Джоэл Роуз - Самая черная птица
Тогда мистер Адамс попросил бумагу и перо, сел за стол в холле и написал короткую записку. Он велел передать ее, как только я проснусь. После чего попрощался и ушел.
Двадцатишестилетний Джон Кольт принадлежал к семье знаменитого оружейника и являлся младшим из трех братьев: старший, Сэмюэл, изобрел магазинный револьвер «кольт-паттерсон».
Однако младший не участвовал в оружейном предприятии брата. Вместо этого он мечтал о литературе и о славе на этом поприще.
По словам клеветников, в том числе и Ольги Хейс, знавшей Джона в качестве прихлебателя в «Харперс», он брался за все, что имело спрос.
Говорят, художественные соображения мало интересовали юного мечтателя. Его первой публикацией стал трактат о декоративном чистописании. Второй — сочинение о банковских счетах.
Но новая книга была совсем иной.
— Это сборник стихотворений, — радостно объяснял Кольт любому, кто готов был его слушать.
Ради удовольствия увидеть свое последнее творение напечатанным юноша заключил финансовое соглашение с мистером Адамсом. И действительно, цель визита издателя в день убийства касалась того самого соглашения и кое-каких неоплаченных счетов за типографские и издательские услуги.
Судя по всему, качество творений Кольта играло в этом деле не менее значимую роль, чем деньги, которые он задолжал. С точки зрения Адамса, стихи юного литератора не представляли никакой ценности и он не считал их серьезным трудом. Другими словами, подвергался сомнению талант поэта, его честность и искренность, а в случае, если какое-нибудь стихотворение казалось интересным, — даже само авторство. До издателя дошли слухи, что лучшие стихи за подписью Кольта на самом деле принадлежат перу поэта и критика Эдгара По, нанятого за деньги мнимым автором ввиду финансовых трудностей вышеупомянутого джентльмена. Адамс поверил скандальным слухам. До него также дошла молва о том, что По теперь готов отказаться от соглашения и опубликовать в газетах разоблачительную статью.
Учитель каллиграфии обычно вставал в полдень. Ему всякий раз подавали в постель кофе и ароматную сигару из магазина Андерсона в зеленой оберточной бумаге. А также приносили утренние газеты и красную розу в стеклянной вазе.
Записка Адамса в запечатанном конверте, испачканном чернильными следами пальцев, лежала под льняной салфеткой. Взглянув на нее, Кольт сначала отпил кофе и только потом вскрыл конверт.
Вполне вероятно, что я намеревался нанести этому человеку увечья, а посему раздумал садиться в экипаж, отказался от услуг кучера и обогнул пешком Вашингтон-сквер. Однако на полпути я снова передумал и решил действовать по-другому.
Прочитав, он вскочил с постели, разлив и кофе, и воду из вазы.
Он позвал Дилбэка и велел немедленно приготовить экипаж. Потом оделся и выбежал на улицу, невзирая на старания своей любовницы Кэролайн Хеншоу, пытавшейся его успокоить.
У Джона Кольта был кабинет на углу Бродвея и Чемберс-стрит. Он отправился туда и сел за стол; через несколько часов в помещение ворвался Адамс, красный от злости и запыхавшийся: видимо, он бежал вверх по лестнице. Надоедливый издатель бросился к столу писателя через всю комнату и стал размахивать перед лицом последнего неоплаченными счетами.
— Что это значит? — спросил Кольт, оттолкнув агрессора. Адамс закричал, что требует причитающиеся ему деньги. Потом начал извергать из себя какие-то «бессвязные сплетни», которые наверняка услышал от бессовестных болтунов. К примеру, стал утверждать, что автором многих стихотворений, вошедших в готовящуюся к печати книгу, является Эдгар По. Все это попахивало судом, и издатель заявил, что не желает в нем участвовать.
Джон Кольт признался, что выдвинутое обвинение заставило его нервничать, ведь характер По был ему известен.
Тем не менее он заявил, что является автором всех стихотворений и, быть может, именно По выступил в качестве подражателя.
— Заплатите мне, или я вас разоблачу! — пригрозил тогда Адамс. Потом он достал один из подозрительных текстов и швырнул его на стол. Кольт склонился над бумагой и начал читать. Вирши, о коих шла речь, были опубликованы в 1841 году без подписи в «Полис газетт», но юноша уверял, что авторство принадлежит ему.
В наш христианнейший векСтранно, что человекПродолжает злодейство творить без зазренья.Совершает ужаснейшие преступленья.
