Евгений Сухов - Мертвец – это только начало
– Так точно, товарищ полковник, – ввернул майор, собирая со стола разложенные снимки.
– А может быть, все-таки это не он? – не сдавался Крылов. – Мало ли на свете похожих людей?
– Очень сомнительно, товарищ полковник, – упрямо возражал Шевцов, – вы же сами видели его на пленке. А потом, вот эти снимки, – взял он в руки пачку фотографий. – На них он тоже запечатлен. Все сходится один к одному.
Дробь прекратилась, и в кабинете установилась зловещая тишина.
– Забавная ситуация, – вновь выдавил из себя полковник. – Он, стало быть, живее всех живых? Так получается, майор?
– Точно так, товарищ полковник. Так, может, мы все-таки заведем дело?
– Признаюсь, господа офицеры, не приходилось мне сталкиваться с подобными случаями, а тем более заводить дело только по подозрению, что наш покойничек неожиданно воскрес.
– Но вы же сами видите, все сходится в точности, товарищ полковник, – не унимался Шевцов. – Его лицо! Это точно! Второго такого быть не может!
– Вадим, хочу тебе сказать, я специально просмотрел наши оперативные съемки, где был заснят Куликов. Так вот, у человека, который записан на пленке, не только лицо, но даже точно такая же походка, как у Куликова. Дело будем заводить, – слегка хлопнул по столу полковник, – а как доложить об этом начальству, уже моя забота. Все свободны.
Шевцов радостно улыбнулся.
– Спасибо, товарищ полковник.
– А чего ты радуешься-то? – укорил Геннадий Васильевич. – Хорошего в этом мало, тебе только хлопот прибавится. Его ведь еще и ловить нужно.
Шевцов с Васильчиковым поднялись почти одновременно.
– За этим дело не станет, товарищ полковник. Разрешите идти?
– Идите. И без Куликова не возвращайтесь, – напутствовал Геннадий Васильевич.
Глава 7
Шевцов посмотрел на часы. Пора уходить. Через полчаса у него встреча с Афоней Карельским. Сказав дежурному, что появится часа через полтора, майор забрался в свою машину и, повернув ключ стартера, лихо отъехал со служебной стоянки.
Афоня ждал майора неподалеку от Центрального рынка, во дворе пятиэтажного дома. Он явно скучал и лениво, как человек, пресыщенный удовольствиями, пил баночное пиво маленькими глотками. Несмотря на близость автострады и огромного рынка, который гудел озабоченно и сердито, как потревоженный улей, место здесь было спокойное. За гаражами, плотной стеной вставшими возле дороги, собеседников не увидать, а со стороны дома их скрывала мощная крона дерева, нагло заглядывающая корявыми сучьями в окна третьего этажа.
Шевцов едва кивнул и опустился рядом на скамейку, примяв расстеленную газету.
– О Куликове что-нибудь узнал?
– Нет. Как в воду канул, – честно ответил Афоня. – Пришлось выходить на нужных людей, но даже они ничего не знают. Если он и живой, то вращается в собственном кругу, а эти люди его не выдадут. Слишком многое их связывает.
У самой скамьи с надеждой прыгал взъерошенный воробей, явно выпрашивая подношения. Афоня выгреб из кармана какой-то темный сор и щедро швырнул его под ноги. С радостным чириканьем попрошайка ухватил что-то и, отлетев в сторону, принялся усердно поклевывать.
– Может, ты плохо интересовался?
– Ты бы меня, майор, не учил, как спрашивать надо. В нашем деле следует проявлять такт, а то за лишние вопросы можно и без головы остаться. Но меня другое удивляет, гражданин начальник: все его точки работают как часы. Абсолютно никакого сбоя. Мне приходилось наблюдать, как после смерти хозяина точки мирно, безо всякой стрельбы уходили под нового владельца. А тут они работают, как и раньше, и за все это время не было никакого наезда.
– И что это значит?
Воробей доклевал соринки, слетал по каким-то своим делам и уже через минуту вернулся с целой стаей приятелей. Они весело прыгали под ногами, крикливо щебетали, требуя угощения, и, казалось, старались делать все, чтобы на них обратили внимание.
Афоня, порывшись, достал из другого кармана полгорсти семечек, ссыпал их на головы воробьям. На каждый взмах птицы реагировали бурно, мигом отлетая в сторону, словно подозревали, что их хотят ухватить за лапы. Удостоверившись в добрых намерениях людей, озорники вновь собирались к небогатой поживе.
– А то! Никто не верит в смерть Куликова! Слишком уж все это неубедительно. Все-таки Кулик – величина, и таких молчком не хоронят. В пользу моего предположения и еще один примерчик имеется. Тут трое молодых попытались на магазин винный наехать, что под крышей Кулика находится, так их изуродованные тела потом в каком-то овраге отыскали.
