понимаю, зачем вы все это спрашиваете?

Я и сам не понимал зачем. Я пытался рассмотреть все возможные гипотезы, как будто разгадывал кроссворд. И, как это частенько случается, одно слово идеально входило в означенную для него рамку, но другое, связанное с ним, никак не умещалось.

– Вам лучше?

– Не очень. Меня тошнит. Я хотела бы выпить виски.

– Не стоит: нельзя заживить рану, если скребешь по ней ногтями!

– Я не привыкла пить.

– Именно поэтому. Поспите еще, так будет лучше.

– Я не смогу заснуть, когда мой муж мучается на больничной койке! В письме он пишет о рентгеновских снимках, значит, опасается переломов!

Я взглянул на умолкший телефон. Я знал, что он зазвонит снова.

– Если вы позволите, Люсьенн, я попрошу мою жену приехать сюда. Тогда я смогу отправиться на поиски вашего мужа.

– Если только он сам до этого не вернется!

Произнеся это, она икнула, и так уморительно, что мы оба невольно рассмеялись.

– Конечно, в таком случае не поеду, – подтвердил я.

Мне было неловко звонить Салли в присутствии Люсьенн, но она уже уселась перед столиком, на котором стоял телефон, и ждала.

Набрав номер, я услышал голос Фергюсона. В ожидании меня они крепко поддали, и Ферг хрипел, как испорченный граммофон.