Фридрих Незнанский - Петербургское дело

— И что бы ты на них купил? — поинтересовался Андрей.

— Много чего, — ответил пацан. — А что?

— Ты знаешь, что такое товарно-денежные отношения?

Он покачал головой:

— Не-а.

— Это когда один человек что-нибудь дает другому, а тот взамен платит ему деньги.

Мальчишка, явно не понимая, о чем речь, но, смутно догадываясь, что ему может перепасть целых сто (а может, даже и пятьсот!) рублей, посмотрел на свою бутылку и сказал:

— Кока-кола столько не стоит.

— Мне она и не нужна. Мне нужно, чтобы ты мне кое-что рассказал.

Пацан похлопал ресницами:

— А я ниче не знаю.

— Правда? — Андрей вздохнул. — Ну, значит, я в тебе ошибся. Топай домой, а я заплачу пятьсот рублей тому, кто знает.

Андрей повернулся и сделал вид, что хочет уходить.

— Эй! — громко сказал пацан.

— Что?

— А ты правда заплатишь?

— Зуб даю, — пообещал Андрей.

На лице мальчишки отразилась глубокая задумчивость и усиленная работа мысли. Он раздумывал не меньше полминуты и наконец сказал:

— Только на друзей я стучать не буду. За это могут и в глаз дать.

— Ясное дело, — согласился Андрей. — На друзей бы и я не стал. Пойдем-ка сядем.

— Куда?

— Да вот, на скамейку.

Пацан поморщился:

— Так она же мокрая.

— Ничего. Я тебе пакет постелю.

Мальчишка вздохнул и, по-прежнему не выпуская из-под мышки бутылку с колой, двинулся к скамейке.

— Как тебя зовут? — спросил Андрей, когда они расположились на скамейке.

— Ну Леха.

— Меня — Андрей. Будем знакомы. Слушай, Леха, ты слышал про девушку, которую убили в вашем дворе?

— Э-э… — Алчный огонек вновь вспыхнул в глазах у мальца. — Про какую? — быстро спросил он.

Андрей усмехнулся, достал из кармана сотенную бумажку и положил ее на скамейку:

— Это аванс.

Сотенная бумажка со скоростью света исчезла у Лехи в кармане.

— Так как? — переспросил Черкасов. — Слыхал?

— Ну слыхал.

— Ты в тот вечер играл во дворе, так?

— Ну.

— И ты видел ее, эту девушку?

Мальчишка шмыгнул носом и угрюмо поинтересовался:

— А ты не из милиции?

— А какая разница?

— Если ты из милиции, то получится, что я стукач, — резонно ответил мальчишка. — А если нет, то нет.

— Нет, я не из милиции. Я из студенческого поискового отряда.

— А что это?

— Долго объяснять. Но даю тебе слово, что стукачом ты не будешь. — Андрей подкрепил свое обещание еще одной сотенной купюрой. — А теперь рассказывай, как было дело.

— Мы с Витькой Самойловым в хоккей играли. Видел там коробку?

— Ну.

— Вот там мы и были. Сперва Саня Петров шайбой в фонарь кинул — просто так. Ну и попал. Фонарь погас, и все пацаны разошлись. Только мы с Витькой остались — шайбу погонять. Я особо не хотел, но у Витьки дома отчим… Короче, пока отчим спать не ляжет, он домой не приходит. Вот и я с ним…

— Давай ближе к делу.

— Ближе так ближе. Она вон от того дома шла. — Леха показал рукой. — По дорожке. А на скамейке парни взрослые сидели.

— Ты их знаешь? — нетерпеливо спросил Андрей.

Пацан покачал головой:

— Не. Они не местные. Хотя… — Мальчишка нахмурил конопатый лоб. — Одного я, кажись, и раньше видел. Только не помню где.

— Рассказывай дальше! — потребовал Андрей.

— Дальше так дальше, — пожал Леха плечами, но прежде, чем продолжить, красноречиво покосился на карман Андрея.

Тот дал ему еще сотню, предупредив:

— Остальное получишь, когда расскажешь все до конца.

— Ладно, — нехотя согласился мальчишка. — Их несколько было. Но за телкой этой увязались трое. Мы с Витькой из-за бортика смотрели. Интересно было, как они ее завалят.

— За базаром следи, — предупредил Андрей.

— Ну… закадрят. Короче, догнали они ее и стали клеить. Типа — «девушка, давайте познакомимся» и все такое. Один, чисто по приколу, под хачика закосил. Говорит: «Меня Кикабидзе зовут, а вас как?» Только она им не отвечала. Топала по дорожке и даже не оглядывалась. Мы еще после этого с Витькой на бутылку колы поспорили — даст она им или нет. Я сказал, что даст, а Витька, что…

— Ближе к делу, — хмуро сказал Андрей.

