Силла Бёрлинд - Прилив
Берег, убийство, жертва. Все вертелось вокруг этого. И будет продолжать вертеться.
* * *Оливия принялась за трубу в ванной. С подступающим к горлу отвращением она с помощью зубной щетки и взятой на время стамески выловила толстую темно-серую пробку сантиметров двадцать длиной. Пробку из волос, плотно закрывавшую сливное отверстие. Девушке стало еще противнее, когда она заметила, что часть волос принадлежала кому-то другому. Должно быть, волосы скапливались много лет. На вытянутой руке она отнесла их к мусорному ведру и плотно закрыла пакет, как только выбросила туда пробку. Оливия вообразила, что волосы вот-вот оживут.
Теперь пришло время проверить электронную почту. Спам. Спам. Спам. Зазвонил мобильный. Мама Мария.
— Ты не спишь? — спросила она.
— Сейчас всего полдевятого.
— Кто тебя знает.
— Что ты хотела?
— Во сколько мне забрать тебя завтра?
— А что?
— Ты купила малярную ленту?
Тюннингё? Точно! Мария звонила пару дней назад и говорила, что пора взяться за солнечную сторону, ту, которая больше всего выцвела. Арне очень за нее беспокоился. Мария собирались покрасить ее в эти выходные. Про планы Оливии мама не спросила. В мире Марии, если она что-то запланировала, дочь Марии не имела права на отступление. В выходные стена должна быть перекрашена.
— Я не могу.
Оливия перебирала в уме возможные отговорки.
— Почему не можешь? Что случилось?
За долю секунды до разоблачения ей на глаза попалась папка, лежавшая у компьютера. Береговое дело.
— Мне нужно съездить на Нордкостер в выходные.
— На Нордкостер? Что ты там будешь делать?
— Это по учебе, задание.
— Разве ты не можешь поехать в следующие выходные?
— Нет, я… я уже забронировала билет.
— Но ты же можешь…
— А знаешь, что это за задание? Дело об убийстве, в расследовании которого участвовал папа! В восьмидесятых! Правда, удивительно?
— Почему?
— Это ведь то самое дело.
— Он расследовал массу дел.
— Я знаю, но все равно.
После этого разговор длился недолго. Мария, казалось, осознала, что не сможет заставить Оливию поехать в деревню. Она ограничилась вопросом об Элвисе и после ответа тут же повесила трубку.
Оливия зашла на сайт «Шведских железных дорог».
* * *Йелле целый день провел в одиночестве. Продал несколько газет. Сходил в организацию помощи бездомным «Ню Йеменскап» на Каммакаргатан. Дешево подкрепился. Он избегал людей. Как можно реже общался с ними — с Верой и с парой других бездомных; остальных избегал совсем. Йелле вел такую жизнь уже несколько лет. Создал непроницаемый кокон одиночества, оградив себя от мира как физически, так и ментально. Нашел внутреннюю пустоту, в которой стремился существовать. Пустоту, высушенную от прошлого. От всего, что было, и от того, что никогда не повторится. Он страдал от проблем с психикой, ему поставили диагноз. Чтобы сдерживать психозы, Йелле сидел на лекарствах. Чтобы сохранить равновесие. Чтобы выжить — это, по его мнению, было самым важным. Уйти из бодрствования в сон. Свести контакты с миром к минимуму.
И мысли тоже. Мысли о том, кем он был в прошлом. В другой жизни, в другой вселенной, до первого удара молнии. Молнии, которая разрушила нормальное существование, запустила цепную реакцию падений и хаоса, в конце концов приведя к первому психозу и к последовавшему за ним кошмару. Тогда он стал совсем другим человеком. Методично и сознательно разрушал все социальные связи. Чтобы утонуть. Потеряться. Все отпустить.
Формально это случилось шесть лет назад. Для Йелле — гораздо раньше. В его сознании каждый прошедший год стер обычное понимание времени. Он находился в безвременье. Забирал газеты, продавал их, иногда что-то ел, искал более-менее защищенные места для ночевки. Места, где он мог пребывать в покое. Где никто не дрался, не пел, не кричал от кошмаров. Довольно давно Йелле нашел старый деревянный сарай, частично разрушенный, в стороне, на окраине. Там он мог умереть, когда придет время.
И туда направлялся сейчас.
* * *На стене в помещении, почти лишенном отделки, висел экран. Довольно большой. Сегодня 42-дюймовый телевизор можно купить за смешные деньги. Особенно если покупать в местах попроще. Телевизор, который сейчас смотрели двое парней в куртках с капюшонами, как раз был куплен по смешной цене. Один из парней торопливо переключал каналы. Вдруг второй на что-то среагировал:
— Смотри!
