Марина Серова - Под горячую руку
Из-за моей спины со стороны ступеней крыльца ко входу в офис прошел молодой мужчина в расстегнутом плаще и белом шарфе. Открыв высокую стеклянную дверь, он повернул голову и глянул на нас злыми глазами.
— Кто это? — спросил Гром.
— Сашка. Правая рука Серова во всем, что не относится к крупному бизнесу. Он привез мне билет в «Медведицу».
— Слушай последнее. — Гром глянул на закрывшуюся за Сашкой дверь и заговорил, понизив голос почти до шепота: — Через Аполлинарьевну меня больше не вызывай. Прихворнула она. Вот тебе другой номер и адрес квартиры, где этот телефон стоит. Живет там твой старый знакомый. Можешь съездить к нему, выбрать то, что тебе нужно из электроники. Вооружись, если сочтешь необходимым. Но не перебарщивай. Этой ночью я позвоню тебе сам, но если возникнет нужда в срочной связи, звони по этому номеру. Все. Иди, Юлия. Удачи тебе.
Гром пошел от меня не оборачиваясь. Сбежал по ступеням крыльца и остановился у дорожного бордюра. К нему сразу же подкатил обшарпанный «жигуленок», сама собой открылась дверца.
Сашка дожидался меня в вестибюле, тенью маяча между колоннами, облицованными серым мрамором. Но стоило мне появиться, как он, не подавая виду, что узнал, заметил меня, набычившись зацокал каблуками вверх по лестнице. Не поняла я его маневра. Когда не понимаешь поведения человека, явившегося на встречу, самое правильное — перестать его замечать, сдержать недоумение и вести себя как ни в чем не бывало. Я поступила наоборот.
— Александр!
Он поднимался по соседнему лестничному маршу, слышал мой голос прекрасно, но даже головы не повернул на оклик.
«Щенок закрученный!» — так обозвав его про себя, я ускорила шаг, чтобы догнать перед входом на этаж, занимаемый Комитетом солдатских матерей. Вместе с билетом в ресторан он мог привезти что-нибудь на словах от своего господина. Возможно, именно этим объясняются странности его поведения. Приглашать Сашку в кабинет не хотелось — на ходу отвязаться быстрее. А спроваживать в коридоре, на слуху у наших любопытных кумушек, хотелось еще меньше.
Сашка помог мне — замедлил шаг, а дойдя до площадки, и вовсе остановился.
— Вы ко мне? — спросила я, постаравшись придать лицу приветливое и безмятежное выражение.
Он медленно, как злодей из фильма ужасов, повернулся и вперил в меня горящие неприязнью глаза. У него даже верхняя губа дрогнула, будто едва сдерживался, чтобы не зашипеть или не плюнуть в меня ругательством.
— В чем дело? — встревожилась я. — Вы от Жени? С билетом в ресторан?
Гипнотизируя меня по-прежнему, Сашка достал из внутреннего кармана узкий конверт из плотной бумаги, такой же в точности, как и полученный мною утром от Николая Михайловича.
— Спасибо.
Я, демонстрируя интерес, заглянула вовнутрь и шагнула к коридору.
— Подождите, — подал он наконец голос. — С кем вы только что разговаривали там, внизу?
— С приятелем, — пожала я плечами и возмутилась: — А какое вам, собственно, дело?
— Ваш приятель случайно не самарский?
— Он тарасовский. А что?
— А к стрелковому спорту ваш приятель отношения не имеет? — В его голосе зазвучал сарказм, почти издевка. — Вот вы, например, бывший снайпер. А он?
Сашка поднял руки на уровень груди и взвесил в них воображаемое оружие.
— Что за допрос? — возмутилась я. — Почему вы меня спрашиваете?
— Тихо, тихо! — В успокаивающем жесте он обратил ко мне раскрытые ладони, нехорошо усмехнулся и запрыгал со ступеньки на ступеньку вниз. Поднял на ходу лицо и, все так же усмехаясь, ответил: — Интересно мне, вот и спрашивал. Понятно?
— Дурак! — проворчала я в надежде, что он расслышит.
Извинившись и попросив еще несколько минут у матушки Славы Рыбакова, маявшейся в ожидании у окна в конце коридора, я вошла в кабинет, скинула куртку и положила на стол два одинаковых конверта. В одном из них — билет в ресторан, в другом должны быть деньги. Забыла я о них. Опустилась в кресло, закрыла ладонями глаза и затаила дыхание — подарила себе мгновение тишины и неподвижности.
