Лейф Перссон - Другие времена, другая жизнь

— Заходите, заходите. Я понимаю, вам тоже хочется взглянуть.

Боже, какие идиоты, подумал Ярнебринг. И как только таких берут в полицию?

Они обошли квартиру Странное место, если вспомнить, что Эрикссон был холостяком. Ничего общего, к примеру, с двухкомнатной Ярнебринга в Васастане. Если сделать скидку на некоторый беспорядок — как-никак произошло убийство, к тому же Вийнблад со своими коллегами потрудились на славу, — если не думать об этом, жилье было на редкость аккуратным, все прибрано, много мебели, купленной и расставленной в соответствии с эстетическими представлениями, которых Ярнебринг, во-первых, не разделял, а во-вторых, они были ему не по средствам.

— Ни хрена себе! — обратился он к своей новой напарнице.

— Что?

— Такая квартира… Я так не живу…

— Правда?.. — улыбнулась она. — А я-то думала…

Вийнблад показал им свои находки. Он выложил трофеи рядком на письменном столе. Несмотря на воробьиную внешность, он выглядел гордым как петух, когда сообщил, что ему удалось «зафиксировать как орудие убийства, так и целый ряд интересных улик».

— Орудие убийства мы нашли в кухне, убийца бросил его в раковину. — Вийнблад показал на большой нож для разделки мяса с черной деревянной рукояткой и следами запекшейся крови на блестящем лезвии.

Поздравляю, кисло подумал Ярнебринг, для такого растяпы, как ты, подвиг просто немыслимый.

— Нож принадлежит убитому? — спросила напарница.

— Похоже на то, похоже на то, — вдумчиво покивал Вийнблад. — Клинок чуть не тридцать сантиметров, вряд ли кто-то притащил его с собой.

— «Сабатье», — заметила девушка. — Французские ножи, очень дорогие. Кстати, другие ножи в кухне тоже «Сабатье».

— Вот именно, — подтвердил Вийнблад, принимая вид умника из телевизионной викторины.

Господи, чем мы занимаемся! — подумал Ярнебринг, поглядывая на часы. Уже первый час, самое время упасть в койку и поспать перед новым днем с его новыми пакостями, а они стоят и долдонят что-то про кухонную утварь, которой отдавал предпочтение убитый. И так все ежу понятно.

— Ты, как я понимаю, изучала кухонное оборудование в школе полиции, — пробурчал Бекстрём. — В мое время этого не было. Ладно, пора заканчивать с домашним хозяйством. Я поговорил с твоим шефом, Ярнебринг, и он обещал, что и ты, и твоя подруга будут нам помогать, так что увидимся завтра в девять в нашем отделе, а сейчас я хочу поблагодарить всех за приятно проведенный вечер.

Ну и дерьмо, подумал Ярнебринг, но промолчал.

Его напарница все больше ему нравилась. Баба, конечно, ну и что? — размышлял он по дороге. Сама предложила отогнать машину в полицейский гараж на Кунгсхольмен, она, дескать, живет там поблизости, ей это вовсе не трудно, а по пути может подбросить его до дома.

— И как тебе в нашем отделе? — спросил он, чтобы не выглядеть совсем уж бесчувственным столбом.

— Думаю, мне понравится.

— Ты ведь работала в полиции правопорядка, — не столько спросил, сколько констатировал он.

— Не-а, — покачала она головой. — Вернее, работала, но это было давно.

Ну, не так уж давно. Сколько ей? Самое большее тридцать, может, чуть за тридцать.

— Я работала телохранителем в СЭПО.

Ни хрена себе! Ярнебринг про себя даже присвистнул.

— А тут сразу следствие по убийству, — сказал он вслух. — Причем в компании двух редких олухов.

— Это мое первое дело, так что мне очень интересно.

— Причем в компании двух редких олухов, — повторил он.

Она улыбнулась:

— Ты имеешь в виду Бекстрёма и Вийнблада? Я о них слышала. Хотя только сейчас начинаю думать, что это правда… то, что про них говорят.

— Бекстрём — типичный рвотный порошок, — поделился Ярнебринг. — Если он будет досаждать, скажи мне, я его вздую.

— Не надо. — Она снова улыбнулась. — Я это и сама могу сделать.

Странная девица, подумал он. Полиция меняется… Только в какую сторону?

— Сама, значит, можешь? Если прижмет?

— Могу, — кивнула она, не отрывая глаз от дороги. — Если прижмет.

Она высадила его у подъезда и, пока он обдумывал прощальную реплику, уже попрощалась.

— Спокойной ночи, — улыбнулась она. — Завтра увидимся.

Ярнебринг проводил машину взглядом. Анна Хольт, подумал он, инспектор Анна Хольт. Странно, как это они не встречались раньше. И он, и она служили в полиции всю свою сознательную жизнь.

