Марина Серова - Будь что будет
— Я поговорю с людьми, вам лучше всего зайти ко мне недельки через две. Кроме того, насколько я знаю, в городе есть несколько коллекционеров очень старых книг, вы могли бы обратиться к ним, возможно, кто-нибудь вам поможет.
— Может, посоветуете, с кого начать?
— Пожалуйста, отправляйтесь в кинотеатр «Искра», найдете там психотерапевта Инокентьева, мерзкий тип, но коллекция у него большая.
Есть ли у Хальзова гараж? Успел ли он поставить туда свою машину? Если есть, то там уже все перерыли. Забрал ли с собой старик меч, когда пошел домой? Забрал, конечно. Или не успел?
Тогда меч или у полковника, или у тех, кто похитил, а может, и убил Хальзова. Какова вообще роль меча? Кому понадобился Хальзов? Тому, кому нужен будда. А он, кстати, точно у Ежова.
Кто может наехать на полковника? Почему этим занимаются люди из ФСБ?
Шутки в сторону. Виктор поприжал будду и какие-то застежки и поплатился. Хальзов выкопал меч и исчез. Кстати, дорогая, ты можешь испариться вслед за дедушкой. Некто знает больше меня. Установив источник, из которого моему противнику стали известны факты глубокой древности, я в конечном счете выйду на преступника.
Водитель «пойманного» «уазика», плечистый волосатый дядька, остановился. Я расплатилась и вышла, хотя могла бы и не отдавать деньги. Мысленно он насиловал меня, не переставая. Не на дорогу смотрел, а на мое тельце. Как доехали, не знаю.
Кинотеатр «Искра», названный так в честь той, из которой возгорится пламя, стоял в двадцати метрах от воды. Борьба за выживание вынуждала храмы кинематографа сдавать собственные помещения различного рода организациям, чем последние и пользовались.
Фирма «Нет зависимости!» арендовала две небольшие комнатки, одна выполняла роль приемной, а вторая служила практикующему врачу кабинетом.
Представившись алкоголичкой, я перебила деньгами всю очередность и забралась в кабинет к дохтуру.
Табличка на двери гласила, что меня будет обрабатывать Инокентьев Гавриил Авраамович.
Лекарь оказался большим, толстым и почти лысым, с виду очень умным, в тонкой оправе с линзами на носу.
Секретарь тире медсестра, видимо, сообщила ему уплаченную посетительницей сумму, поэтому первые три минуты пришлось натуженно молчать, что очень нелегко.
Итак, я узнала, что он, окончив медицинский институт, в течение многих лет изучал народные методы врачевания и подводил под них научную основу, после чего стал широко применять их на практике. Добившись отменных результатов в методике закаливания и лечении водой, он стал известен — ни разу не слышала — и время от времени выступал с лекциями. Параллельно с основной работой, сам того не замечая, втянулся в исследования, связанные с гипнозом, а когда предсказание гадалки, предвещавшей смерть сына, сбылось, он со свойственной ему тщательностью стал изучать явления, не укладывающиеся в сознании российских граждан. Со временем у него стали проявляться отменные способности, что позволило открыть частную практику.
Из всего вышесказанного я должна была сделать вывод, что лечить меня будет не кто-нибудь, а опытный специалист.
— У вас есть в семье алкоголики?
— Нет.
— Тогда я слушаю вас, совершенно здоровую женщину, зачем вам понадобилось со мной встретиться?
— Вы, пока рассказывали, с меня глаз не сводили.
— На пьющую вы не тянете, надо немного поработать над собой.
— Спасибо, обойдусь. Я частный детектив.
Поскольку я купила ваше время, не позволите ли мне задать вам пару вопросов?
— Я с удовольствием прерву свои колдовские процедуры и окунусь в ваши проблемы.
Юморной дядька, да?
— Иванова Татьяна Александровна.
— Табличка на двери.
— Я видела. Вот и познакомились.
— Не тяните кота за я… простите, хвост.
— Говорят, у вас большая библиотека очень древних книг.
— Говорят. Семьдесят восемь томов. Половину писали черти, половину ангелы.
— Вам приходилось когда-нибудь сталкиваться со старыми книгами, в которых содержатся сказки и легенды?
— Есть такие. И что?
— А нет ли каких-нибудь преданий о могущественных колдунах или шаманах, которые использовали гипноз?
— Почему я вас не спрашиваю: а) зачем вам это? б) не сумасшедшая ли вы, Танечка? Потому, что есть такое дело и больше всего об этом знает баба Ксеня. Она у нас местная хранительница богатого наследия. Ее телефона вы ни в одной газете не найдете, потому как нет у нее его. А люди постоянно к ней идут — дверь не закрывается.
