Леонид Влодавец - Змеиный клубок
— Где вы находитесь? — спросил он.
— Около «Детского мира», — ответила Митрохина.
— Перейдитте площадь, пройдитте мимо Политехнического музея и встаньте около рекламной тумбы. Там, недалеко от угла, есть такая, как косо срезанный цилиндр. Спиной к ней, лицом к проезжей части. Через несколько минут подъедет черная Волга». До встречи.
Галина поспешно пустилась в обратный путь. Ей отчего-то казалось, что если она опоздает, то произойдет нечто ужасное.
Тумбу она нашла быстро. На тумбе лучше всего смотрелся плакат: «Это место для вашей рекламы!» Других пока не было.
Ждать пришлось недолго. Черная «Волга» приехала минуты через две, не больше. Митрохиной даже показалось, будто автомобиль стоял где-то поблизости и подъехал сразу после того, как она подошла к тумбе.
Задняя дверца открылась, и из машины сказали: Вы к Эдуарду Антсовичу? Садитесь.
Галина не без робости влезла в машину. Рядом с ней оказался некий плотный, но довольно моложавый дядя лет сорока с хвостиком. В солидном сером костюме, в светлом плаще, с коричневым «дипломатом», возможно, из натурального крокодила, он выглядел большим тузом, и Митрохина невольно почувствовала робость.
— Куда? — не оборачиваясь, спросил водитель.
— На место, — не очень понятно ответил дядя, похожий на туза, и Галина поняла, что это не Эдуард Антсович. Никакого балтийского акцента у него в речи не прослушивалось. Да и внешне он ничем на прибалта не походил. На секунду Митрохина испугалась: а что, если кто-то, прослушав ее переговоры с этим самым Антсовичем, взял да и подослал ей черную «Волгу», которая повезет ее совсем не туда, куда надо.
Однако выпрыгивать из машины было уже поздно. Она втиснулась в поток машин и покатила куда-то по улицам Москвы, которые были знакомы Митрохиной только по телевизионным передачам. Очень скоро Галина перестала следить даже за направлением движения — столько раз оно менялось. Какие-то узкие улочки, переулочки, старые реконструируемые дома, отверстые пасти подворотен, вывески…
Наконец машина въехала в одну из подворотен. В окошке промелькнуло несколько милиционеров в кожаных куртках, но «Волга» даже не особо притормаживала. Остановилась она во дворе, похожем на колодец, но довольно чистом и заставленном немалым числом машин, около подъезда с небольшим крылечком и застекленной дверью с медными ручками. Через стекла дверей просматривались белые шторки.
— Приехали, — сказал тот, кто сидел рядом с Галиной и за всю дорогу ни слова не проронил. — Выходите, пожалуйста.
Митрохина в сопровождении своего солидного спутника вошла в подъезд. Милиционер, стоявший у деревянного барьерчика, поглядев мельком на корочки большого дяди и услышав традиционное: «Со мной», посторонился.
На лифте поднялись на четвертый этаж. Вышли в коридор, при виде которого Митрохиной как-то непроизвольно припомнилось словосочетание «коридоры власти». На полу — красная ковровая дорожка, стены отделаны дубовыми панелями, массивные двери — с крупными медными цифрами и блестящими табличками с именами их хозяев.
А вот на двери, которую открыл перед Галиной ее сопровождающий, никакой таблички не было. Номер Митрохина тоже не успела разглядеть.
ОПАСНЫЕ КАССЕТЫ
Кабинет был небольшой. Ясно, что его обладатель числился в этом солидном учреждении не дворником, но и не самым главным начальником. Письменный стол с персональным компьютером, шкаф с несколькими рядами одинаковых толстых папок, | и портативный ксерокс на отдельном столике, видео-двойка на тумбочке.
Присаживайтесь, — сказал хозяин, пристраивая свой плащ на вешалку. — Чай, кофе?
Если можно — чай.
Как видно, секретарши, которая чай заваривает, у дяди не было. Он сам включил в розетку небольшой самовар и достал чашки, в которые бросил пакетики на ниточках.
Это вы Эдуард Антсович? — решилась спросить Митрохина.
Нет, — сказал хозяин, выставляя на стол сахарницу и вазочку с печеньем. — Меня можно называть Иваном Ивановичем.
Митрохина сразу же обратила внимание на это «можно называть». Было ясно, что объявлять свое доподлинное имя этот господин не собирается.
— Ладно, — сказал Иван Иванович, усаживаясь напротив Галины, — пока самовар греется, можно начать беседу. Меня вы уже знаете, а я вот с вами еще незнаком. Как вас звать-величать?
— Галина Юрьевна.
— Стало быть, Митрохина, — утвердительно произнес хозяин. — О смерти вашего мужа мы уже знаем достаточно много. Как и о том, что вы к нему уже почти не имеете отношения. Или я ошибаюсь?