Бекстрём немало удивил Вийнблада: ни с того ни с сего предложил ему идти домой — он сам все запрет и опечатает.

— Давай закрывай, я подожду, и поедем вместе, — проявил благородство Вийнблад.

— Ну нет, — таинственно улыбнулся Бекстрём. — Мне надо проверить кое-какие соображения, если ты понимаешь, что я имею в виду. А тебе еще надо передать вещдоки в отдел. Так что увидимся завтра.

— Очень мило с твоей стороны, — сказал Вийнблад и подумал про себя: «Дрыхнуть ты будешь, а не проверять соображения».

Наконец-то, с облегчением вздохнул Бекстрём, как только этот полупедрила исчез со своим барахлом, тут же запер дверь и открыл шкаф. У этого дьявола полно дорогой выпивки, ящиками покупал… Надо бы заказать такси, но это опасно, решил он. Настоящий профессионал не станет подвергать себя ненужному риску. Тем более, кто знает, может, на улице уже торчит какой-нибудь ретивый журналюга. Ладно, будут еще возможности… Лучше так, чем вся эта прелесть попадет в общественный фонд, потому что родственников у покойника, похоже, нет.

Хорошо, что он в зимнем пальто. Альфа и омега при осмотре места преступления, весело подумал Бекстрём, — это хорошее пальто. Он рассовал по карманам несколько тщательно отобранных бутылок, запер за собой дверь и наклеил на нее пломбировочную ленту.

Дома он уселся на диване перед теликом и рассмотрел принесенные бутылки, думая, как ему спланировать расследование, чтобы немного подгадить Ярнебрингу и этой тощей мымре, что была с ним.

— На здоровье! — произнес он и поднял стакан с дорогим односолодовым виски, обращаясь к своему тусклому отражению в темном экране телевизора. Мебель, конечно, не такая дорогая, как у покойника… Пора бы привести домой какую-нибудь хрюшку с хозяйственными наклонностями, пусть хоть немного наведет порядок, а впрочем, хорошо и так. Черт с ней, с мебелью, зато выпивка у нас одна и та же, у жмурика и у меня, ухмыльнулся Бекстрём. Только я жив, а он нет, вот и вся разница. Он еще раз наполнил стакан почти до краев, и, когда уже допил последний глоток и собирался идти в постель, вдруг его осенило. Он внезапно понял, что произошло. Все было ясно: и мотив, и все детали. Он вдруг отчетливо увидел картину преступления, как степь при вспышке молнии. Вот это да, подумал он с удовольствием, вот эта да! Интересно.

3

День для Ярнебринга начался не особенно удачно, но продолжение оказалось значительно лучше. Потом, когда все уже закончилось, он прокрутил в памяти события дня. Если бы он не собрался по-настоящему перед вечерней оперативкой и не сообразил вовремя что к чему, все могло бы кончиться скверно. Однако обошлось, и его ждали очень приятные выходные. Причин к тому было много, но в основном они были связаны с его личной жизнью. Правда, он старался о ней не думать, а еще меньше — говорить.

Уже четыре года, как Ярнебринг был обручен. Его невеста работала в полиции правопорядка на Норрмальме. Она была красивая, приятная в общении, к тому же обладала немалыми хозяйственными талантами и редкостной аккуратностью. Ко всему прочему Ярнебринг ей очень нравился — казалось бы, большего и желать нельзя. Проблема состояла в том, что помолвка затянулась, а время бежало все быстрее, и он не знал, как поступить.

Поначалу все шло лучше некуда. Он переехал к ней домой. Она приняла его просто замечательно, с теплом и заботой, и он был уверен, что помолвка вскоре завершится браком, полным взаимопонимания и тихого семейного счастья. Он поправился на пять кило, кольцо на левой руке стало жать, это его раздражало… и их отношения дали трещину.

Он обнаружил в ее характере новые черты. Она, например, злилась, когда он называл ее подругой, а не невестой. Если, говорила она, ты считаешь, что наше обручение было не всерьез, можешь убираться сейчас же, потому что мне надо устраивать свою жизнь. Он тут же переехал домой, потом они помирились, он опять поселился у нее, потом опять съехал… А время шло и шло. В настоящий момент он жил в своей квартире, определенности никакой не было, но он, как уже было сказано, предпочитал об этом не думать. Иногда ситуация напоминала о себе самым неприятным образом, вот как сейчас, в четверть седьмого утра, когда он открыл дверцу холодильника.

Ярнебринг проснулся в шесть. Он никогда не спал больше шести-семи часов, даже после выпивки. Ему этого было достаточно, чтобы проснуться бодрым, отдохнувшим — и свирепо голодным. Еще с вечера его тревожили неприятные предчувствия, и они подтвердились, когда он заглянул в холодильник.