Джеймс Чейз - С/С том 26. В этом нет сомнения. Шантаж и флакон духов. Скупщик краденого.
Так вот как выглядит Джон Меррилл Фергюсон, один из самых богатых и влиятельных людей в мире…
Внезапно я почувствовал странное возбуждение. Смотревший на меня в зеркале человек был Джоном Мерриллом Фергюсоном! Я поднял правую руку, и Джон Меррилл Фергюсон тоже поднял правую руку. Я отступил на два шага назад, и Джон Меррилл Фергюсон тоже отступил на два шага. Я улыбнулся ему, а он улыбнулся мне.
И тут мне в голову пришла одна мысль: а что есть в этом человеке такого, чего нет у меня? Я имел в виду не его деньги и не власть, ибо, разумеется, ни того, ни другого у меня не было… Но у меня было его лицо, его одежда, и я мог теперь без труда подделать его подпись.
Эта мысль проникла ко мне в мозг совсем так, как маленькое зернышко… Но зерна со временем прорастают… Я забыл об этом зернышке на время, когда в комнату вошел Дюрант.
Я вышел, прихрамывая, из ванной, подошел к кровати, потом повернулся и взглянул на него.
Невольно я почувствовал удовлетворение, когда увидел моментально промелькнувший в его глазах испуг.
Внимательно посмотрев на меня, он сказал:
— Очень хорошо…
Он повернулся к Маззо, который стоял в проеме двери.
— Ну, мы пошли, — сказал он и вышел из комнаты.
— Я же сказал тебе, Джерри, — заговорил Маззо, — что это здорово!
Я не пошевелился, только посмотрел ему в глаза.
— Это всего лишь рекомендация, Маззо, — заговорил я конфиденциальным тоном, — но не будет ли безопаснее, если отныне и впредь ты станешь называть меня мистером Фергюсоном, а не Джерри?
Он даже подпрыгнул.
— Что это ты себе вообразил? Послушай, приятель, ты не босс! Я не стану называть тебя мистером Фергюсоном! Это ты будешь делать то, что я буду тебе говорить! Вот так!
— Ты назовешь меня Джерри или приятелем, Маззо, — сказал я, — а кто-нибудь это услышит, и мы с тобой сядем в лужу. Я — мистер Фергюсон, и делаю я то, что ты мне говоришь, но называть меня лучше мистером Фергюсоном.
Он потер голову своими огромными ручищами и задумался. Я почти слышал, как скрипели от напряжения его мозги. Наконец он кивнул.
— Да-a, ты говоришь дело.
Потом он усмехнулся.
— О’кей, мистер Фергюсон. Пошли!
Выходя из комнаты, я еще не сознавал, что крошечное семечко в моем мозгу стало прорастать.
Я прошел следом за Маззо по широкой лестнице в ярко освещенный вестибюль.
Харриет Фергюсон с неизменным пуделем на руках стояла на пороге центральной гостиной.
Дюрант с портфелем в руках — возле парадной лестницы.
Маззо отошел в сторону.
— Проходите, мистер Фергюсон, — сказал он почтительно.
Я прошел мимо него по лестнице и, видя, что старая женщина наблюдает за нами, задержался у последней ступеньки и прямо посмотрел на нее. Я слышал, как она затаила дыхание. Я улыбнулся ей. Улыбка получилась вымученной из-за маски, но все же это была улыбка.
— Фантастично! — воскликнула она, посмотрев на Дюранта.
— Да, — согласился он. — Пора выходить.
Маззо незаметно мне кивнул. Я захромал вперед и приблизился к старой даме.
— Мадам, — сказал я, — надеюсь, что вы удовлетворены?
— Вы могли бы быть моим сыном, — сказала она, и я заметил слезы на ее глазах.
— Это было бы для меня счастьем, — сказал я, припомнив сыгранную мной сцену в каком-то душещипательном фильме тридцатых годов, приподнял ее руку и погладил своими губами.
Отвернувшись, я захромал к Дюранту, который наблюдал за этой сценой с таким же кислым видом, какой я наблюдал не раз у режиссеров, когда пытался украсть сценку у героя.
Снаружи, в сгущающихся сумерках, поблескивал «ролле». Шофер-японец услужливо распахнул дверцу.
Первым сел Дюрант, я — следом за ним. Маззо устроился рядом с шофером.
Когда мы выехали на шоссе, Дюрант сказал:
— Когда мы приедем в аэропорт, Стивенс, нас будет ожидать пресса. Приблизиться к нам они не смогут, но там они, конечно, будут. Мы полетим на самолете корпорации. Вы будете делать в точности все то, что вам скажет Маззо. Никаких проблем не возникнет. Не спешите. Помните: вы — Джон Меррилл Фергюсон. Вас будут надежно охранять. Поднявшись по трапу, вы можете повернуться и поднять руку. Понятно?
— Да, мистер Дюрант, — сказал я.
— В самолете, Стивенс, — продолжал он, — вы кивнете стюардессе и сядете. Вас никто не побеспокоит, пока мы не прилетим. По прибытии на место я вас проинструктирую.
