Илья Шульман - Человека преследует тень

Илья Шульман

Человека преследует тень

Пролог

Даже в этот знойный полдень, когда каштаны боялись шевельнуть своими широкими темно-зелеными листьями, а разомлевший от жары асфальт легко оседал под каблуками пешеходов, одесские улицы были шумны и многолюдны.

Многоцветный поток пешеходов, не умещаясь на широких тротуарах, пестрыми струями растекался по скверам и садам. Он врывался в магазины, кинотеатры, наполнял приглушенным гулом залы музеев, расплескивался морем в огромных чашах стадионов.

Каштаны, каштаны…

Из невидимых репродукторов лилась популярная песенка ансамбля «Дружба», а старый чистильщик сапог на Дерибасовской, не обращая — никакого внимания на голос Эдиты Пьеха, пел свою песню:

Мы все хватаем звездочки с небес,Наш город гениальностью известен…

Наверно, ом пел ее уже много лет, потому что прохожие улыбались ему, как старому знакомому, а заказчики уважительно пожимали его огромную волосатую руку, протягивая которую он всегда почему-то прищелкивал языком.

Этот чудесный уголок, уже более полутора веков ласково именуемый Дерибасовской в честь основателя крепости, а затем и города де Рибаса, вероятно, не имеет себе равных даже в Одессе. Здесь все радует человеческий взор: цветы, люди, палатки и магазины, кокетливо заслоненные от солнца нарядными тентами, ослепительные автомашины, бесшумно замирающие на перекрестках длинной чередой…

— Мамочка, мама, смотри, даже цветы нам улыбаются! — громко кричал розовощекий мальчуган в легкой бело-голубой матроске и тянул при этом к клумбе с левкоями смущенную молодую женщину.

Группа черных от загара мальчишек в причудливых картонных шлемах, с деревянными мечами в руках неприветливо разглядывала стоявшего на тротуаре паренька.

— Не трогать мирного странника! — решительно скомандовал чубатый вожак, и вся ватага, обтекая паренька, с громким кличем понеслась дальше.

Через минуту мальчишки свернули на Пушкинскую, где каштаны, склонившись друг к другу, почти заслоняли, от жгучего солнца улицу. Возле ресторана босоногое войско замедлило бег. Здесь было особенно многолюдно, и ребята усиленно заработали локтями, пробивая себе путь. Неожиданно вожак задел концом меча фару стоящей у бровки тротуара автомашины «ЗИМ». Узорчатое стекло брызгами рассыпалось по мостовой…

Ватага мгновенно рассеялась в людском потоке, и лишь стройный мальчик лет двенадцати с растрепанными волосами остался на месте. Его руку уже крепко сжимал своей сильной ладонью милиционер.

— Отпустил бы мальчонку, — вступился за виновника происшествия высокий гражданин. — Нечаянно он. С кем не бывает?

— Купит хозяин своему «ЗИМу» новые «очки», — весело поддержал усатый рослый моряк в кремовой фуражке с «капустой». Он даже потянул мальчика на себя голой до локтя рукой с множеством татуировок. Но милиционер был неумолим. Несколько смущенный всеобщим вниманием, он хмурил выгоревшие от солнца брови и, настойчиво повторяя обычное в этих случаях: «Граждане, расходитесь!», — искал глазами владельца роскошного «ЗИМа». Но тот не давал о себе знать.

— Пропал! Хозяин машины пропал! — весело прокричал кто-то из толпы.

— Такое только в нашем городе бывает, — пояснял молодой девушке словоохотливый старичок. — Только в Одессе лопаются меридианы и автомашины сдаются в «Стол находок», как дамские сумочки…

— Нет, такое и у нас не часто, — возразил старичку военный.

И никто из зевак, вероятно, не обратил внимания на старенькую мышиного цвета «Победу», остановившуюся на другой стороне улицы, и на двух молодых мужчин в модных клетчатых рубашках, которые вылезли из нее, неторопливо приблизились к толпе, постояли немного, прислушиваясь к пересудам, а затем отошли в сторону и занялись изучением меню, висевшего в красивой рамке у входа в ресторан.

— Я, пожалуй, зайду, Гриша, — сказал тот, что постарше, и, сунув руки в карманы светлых брюк, исчез в прохладной полутьме вестибюля.

В ресторане было сравнительно немноголюдно. Подвешенный к потолку огромный пропеллер, мерно покачиваясь, навевал прохладу.

Зеркало отражало ряды столиков, пустующую в эти дневные часы эстраду, проход на кухню и в служебные помещения. Пригладив ладонью густую вьющуюся шевелюру, посетитель, не останавливаясь, прошел мимо столиков и официанта в коридор и остановился перед обитой белой жестью дверью с надписью: «Выход во двор».

