Александр Ермак - Заговор рвачей
В его голосе уже не было прежнего напряжения, но Розендорф все также пристально и выжидающе смотрел на меня. Нужно было развеять подозрения:
– Я заходил к нему по очень простому поводу.
Розендорф ждал.
Я улыбнулся:
– Со всяким такое хоть раз в жизни происходило.
– Да-да…
– Так вот, это было совсем незадолго до несчастья, которое случилось с Запалиным… Раз уж здесь такая маленькая деревня, то я думаю, вы знаете, что случилось с Запалиным?
– Конечно-конечно, – нетерпеливо подтвердил Розендорф, снова усаживаясь за стол, – Продолжайте.
– В тот день, в тот вечер мы виделись с ним. В кафе. Сидели за соседними столиками.
Он кивнул, как будто подтверждал. Как будто знал наверняка, что в тот вечер я действительно был «У Самсона» и виделся с Запалиным.
Я продолжил:
– Так вот, представьте себе, пожевал я там немного зелени. Есть как бы и не ел, так как был сыт после плотного и, безо всякого преувеличения, очень вкусного ужина в «Медозе»…
Розендорф снова кивнул.
Я задумался, как бы вспоминая:
– Да, пивка, конечно, выпил. И надо бы рассчитаться, а я, оказывается, портмоне свой оставил здесь в номере. С Запалиным мы были знакомы по волейболу, играли в одной команде. Вот он меня по знакомству и выручил, ссудил небольшую сумму, чтобы рассчитаться по счету. А потом я его долго никак встретить не мог. И не знал, что с ним такое несчастие приключилось, пока, наконец, не решил зайти в «Пальмиру» вернуть долг…
Розендорф покачал головой:
– И вам это не удалось.
Покачал и я:
– Не удалось. Теперь придется искать Запалина в Москве. Да, что ж я… Вот ведь не сообразил взять в «Пальмире» его адрес. Придется еще раз наведаться… Знаете, что меня беспокоит? В «Пальмире» мне сказали, что он совсем ничего не помнит. Возможно, и меня не вспомнит. И то, что деньги мне давал. Но ведь нужно же вернуть. Я-то помню…
– Конечно-конечно. Очень благородно…
Розендорф смотрел на меня в задумчивом сомнении. Кажется, не очень-то он поверил в эту историю с долгом. Или просто не хотел верить, что потерял надежду выйти на след интересовавшей его тетради.
Он встал:
– Извините, что, возможно, доставил вам несколько неприятных минут. Но поймите, мы, ученые,…
Я прервал его:
– Ничего страшного. Я все понимаю. Мы, журналисты, тоже не всегда бываем… как бы это сказать…
Главврач кивнул и спросил:
– Чем я могу загладить вину?
Я пожал плечами:
– Да ничем. Все в порядке. В «Медозе» я действительно очень доволен абсолютно всем. Бассейном, ваннами, питанием… Отношением персонала… Так что…
Я так же встал и направился к двери, но Розендорф остановил меня:
– Всем довольны, а ходите ужинать к Самсону.
Я рассмеялся:
– Так это не для наедания – для разнообразия. И здесь в санатории пока немного… пустовато, а там, знаете ли, встречаются такие шикарные девушки.
На лице Розендорфа так и было написано «Я знаю». Он легонько прихватил мой рукав:
– И все-таки, все-таки, чем еще могу быть полезным?
Было такое ощущение, что он не хочет со мной расставаться.
– Хорошо, – сдался я, – если мне потребуется консультация по каким-нибудь медицинским вопросам, то я, надеюсь, вы мне поможете?
Подумалось, что Розендорф сможет подробнее рассказать мне о том препарате, который был найден в крови Запалина. И в любом случае с моей-то профессией квалифицированный консультант-медик всегда может пригодиться.
– Конечно, – он все еще держал меня за руку, – Без проблем. Что именно вас интересует?
– Да пока ничего конкретного, – пожал я плечами, – но всякое может быть.
– Понимаю-понимаю, – все еще придерживал он меня за руку, – вам со многим приходится сталкиваться. Вы же специалист по расследованиям.
Я рассмеялся:
– Да, вы правы, не курорт, а настоящая деревня.
Розендорф потянул меня к столу. Одной рукой раскрыл лежащую на нем папку и вытащил оттуда несколько разных номеров моей газеты:
– Вот весь персонал санатория запоем читает вашу «Алюминиевую смерть». Во внерабочее время, разумеется. Но практически все – от садовника до Инессы. И я тоже, знаете, ни одного номера не пропустил. Очень, очень интересно и, главное, правильно пишете. Ваш главный редактор, наверное, очень вами доволен?
– Наверное, раз вот отдыхать к вам послал.