— Ну, короче. Один из этих придурков вокруг телки обежал и завопил: «Она ж узкоглазая!» Тут и остальные подвалили. Как узнали, что она узкоглазая, стали стебать ее. Че-то типа того, что она из Чучмекистана приехала, чтобы русских мужиков сифаком заражать…

Кулаки Андрея сжались до хруста. Глаза стали пустыми и мертвыми. Мальчишка удивленно раскрыл рот, потом сглотнул и тихо воскликнул:

— Оба-на! Так ты че, знал ее, что ли?

— Не твое дело, — процедил сквозь зубы Андрей. — Рассказывай дальше.

— Ну че дальше? Дальше они ее завалили и бить стали. А потом, когда она отключилась, к гаражам оттащили… Ну там я уже не видел, это в темноте было. Да и струхнули мы с Витькой сильно, за бортик залегли. Выглянули, только когда они ушли. Я хотел поближе подойти, но Витька меня за рукав оттащил. Сказал, что если подойдем — отпечатки останутся, и телку на нас повесят.

Мальчишка замолчал.

— Это все? — тихо спросил Андрей.

— Да вроде все. Потом мы сразу по домам ушли.

— Вы кому-нибудь об этом рассказывали?

Мальчишка покачал головой:

— Не-а.

— Почему?

— Так никто и не спрашивал.

Мальчишка помолчал, искоса поглядывая на бледное лицо Андрея. Потом сказал:

— Слышь, парень… Ты только не рассказывай никому, что мы с Витькой там были. Вдруг менты и правда все это дело на нас повесят. А у меня мать больная. Если что, у нее ж сразу инфаркт будет.

— Не расскажу, — пообещал Андрей. Он вынул из кармана бумажник и отсчитал мальчишке еще две сотни: — На, держи. И забудь о том, что меня видел, понял?

— Понял, — кивнул тот. — А почему забыть-то?

— Потому. Потому что кончается на «у».

— Детский прикол, — усмехнулся мальчишка. Он взял со скамейки бутылку колы, выжидательно посмотрел на Андрея. — Ну че, я тогда пойду?

— Подожди. Ты разглядел лица этих парней?

— Только одного. Того, которого раньше где-то видел.

— Опиши мне его.

— Ну… — Мальчишка наморщил лоб и напряг память: — Рожа такая… как у вампира. Бровей как будто нет, одни глаза. И губы длинные — до ушей. И еще я запомнил — руки у него были красные.

— Как это — красные? — не понял Андрей.

— Да так. Будто с мороза. У других нормальные, а у этого — красные. У меня такие бывают, когда я в снежки без перчаток играю. Больше ничего.

— Он был лысый, этот парень?

— Не знаю, он в шапке был. Остальные — точно лысые, а этот…

— Во что он был одет?

— Да Не помню я уже. Ну, куртка такая черная… Джинсы. И шапка тоже черная.

— Ты бы смог его узнать, если бы встретил?

Мальчишка подумал и ответил:

— Наверно. А может, и нет. Может, я вообще все перепутал. Фонарь там был слабый, да и сидели мы с Витькой далеко. — Мальчишка с тоской посмотрел на Андрея. — Слышь, я пойду, а? Мать волноваться будет. А мне еще колу эту Витьке тащить. Я ж проспорил.

— Иди, — разрешил Андрей.

— Ты это… — Мальчишка явно замялся. — Ты не расстраивайся. Мне мать всегда говорит, что жизнь — штука сложная. Сегодня геморрои, а завтра — Гималаи.

— Иди уже, советчик, — усмехнулся Андрей.

И мальчишка побрел по асфальтовой дорожке, держа под мышкой свою драгоценную кока-колу.

11

А вечером Андрей напился в компании Гоги и Герыча, которые вызвонили его прямо на лекции по проблематике современной истории и потребовали, чтобы он выставился. Парням задержали выплату гонораров до следующего вечера, а у них, по меткому выражению Гоги, «нутро горело так, что даже пукать страшно!»

Собрались в одном пивном подвальчике на Гаванской. После двух кружек разговор друзей свернул в философское русло. Обсуждали вопросы бытия, любви, смысла жизни и секса. Впрочем, как всегда. Но когда — по предложению Гоги — друзья отполировали пиво водкой, беседа стала несколько агрессивной. Началось все с заявления Гоги о том, что еврей — самая мудрая нация в мире.

— Потому что приспосабливаться умеют? — уточнил Герыч.

Гога покрутил головой:

— Нет. Приспособиться любой дурак может.

— А, понял, — вновь кивнул Герыч. — Они не только выживут в любой пустыне, но и зацветут там буйным цветом. Так?

— Опять не угадал. Выжулить миллиончик-другой — дело не хитрое.

— Что-то у тебя не слишком получается, — заметил на это Андрей.

Гога небрежно махнул рукой:

— Любой русский мог бы стать миллионером, если б не был лентяем и не увлекался вот этой отравой. — Гога щелкнул пальцем по графину с водкой.