Без права на ошибку - Ли Чайлд
Воцарилось молчание. Затем телефон Бэннона зазвонил снова – в тишину опять ворвалась безумная увертюра. Бэннон поднес аппарат к уху.
– Понятно, – сказал он через некоторое время, потом послушал еще немного. – Врач согласен? – Он послушал еще. – Понятно. – Снова послушал. – Наверное. – Послушал еще. – Двое? – спросил он и снова стал слушать. – Хорошо, – произнес он и дал отбой.
Лицо его был бледно.
– Пойдемте наверх, – сказал он.
Стайвесант, Ричер и Нигли последовали за федералом к лифту и поднялись в конференц-зал. Он сел в одном конце стола, а остальные – в другом, словно хотели отодвинуться от грядущих новостей. За окнами совсем стемнело. День благодарения подходил к концу.
– Его фамилия Андретти, – объявил Бэннон. – Семьдесят три года, по профессии плотник, сейчас на пенсии, служил в добровольной пожарной команде. У него есть внучки – слабое место, куда и давили.
– Говорить может? – спросила Нигли.
– Немного, – ответил Бэннон. – Похоже, он оказался покрепче Нендика.
– Как все произошло?
– Он частенько посещает полицейский бар в окрестностях Сакраменто, еще со времен службы в пожарной охране. И вот там он познакомился с двумя мужчинами.
– Копами? – спросил Ричер.
– Очень похожими на копов, – ответил Бэннон. – Это слова самого Андретти. Они разговорились, показали друг другу фотографии родственников. Обсудили, в каком гнилом мире живут, что предпринимают, чтобы защитить от зла близких. Беседа заходила все дальше и дальше, сказал Андретти.
– И что было дальше?
– Потом Андретти замолчал, и наш врач осмотрел его руку. Оказалось, большой палец левой удален хирургическим путем. Вернее, как раз не хирургическим. По словам врача, палец то ли отрезали, то ли просто отрубили, но явно постарались все сделать как можно более аккуратно. Сначала Андретти твердо стоял на том, что сам случайно отрезал палец пилой, плотничая. Но наш врач сказал, что отрезан палец чем угодно, только не пилой. Абсолютно точно. Андретти, судя по всему, сам обрадовался, что ему не поверили, и рассказал еще кое-что.
– И что же?
– Живет он теперь один. Вдовец. И те двое, похожие на полицейских, напросились к нему в гости. И все спрашивали, что бы он сделал, чтобы защитить своих близких. Что именно сделал бы? Чем бы пожертвовал? Сначала дело ограничивалось теорией, но типы быстро перешли к практике. Потребовали Андретти отдать свой большой палец, пригрозив, что иначе он лишится внучек. Мол, выбирай. Потом один держал его, а другой резал. Забрали семейные фотографии и записную книжку. Сказали, что теперь им известно, как выглядят его внучки и где они живут. В случае чего им вырежут яичники так же, как отрезали ему палец. Андретти, разумеется, поверил. Да и как тут было не поверить? Ему только что отрезали палец! Чтобы палец не испортился, они взяли на кухне переносную морозильную камеру и набили ее льдом из холодильника. А сам старик попал в больницу.
В помещении повисла тишина.
– Приметы? – спросил Стайвесант.
– Андретти слишком напуган, – покачал головой Бэннон. – Мои ребята заверили, что программа защиты свидетелей касается всей семьи, но это его не убедило. Думаю, больше мы от него ничего не добьемся.
– Криминалисты в доме были?
– Андретти тщательно подчистил следы. Эти двое его заставили. И наблюдали, чтобы он не халтурил.
– А что насчет бара? Кто-нибудь видел, как они разговаривали втроем?
– Опросим всех кого можно. Но это было почти полтора месяца назад. Так что губу раскатывать не стоит.
Довольно долго все молчали. Первой заговорила Нигли.
– Ричер… – начала она.
– Что?
– О чем ты сейчас думаешь?
– О Достоевском, – пожал плечами он. – Недавно мне попалась книга «Преступление и наказание», которую я когда-то отправлял Джо в подарок на день рождения. Сначала, помню, хотел послать «Братьев Карамазовых», но потом передумал. Читали этот роман?
Нигли помотала головой.
– Там, в частности, рассказывается о том, что турки творили в Болгарии, – продолжил он. – Страшные вещи: изнасилования, грабежи. Арестантов вечером прибивали за уши к заборам, и они так проводили всю ночь, а наутро их ждала виселица. Подбрасывали младенцев в воздух и ловили их на штыки. Приятнее всего, говорили турки, когда делаешь это на глазах матерей. Такая беспощадность разрушила все иллюзии Ивана Карамазова. «Зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток», – сказал он. Я представил, как эти двое заставили Андретти убираться в доме, а сами за ним наблюдали. Скорее всего, уборку ему пришлось делать одной рукой. Представляю, как старик мучился. Достоевский выражал свои чувства через книги. Я не обладаю его талантом. И сейчас я думаю, что обязательно найду этих типов и постараюсь внушить им ошибочность их поведения так, как позволит мне собственный талант.
– А ведь и не скажешь, что вы любите читать, – заметил Бэннон.
– Изредка удается, – отозвался Ричер.
– Я бы хотел предостеречь вас от самоуправства.
– Надо же, какие слова знают спецагенты.
– Думайте, что хотите, но действия в отрыве от остальных неприемлемы.
– Принял к сведению, – кивнул Ричер.
– Вы уже решили математическую задачу? – улыбнулся Бэннон.
– Какую математическую задачу?
– Мы предполагаем, что винтовка «вайме» во вторник была в Миннесоте, а вчера – в Северной Дакоте. Сегодня же она здесь, в Вашингтоне. Самолетом ее доставить не могли – это точно, потому что на длинноствольное оружие, перевозимое коммерческим рейсом, нужна куча документов. А на машине преступники доехать бы не успели, слишком большое расстояние. Значит, один из них, тот, что с пистолетом-пулеметом «Хеклер и Кох», отправился в Бисмарк, а другой, с винтовкой «вайме», тем временем проделал весь путь от Миннесоты до Вашингтона на машине. Либо если в Бисмарк отправились оба, должно быть две «вайме» – одна в Миннесоте, другая в Вашингтоне. А если оба были в Бисмарке, но винтовка только одна, значит из Миннесоты ее перевез кто-то третий, и в таком случае мы имеем дело не с двумя преступниками, а уже с тремя.
Никто это не прокомментировал.
– Вернусь-ка я к Суэйну, – вдруг заявил Ричер. – И пройдусь пешком. Пешком ходить очень полезно.
– Я с тобой, – вызвалась Нигли.
Полмили на запад по Пенсильвания-авеню они прошли быстро. Облаков по-прежнему не было, отчего ночной воздух казался еще холоднее. Сквозь тусклый городской смог и оранжевый свет уличных фонарей пробивалось мерцание звезд. Высоко в небе светился маленький диск луны. Улицы оказались совершенно пусты. Они миновали Федеральный треугольник[22], и до громадного здания Министерства финансов оставалось совсем немного. Блокпосты вокруг Белого дома уже сняли. Город вернулся к нормальной жизни. Словно ничего и не было.
– Ты как? –
