Михаил Герчик - Оружие для убийцы

Михаил ГЕРЧИК

ОРУЖИЕ ДЛЯ УБИЙЦЫ

Журнальный вариант

Глава 1

Шевчук ожидал Колосёнка, то и дело нетерпеливо поглядывая на часы. Олег опаздывал, пока, правда, всего на двенадцать минут, но Шевчуку это показалось дурным знаком: обычно он бывал точен. Неужели все сорвалось?

Как и договаривались, Шевчук стоял возле рекламной тумбы на улице Солнечной, там, где она начинала свой крутой и стремительный спуск к стадиону. Было время, которое поляки называют «час шэры»: короткий зимний день уже истаял, а вечер еще не наступил. Даже уличные фонари еще не зажглись, и все вокруг казалось унылым, зыбким и серым: небо над головой, по которому ветер гнал клочья набухших влагой туч, слежавшийся ноздреватый снег вдоль тротуаров, усталые и словно размытые лица прохожих, обшарпанные стены домов, лента обледенелого шоссе с редкими машинами. Серо, безрадостно было и на душе у Шевчука. Он ждал встречи, которой предстояло изменить его жизнь, осуществить все, о чем он мечтал в последние годы, и боялся ее, а особенно того, что за нею неумолимо должно последовать, и чувствовал, что не огорчится, если Колосёнок вообще не приедет.

Утром оттаяло, на асфальте появились черные проплешины, снег превратился в грязное месиво, хлюпавшее под ногами, но к полудню снова ударил мороз, и все вокруг окоченело. Дорогу подернула тускло поблескивавшая ледяная корка, тротуары стали скользкими, как каток, и люди шли, покачиваясь и осторожно переставляя ноги, чтобы не упасть. Замерзшие деревья звенели в сквере у Шевчука за спиной стеклянными ветками; этот хрустальный перезвон тупо отдавался в висках. «Еще пять минут, — подумал он, подняв воротник дубленки и засунув руки в карманы, — пять — и ни секунды больше».

И тут послышался скрежет плохо отрегулированных тормозов.

Голубенький «москвичок» Колосенка прополз метра на три дальше того места, где стоял Шевчук, и наконец остановился. Олег вылез из машины в расстегнутой куртке и махнул Шевчуку рукой.

— Привет. Заждался?

— 0 паздываешь.

— К старикам в деревню ездил, кабанчика с батей завалили. Свежины домой прихватил, яблок, картошки… Подохли бы без стариков на нашу зарплату. А погодка сегодня — сам видишь: гололед, а у меня резина лысая и тормоза барахлят. Надо бы прокачать, да все времени не выберу. Я зимой почти не езжу, только иногда в деревню, а так стоит под окном. Бабки принес?

— Как договорились. А ты?

— Само собой. Пошли в машину, там теплее. Холодрыга, черт бы ее…

Сгорбившись, Шевчук втиснулся в старенькую, побитую пятнами ржавчины машину. Привыкшему к просторному салону «БМВ», ему было тесно и неудобно. Зато худенький, шустрый Колосенок чувствовал себя вполне комфортно.

— Давай.

Шевчук достал из кармана плотный конверт.

— Можешь не пересчитывать. Точно, как в аптеке.

Колосенок открыл конверт, зашуршал купюрами.

— Не сомневаюсь. — Краем глаза Шевчук заметил, что у него вздрагивают пальцы. — Хочется в руках подержать, никогда столько не держал. Помнишь анекдот о карлике и баскетболистке? Как он прыгал по ней и кричал: «Господи, неужели это все мое?!»

— Твое, твое, — Шевчук достал пачку «Мальборо», закурил, протянул Колосенку. — Через неделю получишь остальное. Можете оформлять документы. Ты тоже поедешь? Или только жена с сыном?

— Они. Втроем дорого. Им ведь в Ганновере с месяц, наверное, прокантоваться придется, а может, и больше. — Колосенок сунул конверт в карман куртки, обернулся, взял с заднего сидения спортивную сумку. — Держи.

— Тяжело, — охнул Шевчук, едва не выронив сумку.

— Защитный контейнер. — Колосенок в две затяжки докурил сигарету и выбросил тлеющий фильтр в приоткрытую форточку. — «Это ж, братцы, радиация, а не то что купорос…» — помнишь такую песенку? Дай еще одну.

— Возьми всю пачку, у меня еще есть. Ну что, разбегаемся?