Зароненное в голову зерно давало о себе знать…
— Есть одна мелочь, — сказал я, — но она может оказаться однажды важной… Всего лишь один совет, мистер Дюрант. Не безопаснее ли вам прекратить называть меня Стивенсом? Я не знаю, как вы называете мистера Фергюсона, но разумнее называть меня именно так. Сорвется у вас с языка при посторонних «Стивенс», и вся операция пропала… Мне не хочется, чтобы меня обвинили в провале.
Я не смотрел на него, мой взгляд был прикован к затылку шофера-японца.
После долгой паузы Дюрант сказал:
— Да, замечание дельное… мистер Фергюсон. Вы проявляете предусмотрительность.
— Если случится провал, мистер Дюрант, я не хочу, чтобы я был его виновником.
— Да…
Он тяжело дышал.
— В таком случае вам лучше называть меня Джо.
— О’кей, Джо.
Больше ничего не было сказано, пока мы не достигли аэропорта. Тут Дюрант повторил:
— Ничего не делайте. Ничего не говорите. Предоставьте все Маззо.
Я не мог отказать себе в маленьком удовольствии:
— Слышу, Джо…
Наш «ролле» явно ожидали.
Охрана открыла двойные дверцы и отсалютовала нам, когда мы вылезали из машины. Чувствуя себя членом королевской семьи, я слегка приподнял руку, отвечая на приветствия.
— Ничего не делайте! — прошипел Дюрант.
Машина помчалась по периметру аэродрома. Впереди я видел слепящие огни и огромную толпу, собравшуюся поблизости от освещенного самолета. Господи, каким же я пользовался успехом!
«Ролле» проехал сквозь приподнятое заграждение, которое тут же опустили. Человек пятнадцать стояло у подножия трапа самолета. По их виду сразу можно было сказать, что это сильные и надежные телохранители.
Маззо выскользнул из машины. Дюрант кивнул мне, я вылез, он следом за мной.
— Пошевеливайтесь! — буркнул Дюрант.
В слепящем свете прожекторов я двинулся к трапу.
Немедленно раздались крики:
— Мистер Фергюсон, посмотрите сюда!
— Мистер Фергюсон, всего несколько слов!
— Мистер Фергюсон, минуточку, пожалуйста!
Это неистовствовала пресса. Вспышки кинокамер не прекращались. Это был самый потрясающий момент в моей жизни! То, о чем я так часто мечтал, когда еще надеялся стать знаменитой кинозвездой, за которой будут охотиться репортеры, а фотографы сражаться за право быть рядом со мной…
Я двинулся вверх по трапу. Дюрант шел за мной по пятам. Сердце у меня стучало.
— Мистер Фергюсон!
Имя повторялось снова и снова, волны человеческих голосов плескались вокруг меня.
Господи, каким великим человеком я себя чувствовал!
На самом верху трапа я задержался, повернулся и посмотрел на целое море человеческих лиц. Телохранители, телекамеры, неистово толкающиеся репортеры… Чувствуя себя по меньшей мере президентом Соединенных Штатов, я поднял руку величественным жестом… Но тут же стоявший рядом Дюрант втолкнул меня в самолет.
Дверь закрылась.
Представление было окончено.
Я часто читал о самолетах, принадлежащих сильным мира сего. Но когда я прошел мимо двух улыбающихся девушек в темно-зеленой форме и в кокетливо сдвинутых пилотках и увидел внутренность лайнера, я внутренне ахнул.
Обычные пассажирские кресла были заменены небольшими кожаными шезлонгами. В салоне стоял изящный письменный стол с высоким черным стулом перед ним, большой коктейль-бар, широкий стол для совещаний с десятью стульями. Весь пол устлан толстенным темно-красным ковром…
У стены находился кожаный не то стул, не то кресло с приставкой для ног, в котором было очень уютно вздремнуть.
— Садитесь здесь, — сказал Дюрант, указывая на этот стул.
Я уселся, снял шляпу и положил ее на ковер рядом с собой.
Подскочил Маззо, схватил ее и куда-то унес. Дюрант прошел вперед, где его не было видно.
Сквозь задвинутые занавески на иллюминаторах пробивался свет телевизионных установок, и я ухитрился немного отодвинуть в сторону ближайшую занавеску, чтобы посмотреть на оставшихся внизу представителей прессы, но было уже поздно.
Ожил реактивный двигатель лайнера, и через несколько минут самолет уже покатился к взлетной полосе.
Возвратился Дюрант и сел за письменный стол, открыл свой портфель, достал из него кипу бумаг и начал их читать.
Я отдыхал в кресле, глаза у меня были закрыты, думал я об оказанном мне приеме… Что значит иметь на счету миллиарды! Думал я о своих тоскливых годах, о бесплодных попытках пробиться в кинозвезды… И вот теперь, совершенно неожиданно, ко мне относились, как к одному из самых богатых людей в мире… И мне это безумно нравилось!
