Бригада (1-16) - Александр Белов
XXVIII
Как Шмидт умудрился ночью найти в тайге нужное место, осталось для Белова загадкой. Дмитрий вел машину так уверенно, словно курс ему прокладывал опытнейший штурман. Может, он ориентировался по звездам? Или запомнил карту наизусть? А может, просто чувствовал, куда надо лететь? Белов не находил ответа. Тем не менее факт оставался фактом: когда густая синь ночного неба стала постепенно светлеть, и на востоке полыхнули первые рассветные зарницы, Шмидт похлопал Сашу по плечу и прокричал, показывая вниз:
— По-моему, это где-то здесь.
Быстро светало. Из-за горизонта показался оранжевый ломтик солнца. Наступающий день гнал ночь на запад. Мир, до этой минуты бывший сине-черным, снова обрел красочность и яркость. Белов сверился с подробным планом местности и понял, что не может ни подтвердить, ни опровергнуть слова Шмидта.
— Я не знаю, — признался он. — Может, и здесь…
— Следи за рельефом, — сказал Шмидт.
— За каким рельефом? Кругом — тайга!
На многие километры, насколько хватало глаз, простиралось густое море зелени. Бледная хвоя лиственниц сменялась темным оттенком кедрового стланника, длинные иглы сосны чередовались с пушистыми иголочками елей. Все это рождало ощущение неоднородности: словно зеленый ковер, проплывавший у них под ногами, ткали множество мастериц, и каждая — из своего материала.
— Вот и смотри на верхушки деревьев, — поучал Шмидт. — Видишь, прямо по курсу — впадина, и середина ее — светлее, чем края? Это и есть Чертова балка — длинный узкий овраг, дно которого заросло лиственницами. А справа — верхушки чуть раздвигаются. Заметил? Это — речка Комола. А вон там, чуть подальше — будто бы трещина в кронах? Видишь? Даю голову на отсечение, что там ручей Лебяжий впадает в речку. Ну что, теперь узнаешь пейзажик?
Теперь Белов увидел это своими глазами. Оказывается, земля с высоты птичьего полета не слишком похожа на изображение на карте. Топографические символы только обозначают географические объекты, но не воспроизводят их в точности. Если забраться на десять километров вверх, тогда действительно местность напоминает карту. А когда летишь над ней в нескольких десятках метров, все не так.
Шмидт заложил вираж вправо; мотодельтаплан стал описывать пологую дугу.
— Что ты делаешь? — спросил Белов.
— Выбираю место для посадки, — ответил Шмидт.
Саша смотрел вниз, пытаясь найти крышу таежного убежища, но безуспешно. Несмотря на то, что в начале двадцатого века на Камчатке вряд ли был хоть один аэроплан, Митрофанов придавал конспирации немаловажное значение: А может, поляна, на которой стоял дом, уже заросла молодыми деревьями — кто знает? Ведь — подумать страшно — с тех пор прошло почти сто лет!
Наконец Шмидт выбрал подходящую площадку для посадки и устремил аппарат в крутое пике. От вида набегающих верхушек Белову стало не по себе. Еще немного и они бы непременно разбились, но в последний момент Дмитрий выключил двигатель и резко взял штурвал на себя. Нос дельтаплана задрался вверх, колеса коснулись травы, и, пробежав десяток метров по земле, «Фрегат» остановился.
— Приехали! — сказал Шмидт.
Некоторое время они сидели молча: Саша был поражен тишиной, царившей вокруг. Но затишье длилось недолго; по мере того, как поднималось солнце, в тайге усиливались разбуженные птичьи голоса. Шмидт обошел дельтаплан, деловито осмотрел купол и двигатель. Заглянул в топливный бачок.
— Все в порядке, — сказал он. — Посадка была мягкой. У меня есть для тебя хорошая новость.
Саша отстегнул ремни и поднялся с сиденья.
— Какая?
— У нас осталось немного горючего. Хватит, чтобы взлететь.
— И все?
Шмидт пожал плечами.
— Это не так уж мало. А потом что-нибудь придумаем. Давай решать проблемы по мере их поступления.
— Надеешься на дозаправку в воздухе?
— Просто на что-то надеюсь. Пока не думай об этом. Слушай, Лайза, Витек и Ватсон говорили мне про какой-то дом. Мы ведь за этим сюда прилетели?
— Да, — Белов достал карту и расстелил ее на траве. — Если уж ты так хорошо ориентируешься в незнакомой местности, скажи мне, пожалуйста, где он находится?
Шмидт что-то прикинул, взглянул на солнце и верхушки деревьев, повернулся на девяносто градусов вправо и уверенно заявил:
— Там! — Для убедительности он даже ткнул пальцем в направлении небольшого обрыва.
— Это точно? — спросил Белов.
— Саня, — обиделся Шмидт, — ты, похоже, забываешь, что у меня были лучшие в мире инструкторы. Знаешь, чем отличается спецназ от института благородных девиц?
— Чем же?
— В институте благородных девиц учат хорошим манерам и вышивать крестиком. В спецназе обучают всему остальному, а вышивание крестиком проходят факультативно — за полдня.
— Хорошо. Больше не буду задавать глупых вопросов. Пошли.
— Постой! — сказал Шмидт. — Ты не хочешь дать мне пистолет? Все-таки я стреляю лучше, чем ты…
— Нет, — отрезал Белов. — Он записан на Витька. Если у кого-нибудь из черепа достанут пулю с узнаваемыми нарезами, все шишки посыплются на него. Так что забудь про пистолет. Я и сам стрелять не буду, и тебе не дам.
Дмитрий не стал спорить.
— Отлично! — сказал он. — Выходит, пистолета у нас нет, а есть пугач. Ну прямо как в анекдоте: с голыми пятками — да на шашку!
— Если тебе что-то не нравится, можешь улетать, — Белов показал на мотодельтаплан.
— Ну да! — возмутился Шмидт. — Я тоже хочу, чтобы про меня написали в газетах! Может, конечно, я ошибаюсь, но лавровый венок победителя будет мне к лицу. — Он подбоченился и горделиво задрал подбородок. — А? Что скажешь?
— Я прямо вижу эту фотографию! — отозвался Белов. — И подпись под ней: «Дмитрий Андреевич Шмидт, мечта измученных домохозяек и девочек старшего школьного возраста».
— Полагаешь, на большее я не тяну? — встревожился Шмидт.
— Ну, еще тобой грезят почетные члены клуба «Для тех, кому за тридцать», — накинул цену Белов. — С двадцатилетним стажем, как минимум.
— Саша! — обиделся Шмидт. — Ты способен угасить самый прекрасный порыв. Не знаю, зачем я это делаю… — Он вздохнул и развел руками. — Но я все равно пойду с тобой. Оказывается, быть героем — это тяжелая и нудная работа, требующая постоянного самоотречения.
— А ты думал! — поддел его Белов. — Спросил бы у меня, я б тебе в два счета объяснил, что к чему. А знаешь,