Рекс Стаут - Американский стиль

Стаут Рекс

Американский стиль

Рекс Стаут

АМЕРИКАНСКИЙ СТИЛЬ

Пьер Дюмиан сидел за столиком в кафе "Сигоньяк", потягивал из бокала виши и читал статью в "Авенир".

Время от времени он возмущенно покряхтывал, а когда ему попадался особенно неприятный пассаж, фыркал и издавал гневные восклицания. В конце концов он отшвырнул газету на соседний стул, водрузил локти на стол, упер подбородок в ладони и совершенно трезвым взглядом уставился на опустевший бокал, всем своим видом выражая глубочайшее отвращение.

Пьер никогда не чувствовал себя хорошо по утрам.

По роду занятий ему частенько приходилось испытывать днем некоторые неудобства из-за того, что он натворил вечером, - ведь за опрометчивые поступки всегда приходится расплачиваться. Но в то утро Пьеру было особенно неуютно - он неподдельно страдал, размышляя над обрушившимся на него несчастьем.

Истинное невезение. Надо же было так свалять дурака! Не иначе как бес попутал - в здравом уме такое не напишешь. Он покосился на газету, протянул было руку, но тотчас нервно отдернул ее и принял прежнее положение. Происшедшее казалось абсурдом - полным абсурдом. Кто же знал, что эти бредни примут всерьез? Он должен написать новую статью, принести в ней извинения... Но нет, теперь это уже невозможно - на карту поставлена его репутация. Что ж, в будущем он станет осторожным, очень осторожным, он будет не просто осмотрительным - он будет стерильно тактичным и вежливым. Но... Ба! Что за чудовищная мысль! Может, нет у него никакого будущего? Может, это конец? Для истрепанных нервов Пьера последний удар оказался чересчур болезненным. Он выпрямился на стуле, выругался вполголоса и, подозвав официанта, заказал еще один бокал виши. В этот самый момент на его плечо легла чья-то ладонь, а над ухом раздался мужской голос. Обернувшись, Пьер узнал Бернштайна из "Матэн".

- Эй! Мои поздравления, дружище! - осклабился тот.

Пьер мгновенно насторожился. Значит, новость уже облетела округу. Он с усилием выдавил приветливую улыбку, краем глаза оглядел полупустой зал и жестом пригласил журналиста присаживаться.

Бернштайн, заметив бокал, только что поставленный официантом перед Пьером, вскинул брови и покачал головой.

- Нервы? - сочувственно поинтересовался он.

Пьер разозлился - главным образом, потому, что это была правда. Проворчав, что, мол, коллега ошибается, он взял бокал, опустошил его одним глотком и проговорил безразличным тоном:

- Нервы нужно беречь. Для меня это в нынешних обстоятельствах особенно важно, впрочем, наверное, ты еще не знаешь... Кстати, а с чем это ты меня поздравил?

Бернштайн лукаво подмигнул:

- Да полно тебе, все всё знают. У Лампурда народ уже делает ставки, а у нас в редакции только об этом и болтают. И все тебе завидуют. То есть, конечно, будут завидовать, если... - Бернштайн многозначительно умолк, с любопытством наблюдая за собеседником.

- Ну? - Пьер очень старался выглядеть беспечно. - Если?..

- Да нет, ничего... В сущности, жизнь не что иное, как азартная игра лови удачу и получишь все: победу, славу, известность. Слушай, дружище, да послезавтра ты сможешь заявиться к старику Лиспенару и сказать: "Отныне и во веки веков я желаю получать тысячу франков за каждую заметку, подписанную моим именем!" И ему ничего не останется, как принять твои условия. Разумеется, если ты будешь в состоянии к нему прийти...

Пьер пренебрежительно хмыкнул:

- Если хочешь меня напугать, это не так-то просто сделать. - Он взял газету со стула и бросил ее на стол перед Бернштайном. - Так ты об этом толкуешь?

Тот покосился на первую полосу и кивнул:

- О чем же еще? Отличная статья, просто изумительная. Однако ты свалял дурака - не надо было оставлять за ним выбор оружия. Этот Ламон - опасный тип.

В ответ Пьер лишь презрительно усмехнулся и щелкнул пальцами.

- Нет-нет, поверь мне, - продолжал Бернштайн. - Пойми, дружище, я стараюсь ради твоего же блага. Я слышал это от одного из сотрудников Лампурда, не помню, от кого именно, - с Ламоном шутки плохи.

В его тоне было что-то такое, от чего руки Пьера мелко задрожали, когда он потянулся к бокалу.

- Знаешь, - не унимался Бернштайн, - он приехал сюда месяц назад из Мюнхена, где жил на офицерских квартирах германского полка - изучал материал для той самой пьесы, которую ты разнес в пух и прах в своей статье. Там он так прославился на поприще дуэлей, что его называли не иначе как Lamon le diable {Ламон-дьявол (фр.)}, потому-то я и сказал, что ты сделал ошибку, - с рапирой в руке у тебя еще был бы шанс отделаться царапиной, но с пистолетом...

