Трупы Большого театра - Алексей Валентинович Митрофанов

Алексей Валентинович Митрофанов

Александр Сергеевич Сорокин

Трупы Большого театра

Действующие лица

Михаил Михайлович Сафьянов, премьер-министр и большой любитель Большого театра

Венцеслав Аркадьевич Скромный, директор Большого театра

Артемий Ефимович Царедворский, главный режиссер Большого театра

Борис Семенович Грибанов, главный дирижер Большого театра

Григорий Александрович Овчинников, бывший банкир, председатель Попечительского совета Большого театра

Амалия, его подруга

Галина Николаевна Томская, прима Большого театра, Снегурочка

Виталик, ее бывший муж, статист

Антон, их сын

Чумарик, любимый пекинес примы

Юпитер, сожитель Антона Томского

Елена Ланина, главный бухгалтер Большого театра, тетя Галины Томской

Анастасия Макаровна Величаева , подруга Томской, Снегурочка второго состава

Сергей Сергеевич Тимошенков, Мизгирь

Байков, бывший (?) любовник Галины Томской, Лель

Вера Молочкова, балерина, протеже Сафьянова, Весна

Ирина Грушева, подруга Молочковой, Купава

Василий Никитич Степанов, следователь Управления

Маша, его жена

Николай, их сын, студент-медик

Юрий, друг и однокурсник Николая

Андрей Алексеевич Битнев, следователь, коллега Степанова

Даниил Евгеньевич, начальник Степанова

Ксения Собчак, светская львица и популярная телеведущая

Борис Вениаминович Грубер, отоларинголог поликлиники Большого театра

Станислав Книгин , его помощник

Охранник Большого театра

Билетерша, его жена

Валерий, бомж

Физкультурник, бомж

Артисты Большого театра, статисты, зрители обоих полов, охрана Сафьянова и прочие.

Сцена первая

Снег валил густыми липкими хлопьями. Степанов потопал на аккуратном коврике у двери, снял шапку и встряхнул ее. После холодной улицы коридор казался теплым и уютным. Коричневые плитки были усеяны частыми водяными капельками. В кейсе ключа не обнаружилось. Забыл! Пришлось давить на кнопку

звонка. Зазвучала птичья трель. Жена встретила Степанова на пороге. Круглое ее лицо озарилось радостной улыбкой. Степанов чмокнул супругу в душистую щеку и потрепал по плечу.

На самом деле настроение у Степанова было самое что ни на есть паршивое. И собственно, по двум причинам. Во-первых, прожил с женой четверть века. За это время она успела здорово измениться. Но, значит, и он, Степанов, изменился, и далеко не в лучшую сторону. А во-вторых, на семейном совете решено было отметить юбилей дружной семейной жизни походом в Большой театр. Дело в том, что жена обожала оперу. А Степанов, напротив, не мог понять, как это возможно: просидеть в темном зале часа три, не отрывая взгляда от мелькающих на сцене длинных танцующих ног балерин и напряженно раскрывающихся ртов певиц. Но делать нечего! Надо порадовать милую супругу. А впрочем, в тещином трюмо под ручку с принаряженной и симпатичной, хотя и преждевременно располневшей Машей Василий Никитич выглядел еще хоть куда!

Знакомое здание Большого вдруг показалось ему маленьким, как парадный старинный чернильный прибор на широком письменном столе. Тяжелый бархатный занавес, украшенный золочеными гербами, выглядел, однако, вполне прилично. И все же Степанов припомнил разговоры о грядущем ремонте главного театра страны.

Давали «Снегурочку» Римского-Корсакова. Жена восторженно замерла в кресле. Степанов закрыл глаза. Так, по крайней мере, он не будет видеть Мизгиря, Купаву, Берендея и прочих персонажей, неестественно возвышающих голоса на фоне пестрых декораций. Степанов невольно думал о напряженной работе последних недель. Угроза терактов в столице снова сделалась вполне реальной. Василий Никитич тяжело вздохнул. Увлеченная музыкой Маша не обращала на него внимания. Степанов подумал о металлоискателях, установленных на входе. Исправно ли работают приборы, которые должны обеспечивать безопасность зрителей, труппы и многочисленного персонала, от гримеров до буфетчиц?