— Так и должно было быть, — ни к кому не обращаясь, сказал мужчина.

Тем же путем, через полупустой зал, он возвратился к своему товарищу и тронув его за рукав:

— Едем, Гриша, егo уже здесь нет. Что-то заподозрил, бросил автомобиль и — через двор…

Не обращая внимания на толпу, «ЗИМ» и милиционера, они вновь перешли улицу и сели в машину.

— Это наша ошибка, — сказал старший, нажимая на стартер. — Грубая и непростительная. Надо было одному сразу же заходить в ресторан, а другому контролировать двор.

Младший молчал. Только, когда «Победа» плавно сдвинулась с места, нерешительно спросил:

— Может, милиционера предупредить, чтобы зря не ждал владельца «ЗИМа»?

— Не надо. Тут есть товарищи из угрозыска, они доведут дело с машиной до конца.

На ветровое стекло, увеличиваясь в размерах, бежали красивые светлые дома, нарядные люди. Южный портовый город, торопясь навстречу своему яркому, радостному завтра, жил шумной кипучей жизнью, не обращая никакого внимания на маленькую старую «Победу» и сидящих в ней сосредоточенных людей — капитана милиции Дмитрия Ильичева и лейтенанта Григория Доронова.

Глава первая

В край вечной мерзлоты лето приходит поздно. К исходу мая, когда на прилавках столичных магазинов уже появляется черешня, а на юге буйно зацветает акация, здесь, на северных склонах сопок, еще лежит потемневший снег. Наполняются русла бесчисленных речек и ключей, но ветви вечнозеленого стланика пока прижаты — к земле. Потом они очнутся от долгого оцепенения и поднимут свои широкопалые руки навстречу солнцу, приветствуя пробуждение жизни. А пока суровы и неприветливы сопки. Лишь ненадолго заглядывает солнце в глубокие расселины между ними, и тогда снег отбрасывает фиолетовые отблески.

По широкой автомобильной трассе, пересекающей небольшое утыканное стволами хилых лиственниц плато, торопятся машины.

Только они, да, пожалуй, еще тонкий дымок над нехитрым маленьким срубом и оживляют этот пустынный пейзаж.

Впрочем, если приглядеться, то можно заметить удаляющегося от трассы человека. Человек идет неторопливо, тяжело переставляя ноги и сгибаясь под тяжестью большого заплечного мешка.

Обойдя бесконечные отвалы  оставленные, судя по всему, старателями, человек скрылся в расселине между двумя лысыми сопками и в том месте, где небольшая, но, очевидно, бурная в дни весеннего половодья река образовала тугую петлю, остановился и сбросил на землю свою ношу. Развязав мешок, человек достал топор, несколькими точными ударами свалил и разрубил ствол сухой лиственницы, затем разложил два больших костра. Теперь можно отдохнуть

Тридцать лет уже выходит в тайгу Степан Гудов. И всегда задолго до того, как солнце и вода успевают растопить каменное от холода одеяло, которым укрыты золотоносные пески. Зачем попусту терять время, надеясь на солнце, если можно отогреть землю кострами? Ишь, как весело потрескивает в огне сухое дерево…

Гудов долго и с видимым наслаждением пьет чай, такой же черный, как и круглый котел, в котором он кипит. Потом закуривает и погружается в раздумье…

Поднимется солнце, догорят костры, и, отбросив в сторону головни, он начнет копать оттаявший грунт. Когда лопата будет наталкиваться на валуны, в ход пойдет кайло, потом снова лопата. И так — час, второй, третий, пока металл не встретится с вечной мерзлотой. Тогда опять разжигай костер.

В таком напряжении пройдут все дни до тех пор, пока солнце, наконец, не нагонит верховую воду и земля не станет мягкой. Тогда дорожи, старатель, каждой минутой времени. Горячая эта пора — промывка песков…

Гудов подбросил в костер охапку смолистых поленьев, и к его лицу волной подступило тепло.

«Чу! Кто бы это?..»

Где-то шелохнулись раздвинутые ветки. Гудов осторожно обернулся на шорох и посмотрел по сторонам. Ах, вот оно что! На старателя в упор, не мигая, смотрели круглые глаза. Серая птица, размером с небольшую курицу, стояла в нескольких шагах от костра.

У Гудова — ни ружья, ни винтовки. А «находка путника», как прозвали на Севере эту птицу, снова бесстрашно придвинулась к нему, перепрыгнув на другую кочку. Старому таежнику известно, что эта птица не боится человека, подпускает его совсем близко. Быстро сняв с себя узкий кожаный ремешок, он сделал петлю и привязал ее к длинной палке. Птица по-прежнему смотрела на человека своими удивленными круглыми глазами.