— Нет, не ошибаетесь. Мы уже давно не жили вместе. А вы готовы к разговору только с Пантюховой?
— Нет, не только. Сергей Николаевич по молодости лет многого не понимал, царствие ему небесное. Я бы на его месте вообще не связывался с такой дамой, как Ольга Петровна. Но это, так сказать, лирика. Давайте переходить к конкретике. Итак, с чем вы к нам пришли? Если только затем, чтоб дать отбой делу на Пантюхова и объяснить, какой он хороший, то не тратьте времени. Теперь это уже невозможно.
— Нет, я ничего не хочу останавливать. Я привезла кое-какие дополнительные материаты. У меня полный рюкзак видеокассет.
— Кто снимал? Можете говорить откровенно.
— А там сказано — капитан бывшего КГБ Чугаев.
— Понятно. Выкладывайте кассеты, поглядим одну произвольно. Чтоб иметь представление.
Он включил двойку и взял первую же кассету, которую Галина вынула из рюкзака. Сначала на экране замелькали серые полосы, и Митрохина даже испугалась: не стерлась ли запись? Но через минуту полосы исчезли и на экране появилась надпись белым по черному: «Подборка IV. Материалы о подготовке государственного переворота в области, провозглашения ее независимости и фактического отделения от Российской Федерации».
— Однако… — шумно выдохнул Иван Иванович. — Заявка очень серьезная!
Тут запыхтел самовар, и хозяин застопорил видеозапись. Разлив кипяток по чашкам, он посоветовал Митрохиной:
— Подождите немножко, пусть получше растворится…
После этого запись была пущена вновь. На экране возник подзаголовок: «Часть 1. Общие сведения о сепаратистских настроениях в области и их инициаторах». Следом появился еще один титр: «Видеодокумент IV-1-1. Съемка 18.02.1992. Начало 17.34 — конец 18.23. Интервью с профессором исторического факультета областного университета Михаилом Яковлевичем Серебровским. Взято корреспондентом редакции культурно-исторических программ областного телевидения Зайцевым Андреем Владимировичем. Оператор Воротов Аркадий Романович. Демонстрировалось по облТВ в сокращенном виде 20.02.1992 с 20.35 до 21.00»
После этого экран украсился цветной картинкой. Судя по всему, снималось интервью где-то на университетской кафедре, в окружении книжных шкафов, бюстов исторических деятелей, плакатов и наглядных пособий. В верхнем углу экрана, сменяя друг друга, появлялись пометки: «Эфир» или «Не было в эфире», по которым можно было восстановить, что именно увидели зрители.
Господин Серебровский выглядел располагающе: седовато-лысоватый, скромно улыбающийся, простенько одетый, он был в хорошем расположении духа.
— Так хорошо? — спросил Серебровский у вихрастого парня в свитере, который пристраивал ему микрофончик на пиджак.
— Да, да, — ответил тот и обратился к невидимому оператору. — Свет нормально? Работаем.
Вихрастый — он же Зайцев — пристроился на стуле в левой половине кадра. Пометка «Не было в эфире» сменилась другой — «Эфир».
— Еще несколько лет назад трудно было поверить в то, что непоколебимый, казалось бы, коммунистический колосс, СССР, с такой поразительной легкостью распадется на 15 независимых государств, — глядя в камеру, бойко заговорил Андрей Зайцев. — Вспомним: ведь даже нашествие Гитлера хотя и потрясло сталинскую державу, но не смогло ее повалить. По-моему, даже теперь, почти два месяца спустя, мы еще толком не осознали, что же произошло. Думается, что встреча с уважаемым и хорошо известным далеко за пределами нашей области ученым-историком, профессором Михаилом Яковлевичем Серебровским, поможет вам, дорогие телезрители, лучше понять то, что произошло с нашей страной, и, возможно, лучше представить себе будущее развитие событий.
Итак, Михаил Яковлевич, вы, насколько мне известно, уже пятнадцать лет возглавляете на историческом факультете кафедру истории СССР. Такая табличка и сейчас еще украшает дверь кабинета, где мы с вами беседуем. Табличка сохранилась, а предмета изучения, то есть страны под названием СССР, больше нет. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Прежде всего я должен вас слегка поправить, Андрей Владимирович. Предметом изучения нашей кафедры являлась не СССР как страна, а ее история. История же, как известно, в идеале своем изменениям не поддается. Была такая страна — СССР, и изучать ее семидесятилетнюю историю мы будем еще долго. Другое дело, что в прошлом этот предмет неправомерно охватывал и те периоды отечественной истории, в которые СССР как государство еще не существовал. Например, говорили об «истории СССР периода феодализма», об «истории СССР периода капитализма», «периода империализма» и так далее. Поэтому уже принято решение переименовать нашу кафедру в кафедру отечественной истории, а смутившей вас табличке висеть осталось недолго.