— Погоди, — Колосенок закашлялся и навалился грудью на руль. — Послушай, Володя, мне нет никакого дела, зачем тебе понадобилась эта хреновина, только не вешай мне лапшу на уши насчет каких–то мифических опытов, ладно? Я ведь не идиот, все–таки незаконченное высшее… И с этой фигней не первый год вожусь. Так вот, учти: она убивает. Надежнее и точнее, чем автомат Калашникова. Из автомата можно промазать, можно лишь ранить — и человек выживет. Эта штука бьет без промаха и без осечек. От нее умирают не мгновенно, а медленно, постепенно, за пару недель, за месяц, и такой смерти я не пожелал бы даже своему злейшему врагу. — Заметив, что Шевчук нетерпеливо дернул ручку дверцы, удержал его за локоть. — Постой, я еще не кончил. Послушай ради своей же собственной безопасности. Развинтив контейнер, ты увидишь металлическую капсулу, размером с таблетку от головной боли. Большая половина ее мощности уже израсходована в кобальтовой пушке, поэтому ее списали, но того, что осталось, хватит, чтобы убить или искалечить кучу людей. Пятнадцать–двадцать часов, и весь остаток жизни человек проваляется в больнице, несколько дней — и ни одна больница в мире уже не поможет. — Колосенок перевел дыхание и облизнул пересохшие губы. — Надеюсь, теперь ты понимаешь, какую жуть держишь в руках, как осторожно нужно с ней обращаться. Настоящий ящик Пандоры… Не нервничай, в контейнере она безопасна, хотя долго носить с собой я бы ее не стал. — Достал еще одну сигарету, вытер рукавом вспотевший лоб. — Ты же знаешь: мне просто позарез нужны деньги на операцию Митьке. Надо спасать мальца. Не могу смотреть, как он умирает. Если бы не он, я никогда… А впрочем, зачем я об этом…

— Вот именно, зачем? — хрипло проворчал Шевчук. Уткнув подбородок в пушистый мохеровый шарф, он закрыл глаза.

Колосенок с хрустом потянулся.

— Все тело замлело. Ладно, значит так: через неделю в четыре на этом же месте. Вернешь контейнер и остальные деньги. Я положу его назад в хранилище, и никто в мире не узнает, что какое–то время его там не было. И все, разбежимся, как в море корабли. Только не вздумай меня надуть. Мне терять нечего, учти. Если я не получу обещанного, такая таблеточка вполне может однажды оказаться в твоей машине. Или дома. Или на даче. Сам понимаешь: подбросить ее — как два пальца об асфальт… И тогда тебе каюк. И всем твоим тоже. Поверь, это не пустая угроза. Ради Митьки я пойду на все, даже на нары. Усек?

— Усек, — ответил Шевчук. У него вдруг село в горле, а язык словно приклеился к небу. — Послушай, Олег, я не собираюсь тебя обманывать, мне это ни к чему. Но ты слишком много болтаешь, а это может плохо кончиться для нас обоих. Помнишь: болтун — находка для врага.

— Не боись, — криво усмехнулся Колосенок, — отныне я буду молчать, как партизан на допросе. Это сейчас меня развезло. Ты ведь, к счастью, понятия не имеешь, что это такое — видеть, как умирает твой единственный сын, а ты ничем… абсолютно ничем не в состоянии ему помочь. Если бы я мог продать свою почку… Поверь, я продал бы ее куда охотнее, чем связываться с радиоактивным кобальтом, не нравится мне все это, честно. Но у меня нет выхода. Вот я и дергаюсь, как окунь на крючке. — Колосенок достал конверт с деньгами, открыл, словно проверяя, не исчезли ли они, сунул обратно. — Слушай, Володя, посиди пару минут, а… Сбегаю куплю бутылку и конфет Митьке.

Шевчук кивнул: спешить некуда. Олег вылез из машины, торопливо прошел вдоль ограды сквера и нырнул в переулок.

Когда Олег исчез, Шевчук опустил боковое стекло. Улица была пустынной, ветер гнал по тротуару ледяную крупу. Вот и свершилось… Назад хода нет. Судьба Андрея решена. Не зря когда–то в университете его прозвали «железной задницей», он и сегодня просиживает за своим столом с утра до ночи. За три дня наберется часов двадцать пять облучения. Что ж, как говорится, за что боролись, на то и напоролись. У меня тоже нет иного выхода, не только у Колосенка. Наверное, в этом все дело — нет выхода. Два медведя в одной берлоге не уживутся. Один должен уйти.

Шевчук достал новую пачку сигарет, закурил, пряча в ладонях зажигалку от ветра, тянувшего в приоткрытую форточку. Почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота, выбросил сигарету. Прочертив огненную дугу, она полетела вниз по косогору.

Появился Колосенок. Он шел, словно пританцовывая на скользком тротуаре, держал в отставленной руке сумку, в которой позвякивали бутылки.

— Чуть не грохнулся, вот было бы смеху! — Колосенок сел в машину, захлопнул дверцу. — Может, замочим это дело?

— Как–нибудь в другой раз. Мне вечером ехать, и тебе за рулем пить не стоит.

— Да я так… Ну что, до встречи?

— Будь здоров, — ответил Шевчук. — Привет Асе и Митьке.

Колосенок кивнул. Далеко внизу, там, где Солнечная пересекалась с Подгорной, на светофоре зажегся зеленый свет. Затарахтел мотор. «Москвич» лихо отвернул от тротуара, лизнул фарами ледяную корочку на дороге и, набирая скорость, покатил к перекрестку.