Розендорф снова спрятал газеты в папку одной рукой:
– Конечно, обидно, что в нашей стране такое творится. Так что, если я смогу внести свой посильный вклад в борьбу с еще какой-нибудь напастью, смело обращайтесь. Всегда помогу вам в вашей, наверняка, так же нелегкой работе. В любое время. И, заметьте, совершенно безвозмездно.
– Спасибо. Буду иметь в виду.
Он наконец-то отпустил мою руку, и я покинул его кабинет.
– Уф, – потер лоб и недоуменно пожал плечами.
После разговора с Розендорфом я вернулся в номер и, сделав по нему пару шагов, остановился. Было такое ощущение, что кто-то побывал у меня в гостях. И это была не горничная, чьи аккуратные руки никогда не прикасались к моим личным вещам. А тут явно кто-то рылся в шкафу с одеждой, двигал сумку.
И кровать заправлена абы как. Я это заметил просто с полувзгляда. Когда-то живущая со мной Вероника пыталась научить меня по утрам тщательно заправлять кровать: подтыкать, натягивать, разглаживать… Вероника ушла, так и не добившись желаемого результата. Но я намертво запомнил, как выглядит кровать, заправленная заботливой женской рукой.
Кажется, и матрас несколько сдвинут со своего места. Искали под ним? Тетрадку? Хорошо, что она была со мной.
Я присел и задумался на несколько минут. Что это значит? Что делать с тетрадью?
На долгие раздумья времени у меня не было – мы договорились с Анной поиграть с утра в бадминтон – что-то у нее сегодня в графике процедур изменилось. Она обещала разгромить меня в пух и прах:
– Знаешь, как я в институте играла. Это тебе не волейбол, в бадминтоне все сложнее.
Я, конечно, с ней согласился:
– Да, разумеется.
Она хитро глянула на меня:
– А еще у меня такая спортивная юбочка…
– Так я тогда только на нее смотреть буду и точно проиграю.
– В сухую…
Пора идти.
На выходе из комнаты столкнулся с Инессой, держащей одну из рук за спиной. Она улыбнулась:
– А я к вам.
– Заходите.
Она мотнула головой:
– Да мне только пару слов сказать.
– Говорите.
– Должна, вот, вас предупредить, что у нас сегодня номера будут обрабатывать специальным противопожарным раствором. Извините, что не успели это сделать до вашего приезда. Но вы не беспокойтесь – это такая совершенно безвредная жидкость. Она моментально сохнет и практически не пахнет. И мы постараемся сделать эту обработку в ваше отсутствие в номере. Чтоб вас совсем не побеспокоить.
– Кажется, у меня эту обработку уже провели.
– Ой, – искренне расстроилась Инесса, – значит, я опоздала вас предупредить.
– Ничего страшного.
– И еще, – Инесса замялась.
– Да?
Она вытянула из-за спину руку. В ней была газета:
– Вы дадите мне автограф?
– Конечно.
– Напишите мне что-нибудь вот здесь. Рядом с «Алюминиевой смертью».
И я написал: «Инессе, ради которой хочется жить».
Мне показалось, что она несколько порозовела:
– Спасибо. У меня это первый автограф известного человека.
Я заметил:
– Но, думаю, далеко не последний. Вы же говорили, что в «Медозе» скоро будет полно министров, политиков. Так что у вас наберется прекрасная коллекция.
– Я надеюсь… Но…
– Но?
– Нет, ничего…
На том и расстались.
Я шел на свидание с Анной и по-прежнему думал о том, что делать с тетрадью. Куда ее спрятать? После того, как мои вещи обыскали, было ясно, что в номере оставлять ее никак нельзя. И носить с собой, наверное, тоже не стоило. В бассейне, на ваннах, на массаже, когда раздеваешься, то оставляешь одежду в шкафчике. Конечно, вряд ли что-либо украдут в таком солидном заведении. Но, с другой стороны, а почему бы и не украсть тетрадь. Ведь я сказал, что у меня ее нет. И соответственно я не смогу заявить о том, что пропало нечто, чего у меня не было.
Не доходя до парка, я неожиданно увидел Анну. Она стояла под огромной чинарой. Даже издали я узнал ее. Махнул рукой и прибавил шагу.
Чем ближе я подходил к Анне, тем более странной она мне казалась. На ней была какая-то очень необычная одежда. Цветастая блузка с узелком на животе. Целый ворох таких же цветастых юбок. На голове – яркий пестрый платок. Сюрприз для меня? Или что-то еще?
Я с любопытством приближался. Но только подойдя практически вплотную, догадался – это была не Анна. Цыганка, держащая в левой руке какую-то котомку.
Одного роста с Анной. Наверное, одного возраста. И фигура – один в один. Такие же черные длинные волосы. Карие глаза. Те же черты лица. Только цыганка все же несколько смуглее. Но с расстояния или на рассвете-закате немудрено перепутать. Ну, очень похожа. Если Анна нанесет на кожу какой-нибудь тонирующий крем, то точно не отличишь.