Драки и избиенья,Воровство, ограбленья,Подлоги, хищенья;В чужие владеньяПроникнуть и скрыться вместе с добычей —Явленье подобное стало привычным.
А еще соблазненье девиц и насилье —Самых грязных и подлых злодейств засилье.
Кольт пришел в замешательство.
— Вы что, с ума сошли? — прокричал он Адамсу. — Оно мое, клянусь всем сущим на этой земле. Я его написал.
— Не думаю, — возразил издатель. — Впрочем, даже если оно ваше, я требую свои деньги! То, что у вас называется стихами, — всего лишь пустое уничтожение невинных деревьев в лесу.
Джон сказал, что, слыша подобные оскорбления, решил все же сохранять спокойствие. Он намеревался лишь выйти из ситуации с достоинством, сохранить лицо и защитить свою честь от столь недостойной и грязной клеветы.
Однако Адамс отказывался взять свои слова обратно или извиниться. Наконец он без обиняков заявил, что ни при каких условиях не напечатает книгу, с глубочайшим презрением назвав творение Кольта «подобного качества писаниной».
— Какого такого качества, сэр? — Несостоявшийся писатель был в ярости.
— Мутного качества. Непристойного, мелодраматичного и исключительно низкого, — парировал Адамс. — Так вам понятно, сэр?
Ему трудно было выносить столь оскорбительное и насмешливое обращение, но он смирился. Юноша снова попытался переубедить собеседника, уверяя, что некоторые выдающиеся литературные гении восхищаются его творчеством. Он снова упомянул По, заявив, что он ведет переговоры с преподобным Руфусом Грисвольдом, редактором «Грэхэмс мэгэзин», о включении стихов Кольта в готовящийся к изданию том «Поэты и поэзия Америки».
Издатель рассмеялся ему в лицо.
«Дальше одно стало цепляться за другое», — признался Кольт, и спорщики, находясь во власти злобы, перестали выбирать выражения.
Сами того не заметив, джентльмены перешли от слов к драке. Без какого-либо предупреждения или повода Адамс внезапно подмял его под себя.
Джон вскоре осознал: преимущество на стороне противника, а у него даже нет подходящего орудия для самообороны. Юноша подчеркнул, что не взял с собой револьвер брата и в офисе тоже не было оружия. Более того, в своих показаниях поэт заявил: дескать, сам факт безоружности должен убедить всех в том, что он не искал неприятностей и не мог их предвидеть.
Тем не менее, по признанию Кольта, после первоначального обмена ударами терпение его наконец лопнуло. Пришлось перейти от обороны к нападению.
Не имея выбора, литератор сильно ударил издателя кулаком. Противники схватились между собой, и Кольта отшвырнуло к стене.
На столе лежал странный двусторонний инструмент: наполовину молоток, наполовину топорик. Почему эта штука оказалась на столе и вообще в его кабинете — этого Джон, по собственным уверениям, не знал. Он схватил этот инструмент и несколько раз ударил Адамса по голове острой стороной.
Даже после этого издатель продолжал сражаться. Раненый схватил длинный шелковый платок, свисавший с шеи поэта, и стал его затягивать. Когда узел стал тугим, Кольт, по собственному признанию, впал в полубезумное состояние. Опасаясь за свою жизнь, он несколько раз подряд стукнул противника по голове вышеупомянутым инструментом.
Несчастный перестал сопротивляться, но убийца уже не мог остановиться, так как впал в истерику. Он продолжал наносить удары, пока стук в дверь не заставил его прийти в себя.
— Кто там?
— Мистер Кольт? Вас ожидают внизу, в вестибюле.
Услышав стук в дверь и свое имя, Джон сначала испугался, а потом испытал шок, внезапно осознав всю чудовищность совершенного им. Он бросился к двери и повернул ключ в замке.
Некоторое время юноша просто сидел, в ужасе от содеянного, — сидел тихо, ожидая свершения своей судьбы.
«На полу было очень много крови», — вспомнил он.
Преступник рассказал, что тщательно вытер пол полотенцем, висевшим на дверной ручке, после чего отжал кровь в ведро с водой, стоявшее в комнате.
«Воды в ведре было примерно на одну треть, а кровь наполнила его по меньшей мере еще на одну, это я могу сказать наверняка», — написал убийца в своих показаниях.
Раздался повторный стук в дверь, но Кольт решил не обращать на него внимания.
«Я просидел в кабинете до самых сумерек, размышляя, что делать дальше, — припоминал он, — один, в тишине, полный ужаса».