Дураком назвала я серовского опричника. Но дураком он, правая-то рука хозяина, быть не может в принципе. Поэтому его несдержанность — не пустая ли рисовка? Не сам ли Николай Михайлович через него только что, почти в открытую, объявил о своих подозрениях в отношении меня? Зачем? Напугать хочет? Рассчитывает, что запаникую? И все это — перед рестораном. Что предложит мне Серов сегодняшним вечером? И что потребует? Оч-чень интересно!
Я загадала: если первым попадется в руки конверт с деньгами, все сложится наилучшим образом и Николай Михайлович будет в моих руках послушнее воспитанного ребенка.
В дверь заглянула матушка Рыбакова.
— Юлия Сергеевна!
— Да, заходите, пожалуйста. Извините меня за ваше ожидание.
Я с любезной улыбкой указала ей на стул рядом со столом. Она прошла и села, достала из сумки тонкую, прозрачную папку с документами, подала ее мне и заговорила, рассказывая, с какими трудностями ей пришлось столкнуться, чтобы узнать имя и фамилию подполковника — командира части, в которой служит ее Славик.
Я открыла конверт и неосторожно достала из него три стодолларовые купюры. У солдатской матушки пресекся от изумления голос.
Глава 4
Будто случайно вырвалось у Сурова разрешение воспользоваться спецсредствами. «Не перебарщивай!» — распорядился, но это — для порядка. Кто, кроме меня самой, определит, по какой мерке оценивать целесообразность, скажем, установки микрофона под ручку кейса Николая Михайловича? Или инфразвукового излучателя малой мощности в его кабинете?
Хорошая это вещь, излучатель. И редкая. Мне, к примеру, дело с ним иметь довелось только раз, еще в бытность мою в Калининграде. Приборчик тогда списали, но он действовал, и до сих пор в порядке, и хранится у меня за семью печатями. Размерами излучатель не более обыкновенной зажигалки и оформлен может быть по-разному.
Когда он работает, а работает он бесшумно, ухо не воспринимает звук такого диапазона, в радиусе шести метров с совершенно здоровыми людьми начинают твориться странные вещи. Первой накатывает вялость, пропадает желание двигаться. Затем рассеивается внимание, и для того, чтобы сосредоточиться, надо применить усилие. Вскоре отказывает ум — мысли начинают путаться, перескакивать с одного на другое, и заканчивается это безобразие непреодолимой сонливостью.
Подлый приборчик. Включается дистанционно, и своего питания ему хватает на многие часы непрерывной работы.
Есть у меня и психотропные препараты. Бывают моменты, и таковых сколько угодно, когда они незаменимы. Одна инъекция, и человек, кем и каким бы он ни был, ответит на любой вопрос с предельной правдивостью.
Есть у меня и «жучки» — передающие сигнал микрофончики, размером со спичечную головку, с цепкими, незаметными крючками возле короткой иглы. Достаточно легкого нажима, чтобы надежно прилепить «жучка» практически к любой одежде. Хорошо держится он и на деревянной поверхности. Мощность его невелика, но, расположившись за стеной, можно чистенько записать разговор на обыкновенный диктофон или прослушать его, закатив в ухо горошину приемника.
Извинившись перед плюшевой пантерой, моей любимицей, за беспокойство, я, освободив для себя место, переселила ее с дивана в кресло, уселась, скрестив ноги, и открыла крышку большого пластмассового кейса. Вот он, весь мой личный арсенал, собранный по крохам за время работы с Громом. Суров знает о его существовании. Не все из взятого в очередной раз и по тем или иным причинам неиспользованного я возвращала обратно. Мое доброе начальство смотрело на это сквозь пальцы, возможно, именно в предвидении такого случая, как сегодня. Именно сегодня ехать по адресу, полученному от Грома, уже не было времени.
Ограничилась я минимумом. Три микрофона-горошинки я прикрепила к манжете левого рукава блузки с внутренней его стороны. Здесь они и незаметны, и всегда под рукой. Уши украсила клипсами-приемниками. Поколебавшись, достала из футляра зажигалку и сунула ее в маленький карман юбки. Хорошо пришлось, впору. Модельер, конструируя кармашек, не предполагал, что получилось у него идеальное вместилище для миниатюрного электрошока.
Пользоваться зажигалкой мне уже приходилось. Зарядная емкость ее невелика, хватает всего лишь на два воздействия, но каких! Здорового мужика с ног валит.
Поразмышляв и вспомнив предостережения Сурова, я надела на безымянный палец аляповатое, но, к счастью, небольшое, не бросающееся в глаза кольцо с лиловым камнем. Он закреплялся в гнезде миниатюрными лепестками, один из которых имел незаметный заусенец. С кольцом следовало обращаться осторожно. Царапина от заусенца в течение пятнадцати минут более чем наполовину снижала двигательную активность противника любой комплекции.
