Марина Серова - Смерть наяву

Марина Серова

Смерть наяву

Глава 1

Бешеные струи холодного осеннего дождя молотили по асфальту, порождая у населения запоздалые сожаления о сорокаградусной летней жаре.

Кажется, еще вчера ходили по дому, позабыв об одежде, ежеминутно забирались под душ, который с трудом можно было назвать прохладным — так прогревалась вода в трубах, поглощали литрами ледяную кока-колу — и все зря, все безуспешно.

Хотелось куда-нибудь на север, в Норвегию или Гренландию. Теперь уже не хочется.

Как пошутил один мой знакомый, русский человек не может быть нормальным при таком климате, когда природа бросается из крайности в крайность — зимой минус тридцать, летом — то же самое, но со знаком плюс.

Я сидела у окна и, закрыв глаза, слушала шум ливня. Кому-то это может показаться странным, но вой ветра и тяжелые шлепки воды о землю меня успокаивали, навевая полудремоту. Но спать мне пока что не светило — я ждала телефонного звонка.

Впрочем, звонки этим вечером уже были — числом пятнадцать. Но что-либо более-менее внятное я смогла понять только из первого, да и то не совсем. Продолжение следовало, но запаздывало.

Первый звонок раздался полтора часа назад. Не могу сказать, что я была ему очень рада, так как в этот момент принимала ванну.

— Женечка! — разнесся по коридору голос моей тетушки. — С тобой хочет поговорить мужчина с очень приятным баритоном.

— Пусть перезвонит! — крикнула я в ответ, переключив воду с душа на кран, чтобы меня было слышно. — Минут через пятнадцать.

— Это межгород, — уточнила тетушка. — Может быть, выйдешь?

Я накинула халат и выскочила из ванной. Вдруг действительно что-то важное?

— Евгения Максимовна? — раздался в трубке томный говорок.

— Да-да, — откликнулась я, подумав про себя, что у нас с тетей довольно разные представления о приятных мужских голосах.

— Вас беспокоит Костяков Симон Аронович. Мне дал ваш телефон Синицын — помните такого? — и сказал, что к вам можно обратиться.

— Я вас слушаю.

— Дело, Евгения Максимовна, могу сказать сразу, нелегкое, — с сожалением отозвался голос в трубке, — но оплата будет соответствовать степени сложности, могу вас заверить.

— В чем состоит работа?

— Охрана. Постоянная охрана человека, который должен прибыть в ваш город через два дня, — продолжал Костяков. — Хотелось бы избежать возможных инцидентов… Что-то у вас там в трубке трещит?

— Это у вас трещит.

— Да? Вполне вероятно. Алло! Алло! Вы меня слышите, Евгения Максимовна?

— Слышу!

— Алло!.. Я перезвоню…

Костяков действительно попытался перезвонить немедленно, но у него ничего не получилось.

На этот раз нас упорно не хотели соединять — на линии свирепствовали какие-то жуткие помехи, и я с трудом смогла расслышать только очередное костяковское «алло!» и последующее чертыхание.

После третьего звонка (с тем же результатом) я минут десять глядела на молчащий телефон и затем решила продолжить свои омовения. Но эта неодушевленная тварь снова задребезжала, когда я уже готова была влезть в ванную.

Пришлось бежать в гостиную и снова слушать в трубке хрипы и шорохи.

Дальнейшие попытки Костякова закончить наш с ним разговор многое рассказали мне об этом человеке. Сначала он перезванивал через минуту. Потом, видимо, ему надоело накручивать диск или тыкать пальцем в кнопки, и он стал перезванивать по какой-то своей иррациональной временной параболе. Я ради интереса даже засекала время, промежутки между звонками занимали последовательно три, двадцать, одну, шесть, четыре, восемнадцать, снова одну, пять и сорок минут.

Наконец что-то там у них в проводах совместилось, и я вновь обрела возможность оценить тембр голоса Симона Ароновича.

— К вам едет Роальд Голицын! — объявил он мне. — Вы понимаете, что это значит?

Я пожала плечами, хотя и не была видна собеседнику. Почему я должна это понимать?

— Будет лучше, если вы поясните, — предложила я. — В чем заключается проблема?

— Проблема? — тяжело вздохнул Костяков. — В двух словах, даже в одном, если быть кратким — в лице Роальда Голицына.

— Он что, урод?

Последовала пауза.

— Вы телевизор вообще-то смотрите? — осторожно поинтересовался Симон Аронович.

— Бывает, — честно ответила я. — А что, Голицына часто показывают?

— Столичный канал «Экран» у вас ловится? — задал следующий вопрос Костяков.