Переключавший остановился на канале, где избивали мужчину.
— Твою мать, это же тот мужик из парка! А это наш гребаный фильм с мобильника!
Через пару секунд появилась ведущая и объявила о выпуске нового ток-шоу.
— Только что вы увидели фрагмент одного из широко обсуждаемых фильмов, содержащих насилие, с сайта Trashkick. Скоро поговорим о них подробнее.
Ведущая протянула руку в сторону кулис.
— Известная журналистка, много лет занимающаяся серьезными социальными проблемами: наркотики, эскорт-услуги, торговля людьми… Сейчас она работает над серией статей о насилии в среде молодежи — встречайте, Ева Карлсен!
Вошедшая в студию женщина была одета в черные джинсы, пиджак и белую футболку. С убранными наверх светлыми волосами, на высоких каблуках, подтянутая Карлсен вошла в студию. Ей было около пятидесяти, она хорошо знала свое дело и добивалась успеха без особого напряжения.
Карлсен опустилась в студийное кресло.
— Добро пожаловать. Несколько лет назад вы выпустили яркую серию репортажей об эскорт-услугах в Швеции — так завуалированно часто называют элитную проституцию, — но сегодня вы главным образом занимаетесь насилием в среде молодежи. Так начинается ваша серия статей…
Ведущая взяла газету.
— «Страх — мать зла, а насилие — крик помощи заплутавшего ребенка. Именно страх лежит в основе молодежного насилия, которое мы наблюдаем сегодня. Страх вырасти в обществе, где ты не можешь найти достойное место».
Ведущая положила газету и посмотрела на Еву:
— Хорошо сказано. Ситуация действительно настолько серьезна?
— И да, и нет. Когда я пишу «бессмысленное молодежное насилие», я имею в виду особый вид насилия, производимый конкретными индивидами, в ограниченных масштабах. Дело в том, что не вся молодежь совершает такого рода действия, напротив, это довольно небольшая группа людей.
— Но все-таки все мы были шокированы опубликованными в Интернете фильмами с жестоким избиением бездомных. Кто стоит за этим?
— Травмированные дети, в корне сломленные дети, которые так и не научились состраданию из-за предательства мира взрослых. Теперь они вымещают свою боль на людях, еще более слабых в их глазах, в данном случае на бездомных.
— Какую хрень она несет!!! — не выдержал парень в темно-зеленой куртке.
Его товарищ потянулся за пультом.
— Подожди! Я хочу послушать.
Женщина на экране покачала головой.
— Кто же виноват? — спросила она.
— Все мы, — ответила Карлсен. — Все, кто участвовал в создании общества, где молодые люди оказываются настолько незащищенными, что теряют человеческое лицо.
— Как, по вашему мнению, мы можем исправить ситуацию? Можно ли ее исправить?
— Это вопрос политический, его решение зависит от того, на что общество расходует ресурсы. Я могу только описывать, что происходит, устанавливать причины и выявлять последствия.
— Леденящие кровь фильмы в Интернете?
— В том числе.
Парень нажал кнопку на пульте. Когда он клал пульт на стол, на предплечье у него показалась небольшая татуировка. Две буквы в кругу: «KF».
— Как звали бабу? — спросил второй.
— Карлсен. Нам пора валить в Ошту!
* * *Эта ночь могла быть запечатлена на картине Эдварда Хоппера,[12] если бы он был шведом и находился восточнее Стокгольма в лесу у озера Йерлшён. Эта сцена.
Художник поймал бы свет единственного фонаря, качавшегося на металлическом столбе, запечатлел бы, как мягкий желтый огонек освещает длинную пустынную дорогу, асфальт, пустоту, мрачную зеленую тень леса, а прямо у кромки освещенного островка — одинокую фигуру, мужчину, уставшего, высокого, сгорбившегося, возможно, идущего к свету, а может, от него… живописец остался бы доволен пейзажем.
А может, и нет. Его, вероятно, разочаровала бы модель, которая, неожиданно свернув вбок и исчезнув в лесу, оставила бы живописцу лишь пустынную дорогу.
«Модели» было все равно. Он направлялся к сараю. К частично развалившемуся деревянному убежищу за заброшенным складом. Крыша сарая защищала от дождя, стены — от ветра, пол — от самого лютого холода. Никакого электричества, но зачем оно ему? Он знал, как выглядела обстановка внутри. Собственный внешний вид он забыл несколько лет назад.