На протяжении этой тирады Пьер изо всех сил пытался сохранять невозмутимое выражение лица, но живописная бледность разлилась по щекам помимо его воли, а когда он заговорил, голос прозвучал хрипло:

- От кого ты узнал о Ламоне?

- Не помню. В конце концов, какая разница? Немного поупражняешься в стрельбе сегодня и завтра, чуть-чуть удачи - и о тебе заговорит весь Париж! Можешь мне поверить: все будут тебе завидовать, но, естественно, при условии, прости, пожалуйста, что Ламон промахнется.

Пьер вздрогнул. Он уже начал ненавидеть Бернштайна. Откуда в нем это циничное спокойствие, эта брутальность? Не иначе как весь рассказ о Ламоне - чистой воды ложь. Решительно это не может быть правдой, в противном случае Пьер услышал бы о Ламоне гораздо раньше. Захлестнутый суматохой бредовых мыслей, он сидел и старательно делал вид, что слушает собеседника, а тот без умолку распространялся о Ламоне, делился бульварными сплетнями и излагал последние новости из профессиональной сферы - Пьер не разобрал ни слова.

Когда через полчаса Бернштайн заторопился на деловую встречу, он дождался, пока журналист выйдет из кафе, со вздохом облегчения поспешно расплатился и выскочил на улицу.

Какой-то умный человек сказал, что бывают случаи, когда храбрость заключается не в том, чтобы вступить в схватку, а в том, чтобы вовремя ретироваться. Ради спасения доброго имени Пьера будем считать, что это был как раз такой случай, ибо Пьер решил именно ретироваться. Он признался себе в этом сразу, без оговорок и стыда, стоя у витрины "Сигоньяка" и глядя невидящими глазами на вереницу проезжавших по улице экипажей. Рассказ Бернштайна о Ламоновой доблести убедил его всецело и бесповоротно.

Его мучил другой вопрос: возможно ли все это провернуть изящно и без особого ущерба? Ибо Пьер, относившийся к своей шкуре лишь немногим более трепетно, чем к своей же репутации, страстно желал спасти и то и другое. Его брови озабоченно сошлись на переносице. Он пожал плечами. Он вздохнул. Чертов Ламон! Но теперь, окончательно решив задачу в пользу собственной шкуры, Пьер почувствовал себя гораздо увереннее, и вскоре его мозг заработал в авральном режиме, просчитывая пути отступления. Об извинениях, разумеется, и речи быть не могло - над ним будет потешаться весь Париж. А что еще хуже, этот демонический Ламон, скорее всего, откажется заключить мир.

В голове возникали сотни вариантов, Пьер перечеркивал их один за другим и готов уже был впасть в отчаяние. Казалось, не остается ничего, кроме позорного бегства. И вдруг его глаза блеснули радостью: вот это идея! Гениально!

Развернувшись, Пьер гигантскими скачками припустил по улице, еще немного, и он бросился бы в Сену и переплыл на другой берег. Опомнившись через некоторое время, он отдышался и, замахав обеими руками, выскочил на мостовую наперерез свободному экипажу, а в следующую минуту уже стремительно катил по направлению к Монпарнасу.

Вскоре экипаж остановился возле ветхого домишки на улице Ренн. Пьер велел кучеру подождать, с сомнением огляделся, еще раз посмотрел на вывеску с номером на облупленном фасаде и решился войти. В конце коридора на втором этаже он отыскал дверь с табличкой:

"ALBERT PHILLIPS

Professeur d'Escrime

Methode Americaine"

{АЛЬБЕРТ ФИЛЛИПС

Учитель фехтования

Американский стиль (фр.)}

В ответ на стук из-за двери крикнули с сильным американским акцентом: "Войдите" - и Пьер очутился в длинном помещении с голыми стенами и низким потолком. Здесь было не намного светлее и чище, чем в коридоре. На кресле возле двери валялись учебные рапиры, несколько пар боксерских перчаток и помятая маска для фехтования. Второе кресло, стоявшее за столом у единственного окна, занимал потасканного вида человечек, который при появлении посетителя медленно повернулся и теперь сидел вполоборота к двери. Глаза Пьера еще не успели привыкнуть к полумраку, и несколько секунд он стоял молча, беспомощно моргая. Человечек вопросительно уставился на гостя.

- Я пришел по делу, - сказал наконец Пьер. - Но мне кажется, вы не тот, кто мне нужен...

- Тогда зачем вы теряете время?

Пьер чуть поразмыслил и выпалил:

- Хотите заработать тысячу франков?

Месье Филлипс проявил первые признаки интереса.

- Дорогой сэр, - проговорил он, - ради тысячи франков я могу сделать очень и очень многое.