— Вроде бы да.

Я подняла к глазам телепрограмму и нашла на одном из дециметровых каналов названный Костяковым «Экран» — развлекуха с местными вкраплениями.

— Включите, пожалуйста, ваш телевизор, — сдержанно попросил Симон Аронович, — и посмотрите немного, а я вам потом перезвоню. Ой нет, лучше я подожду, а то до вас не дозвонишься.

— Тогда ждите.

Я щелкнула пультом, и передо мной засветился экран. Шла какая-то омерзительная юмористическая передача — явно для слабоумных.

— Видите? — раздался в трубке голос Симона Ароновича. — Перед вами сам Голицын.

— Вижу, — только и могла я сказать, не отрывая взгляда от экрана.

Передо мной кривлялся какой-то накачанный бугай, который корчил рожи под записанный на пленку смех «публики». Немного напрягши память, я припомнила, что пару раз видела его в чернушных перестроечных боевиках в роли супермена а-ля русский Рембо.

— Ну вот, — удовлетворенно продолжал Костяков. В его якобы красивом баритоне на порядок прибавилось значительности. — Теперь вы понимаете всю степень ответственности?

Глядя на выкрутасы ведущего юмористической передачи, я не могла разделить пафос Симона Ароновича, но возражать ему не стала.

— Если вы беретесь за эту работу, нам нужно будет обговорить с вами ряд деталей.

Я пододвинула к себе блокнот и принялась записывать. Перечитывая впоследствии исписанные мною страницы, я могла только качать головой, искренне сочувствуя нелегкой участи народных любимцев.

Да-да, Роальд Голицын принадлежал именно к таковым. Как выяснилось, рейтинг этой самой передачи по каналу «Экран» был весьма и весьма высок, а ее ведущий числился среди теперешних тинейджеровских кумиров.

Популярность Голицына равномерно распределялась на две его ипостаси — киноактера и телеведущего. Разумеется, Роальд Голицын предпочел бы и дальше тиражировать однажды удачно схваченный образ на киноэкране, но вы сами знаете, как сейчас обстоят дела с производством новых фильмов, даже приключенческих.

Думаю, что он стал вести юмористическую передачу под названием «Животики надорвешь» не от хорошей жизни, но умудрился преуспеть и на этом поприще. Эту передачу смотрели миллионы зрителей, несмотря на ее довольно низкий уровень.

Что ж, если она помогала хоть кому-то справляться с тяготами современной жизни, от души хохоча возле экрана три раза в неделю по сорок пять минут, то можно смело констатировать, что определенную пользу своей стране Роальд Голицын приносил.

Но звездная болезнь есть звездная болезнь. Приоритеты, перечисленные Симоном Ароновичем Костяковым, могли бы сделать честь самому Сталлоне, соберись он в наш город с частным визитом, а не только его бледному отражению, каким являлся Роальд Голицын.

Собственно, кинотелекумир собирался в наш город по сугубо бытовому поводу — навестить родителей и поздравить маму с днем рождения.

Голицын, по словам Костякова, был крайне заинтересован в соблюдении инкогнито.

Симон Аронович заверил меня, что Роальд утомлен назойливым вниманием поклонников и поклонниц и не собирается ни встречаться с аудиторией, ни тем более проводить какие бы то ни было вечера со своим участием. Совершенно исключались также любые контакты с прессой — никаких фотографий, никаких интервью. В общем, визит любящего сынка к родителям, проживающим в провинции и издалека радующимся успехам своего чада.

— А вы уверены, что к Голицыну будет проявлено внимание, если в городе узнают о его появлении? — спросила я на всякий случай.

Костяков был потрясен моей наивностью. Даже отчасти оскорблен.

— Позвольте ввести вас в курс дела, — начал он свой ответ. Его тон при этом был чуть-чуть снисходительным, чуть-чуть поучающим. — По результатам зрительских опросов Роальд Голицын входит в первую десятку наиболее популярных телеведущих — это данные за прошлый месяц. Как кинозвезда мой подопечный уверенно держится в топ-двадцатке уже почти полгода. Это вам о чем-нибудь говорит?

— Разумеется.

На самом деле это говорило мне о суммах, которые продюсеры телепрограмм отстегивают подводящим итоги опросов социологам, и об ужасном состоянии отечественной кинематографии.

— Даже в Москве у него бывают проблемы с поклонницами, — доверительно сообщил Костяков. — Ну, сами понимаете, то признания в любви, то угрозы самоубийства, если не придет на свидание. А вот еще прошлой зимой в Петербурге во время эстрадного тура, в котором Роальд принимал участие, так вообще на него с ножом бросались!