Раздались аплодисменты. Степанов тотчас открыл глаза и тоже захлопал в ладоши. Однако взглянул невольно не на сцену, а на одну из лож, близких к сцене. В ложе явно кто-то находился, но кто именно, мужчина или женщина, разглядеть не было возможности.

В антракте супруги Степановы прогуливались в фойе. Маша взволнованно рассуждала о постановке.

— Понимаешь, Вася, это совершенно новаторский подход! Вот, например, партию Леля поет мужчина, а ведь это партия для женского голоса! А ты заметил, что Весна, мать Снегурочки, не поет, а танцует?

Степанов хотя и слушал вполуха, но все-таки ответил почти адекватно:

— А что, она не должна танцевать?

Так сказать, вопросом на вопрос!

Маша рассмеялась, весело и совсем не обидно:

— Да, конечно же, она должна петь!

Теперь засмеялся и Степанов. Он взял Машу под руку и слегка прижал к себе. Степановы жили дружно и практически никогда не ссорились.

Василий Никитич едва успел подумать, что никого из знакомых наверняка не встретит, как тут же прямо навстречу ему и Маше двинулась нарядная улыбающаяся пара. Плотный мужчина одет был дорого и безвкусно, в отличие от своей дамы. Идеальную фигуру красотки облегало платье явно парижского происхождения, шею украшало бриллиантовое колье, на вид камни представлялись настоящими. Спутник дамы дружески улыбнулся Степанову, и Василий Никитич тотчас вспомнил его.

Банкир Овчинников, как это частенько случается в наши дни, проходил по делу о крупном финансовом преступлении. Вел это дело как раз приятель Василия Никитича, Андрей Битнев. Вину Овчинникова не доказали, подозреваемые, что называется, легко отделались, но возглавляемый Овчинниковым банк все же лопнул.

Однако теперь банкир выглядел вполне довольным жизнью. Он, казалось, был рад встрече и охотно познакомил Степановых со своей дамой, назвав ее Амалией. Зашел разговор о том, где лучше сидеть в зале Большого. Амалия хихикала и говорила капризным голоском содержанки «нового русского». Гриша Овчинников насмешливо спросил следователя, как быть, если на сцену вдруг выскочат вооруженные до зубов террористы.

— Да, да! «Норд-ост»! — тотчас припомнила темноволосая Амалия.

Степанов нахмурился. Подобные шутки не представлялись ему уместными где бы то ни было! Маша, почувствовав настроение мужа, сжала его локоть. Но тут в теплом воздухе фойе призывно зазвенело. Пора было возвращаться в зал. Обе пары заспешили. Овчинников беззаботно помахал рукой:

— Привет! Привет передавайте Андрею Алексеевичу от безработного банкира!

Во время следующего антракта Степановы уже не встретили банкира и его Амалию. В буфете цены оказались сумасшедшие, но все же Василий Никитич купил жене эклер и чашечку кофе, галантно усадил ее за столик, а сам пустился разглядывать фотографии ведущих певцов и танцовщиков. Портреты были эффектные, отлично отретушированные.

Спектакль подходил к концу, и следователь приободрился. А когда Снегурочка вступила в костер и вдруг словно растаяла, Степанов даже удивился, как это сделалось, что это за оптический фокус такой!

В зале долго не смолкали аплодисменты. Экспериментальной постановке дружно хлопали. Раздались громкие крики: «Бис! Браво!» Зрители не спеша поднимались со своих мест, теснились в проходах. Какие-то молодые люди, одетые вызывающе пестро, вопили, прикладывая