Когда придете в гости, избегайте смотреть в глаза старушке, а то закодирует — дорогу домой не найдете. — Он черканул адрес.
— Спасибо.
— Войдете в запой — приходите, буду рад.
Я пулей вылетела прочь. Ощущение от беседы такое, будто тебя накачивают адреналином и лошадиными дозами аскорбиновой кислоты, после чего работоспособность увеличивается втрое.
Как, оказывается, неудобно без машины. Постоянно приходится ловить колеса, и ни в коем случае не сиреневый «ВАЗ-2109».
Дом я искала неприлично долго. Ветхое деревянное строеньице стояло почти на самой вершине холма и щедро прогревалось солнцем.
Потемневшая от времени калитка оказалась заперта. Пришлось колотить по доскам, так как звонка не было. На улицу выбежала стройненькая черноволосая девушка лет шестнадцати.
— Вам кого?
— Баба Ксеня дома?
— Нет. Три дня как в больнице лежит.
— А что с ней?
— Избили ее.
— Что?!
— Напали и избили.
— И в какой она больнице?
— Шестая городская.
— Спасибо.
Я развернулась на сто восемьдесят и побежала ловить машину.
В больницу влетела, как тигрица в овчарню.
Выпотрошила сведения из дежурной медсестры и понеслась в палату.
Сухонькая бабулька с перевязанной головой безмятежно дремала на кровати у окна, несмотря на громкую болтовню трех соседок помоложе.
Медсестра вцепилась в меня уже в палате:
— Вы к кому? Почему на вас нет халата?
Обсуждение последней серии мексиканского телевизионного наркотика было столь бурным, что ни мое появление, ни замечания штатного сотрудника больницы, адресованные посторонней персоне, то есть мне, не смогли прервать оживленного общения. Даже обидно как-то.
Я извинилась, дала денежку и спросила, давно ли спит воо-он та бабушка.
— Как привезли, так и спит. Проснется, дела свои сделает и снова спать.
— А лечащего врача можно увидеть?
— Он в ординаторской. Петров Иван Абрамыч.
Иван Абрамыч! Чего только на свете не бывает.
Доктор оказался приятным мужчиной, с постоянно блуждающей грустной улыбкой.
— Будет жить. Препараты ей достают отменные. Она целитель с большой буквы.
— А что случилось?
— Какие-то подонки ворвались в дом. Ударили чем-то тяжелым по голове, все перерыли и скрылись.
— Ас ней можно поговорить?
— Только не долго. Возраст все-таки.
Я вернулась в палату и под наблюдением медсестры разбудила бабу Ксеню.
— Ты ко мне, внученька? — заголосила она на всю палату.
— Опять сумасшедшая проснулась, — услышала я за спиной.
Откуда в таком человечке столько мощи.
— Да, бабушка.
— Заболел кто?
— Нет. Мне Инокентьев посоветовал к вам обратиться.
— А? — не расслышала старушка.
— Мне про вас Инокентьев рассказал!
— Гаврюшка?! Помню, как же!
Так, напрягая связки, я вместе с целительницей заглушила неистовый бабий треп.
— Как тебя зовут, внучка?
Представляться Татьяной Александровной было как-то неловко.
— Татьяна.
— Что болит, Танечка?
— Все в порядке. У вас-то как здоровье?
— Ох, как два дня голова болела. Недобрые люди пробили. А сейчас-то хворь уходит. Вот посплю еще денек-другой и домой поеду.
— Я только оттуда. Девушка со мной разговаривала, черненькая, высокая.
— Внучка, — улыбнулась баба Ксеня.
— Вы какие-нибудь старые предания знаете?
— Сказки, что ли?
— Сказки, — подтвердила я, — про большеголового карлика.
Болтавшие до этого бабы вдруг заткнулись.
Бабушка поперхнулась.
«Клюет! Клюет!» Я замерла в ожидании.
— Большая голова. Да вот вам большая голова. — Бабулька ткнула пальцем себе в лоб и скрипуче расхохоталась.
Я обмякла.
— Старая это сказка.
Вот так да!
— Так вы знаете?
— Знаю. Только не сказка это, а быль.
Дверь в палату быстро открылась, а затем снова захлопнулась. Стало попрохладней.
«Кто-то заглянул», — подумала я.
— А не помню я уже ничего. Старая стала.
— Но вы ведь сказали, что знаете.
— Зачем тебе такие страсти?
— Надо очень, баба Ксеня.
— Ну раз надо… — Она, кряхтя, села на кровати и туг же схватилась за голову.
— Что с вами?
— Болячки мне покоя не дают. Всю жизнь людей от хвори избавляю, а сама больна, ой больна. Я тебе помогу, а ты мне, — черные глазки впились в меня.