– А может, у него в бригаде вырос какой-то лидер, вот и держит всех в кулаке? – предположил Шевцов.
Афоня Карельский ответил не сразу.
– Команда у него сильная, спору нет. Чтобы такие точки удерживать, да еще в центре Москвы, так сказать, в самом хлебном месте, одной наглости будет маловато. Поверь! Но явных лидеров нет. Если бы такой появился, его свои бы заклевали. Никто из них даже близко не стоит со Стасем Куликовым, а он был настоящей фигурой. Всех держал во! – сомкнул пальцы в кулак Афоня. – И попробуй рыпнись. Голову оторвет махом!
– Понятно, – качнул головой Шевцов. – А если попытаться у бригадиров поспрашивать? Ведь кому-то они деньги все-таки отдают?
– Тоже верно, – лениво согласился Афоня Карельский. – Возможно, его братки чего-то и знают, но у них ничего не вытащить и клещами. Это народ тертый.
– И все-таки попробуй к следующему разу узнать, где находятся близкие кореша Куликова. Если он живой, так, может, он у них и отлеживается?
– Попробую, начальник, хотя я тебе уже сказал, что за подобное любопытство и голову могут отвернуть.
Однако расставаться Афоня не собирался. Такое поведение было не в его характере, чаще после подобных встреч он бежал от майора, как черт от ладана. А сейчас, уподобившись красной девице, упер глаза в землю и поднять не хочет.
– Что у тебя там еще стряслось, колись! – в раздражении произнес Шевцов.
– У меня к тебе просьба имеется, начальник, не знаю даже, как и начать.
– Говори без вступлений, в чем проблема?
Афоня обладал талантом влипать во всевозможные истории, и Шевцову приходилось постоянно подключать людей, чтобы выдернуть его из очередного дела. Интересно, что же приключилось в этот раз?
– Понимаешь, начальник, – наконец осмелился поднять бледно-голубые глаза Афоня, – у нас тут компашка была. Ну, девочек вызвали, все как положено. Посидели, выпили, мне одна телка досталась, вот с такими буферами, – выставил вперед обе ладони вор, – сговорились за сотню баксов. Ну, я ее зажал в уголке и отодрал от души, – глаза его сделались озороватыми. – А потом сунул руку в карман, а у меня там всего двадцать долларов. Я ей их протягиваю. А она возьми и прошипи мне в лицо: если я остальные не отдам ей сейчас же, то заявление на меня в ментовку напишет, что я ее изнасиловал. Хотел я ей по роже звездануть, но, слава богу, удержался. Не мое это дело, с бабами воевать. Расстались как будто бы по-мирному, а потом оказалось, что она на меня, сучка, и в самом деле написала. Еще ее сутенер ко мне приходил, женишком представился, сказал, что процентики накопились. Хотел его по стене размазать, а из-за двери еще три рыла высунулись. Короче, майор, на счетчик меня посадили. И сам понимаешь, если к своим обращаться, тоже объяснять им трудновато будет: раз бабой попользовался, будь добр плати, а если денег нет, так и в дыру нечего было залезать. И расплатись, даже если на счетчик поставили. И потом, майор, пойми меня правильно, какой позор будет, если меня не за дело закроют, а за мохнатый сейф! Меня-то все человеком считают, а тут такое!
Афоня Карельский был расстроен искренне, даже голос его как-то изменился и перешел на страдальческий сип. Ситуация и вправду была нелепой: имея три судимости за грабеж, попасть за решетку по заявлению проститутки об изнасиловании.
– В каком районе заявление?
– В Краснопресненском.
– Ладно, придумаем что-нибудь, – пообещал Шевцов, скрывая улыбку. – У меня в этом районе кое-какие связи имеются, так что, думаю, сработает. С заявлением, правда, придется повозиться, бумага – вещь серьезная.
– То есть? – непонимающе заморгал Карельский.
– Подход к женщине надо будет найти, чтобы она переписала его, что ли. А может, ты женишься на ней, Афоня? Девушка, видишь, честная, не прощает бесчинства. Из вас очень хорошая пара получится. Да и хватит тебе ходить в холостяках, детишки пойдут, семьянином примерным заделаешься, – подмигнул Шевцов.
– Будет тебе, начальник, изгаляться, – в отчаянии бросил Афоня, явно не расположенный к шуткам. – Да мне допрос братва уже в КПЗ учинит, как это я такие уважаемые статьи поменял. И было бы на что! – в сердцах воскликнул он. – И вообще, как это можно за мохнушку садиться, когда с бабой за стакан вина можно договориться!
