Валентин Пригорский (Волков) - Закон Талиона
Алексей Алексеевич выслушал эту тираду молча, не сделав ни единой попытки вкли-ниться, лицо его оставалось невыразительным, и лишь глаза хитренько поблескивали. А ко-гда Коля высказался, он нацелил ему в грудь, как пистолетный ствол, указательный палец.
— Знаете, — он снова перешёл на "вы", — таким вы мне нравитесь больше. А то я уж ду-мал, что ошибся в выборе. Вижу, что нет. Мы с вами сработаемся. Уверен. Теперь уверен. Но, не забывайте, Николай, всё-таки деньги плачу я. И деньги большие. И отрабатывать их придётся по полной. Согласны?
— За малыми бы не пошёл, а большие отработаю.
— Хорошо. Ближайшую неделю проведёте в тире, восстановите навыки, а потом…потом обсудим одно серьёзное дело. Здесь, как вы, безусловно, заметили, не переход со станции "Пролетарской" на "Крестьянскую заставу", однако режимы секретности здесь, как матрёшки. О вашем существовании знают лишь видевший вас охранник с проходной и Ната, тем и ограничимся. Надеюсь, вы не сильно обиделись на девушку?
— Обижаться на такую женщину?! — Совершенно искренне удивился Коля.
— Очень хорошо. Она скоро сюда зайдёт, и будет тебя, — опять перескочил на "ты", — опекать в течение недели. Прошу выполнять её рекомендации, она плохого не посоветует.
Где-то рядом неожиданно зазвучала знакомая всем и каждому мелодия — "Болеро" Мориса Равеля.
Алексей Алексеевич достал из внутреннего кармана пиджака мобильник-раскладушку, поиграл кнопочками, глядя на дисплей и, удовлетворённо кивнул.
— За трупы не беспокойся, наши сотрудники следы зачистили — только что доложили.
Вот в этом Коля не сомневался: хозяева Наты, если не лохи — а держать их за таковых было бы слишком самонадеянно — просто обязаны были удостовериться в наличии жмури-ков на пятачке.
…Ага, — товарищ Сухов, тщательно растерев сигарету в пепельнице, сдул пепел с паль-цев, — эк ты его! Голова не вскружилась от столь стремительной карьеры? Ты его, конечно, поддел, но не обольщайся, он раз в сто хитрее тебя. Нет, слежку за тобой он не направил по одной простой причине — не захотел расширять круг посвящённых. Я, на всякий пожарный, проверился, не случайно же я задержался и прошёлся по вагонам. Слышал поговорку: "На всякого мудреца довольно простоты"? Это я называю "эффектом перебора", когда хитрец перехитривает сам себя. Нам бы тоже не перемудрить.
Поезд ощутимо замедлил ход, деревья поредели, набежали маленькие домишки, потом дома.
— Вековка, — сообщил Сухов, — стоянка двадцать три минуты. Значит, в ближайшие пол-часа нас не потревожат даже самые заядлые курильщики. Перейдём к полученным тобой инструкциям. Просто прибыл — провёл акцию — убыл?
Николай задумчиво посмотрел на типичный станционный перрон, на снующих по нему в умеренном количестве людей. Хлопнула дверь между тамбурами, мимо них целеустремлённо проскочила симпатичная девица в форме поездной бригады.
— Нет, не просто — без спешки. Заказчик не хочет шума.
— Тогда…?
— Керигин неплохо изучил моё досье в колонии. Он знает о моём участии в самодея-тельном театре и знакомстве с худруком Вавиловым. Игорь Вавилов был на зоне личным другом Жордании, и теперь работает в его фирме менеджером. Я должен буду подъехать к Вавилову на кривой козе, втереться к нему в доверие, и через него выйти на Жорданию. Мол, ищу, куда приткнуться после зоны. Керигин, нанимая меня, видимо, заранее просчитывал этот вариант.
— Дальнозоркий мужичок, — прокомментировал Фёдор себе под нос.
— Ещё какой. Я так понимаю, сидевший при всех режимах Дато, у настоящих хозяев за Фукса. В ближайшее время хозяева заставят Жорданию выставить фирму на продажу, это мне Керигин сказал. Мне, всяко-разно, надо дождаться, когда фирму перекупят, и только потом убрать Жорданию и Вавилова, но так, чтоб все думали, будто они, окончательно рас-прощавшись, выехали из Среднегорска куда-нибудь поближе к столице. Допускается экс-промт в заданных рамках. В общем, чтоб их никто не искал, и всё шито-крыто. — Николай усмехнулся. — Одна интересная деталь: в первую же ночь, ну, в "Новой Азии", когда я уснул, в комнату подпустили какой-то дурманящий газ с довольно приятным запахом. Уж не знаю, какие-такие у него свойства, только Ната, считая меня спящим без задних ног под его воз-действием, профессионально нашёптывала мне программу самоуничтожения на случай провала. Вот чертовка! Её и этот газ не брал, антидотами напичкана, что ли? Словом, подстраховался Керигин.
— Во-от, это и называется "эффектом перебора", слишком уж он уверовал в действен-ность всяких дурманов, отрав и гипнозов. Хотя, если б тебя не подготовили…. Перекупят, говоришь? Скорее всего, новым владельцем станет кто-то из своих. Слышь, а фамилия Шефчук не звучала?
— Нет, кроме Жордании и Вавилова никаких.
— Угу. Тогда намотай на ус: мы тут по наркотикам поработали, с содержанием коноп-ляного масла, и вышли на махонький заводик в Среднегорске. Опять Среднегорск, чтоб ему…! Директор и владелец завода, некий Шефчук Анатолий Демидович. Запомни эту фа-милию. Есть уверенность, к сожалению документально не подкреплённая, что именно там, на заводике, производились таблетки, пропитанные конопляной вытяжкой. Производство расположено за городом в довольно глухом месте, да к тому же имеет прерывистый цикл из-за вынужденных простоев по сырью. Минимум раз в месяц рабочие отправляются в недельный отпуск. Вся стать организовать там подпольное производство. Тогда заводская охрана — сто процентов, керигинская. То ли Шефчук — ставленник Керигина, то ли наоборот. Вот, возьми, — Сухов протянул Коле мобильный телефон, — здесь в память забит всего один номер. В случае необходимости вызовешь. Не удивляйся тишине, через секунду скажешь: "для Сухова", и надиктуешь сообщение. Понадобиться силовая поддержка — вызывай, помогут. Пока всё. Бабка с внуком, поди, нас потеряли. Время есть, договорим. А я, покамест, обдумаю…
Шаман
По вагону прокатилась растянутая во времени волна торможения. Пассажиры не ощу-тили инерции, лишь суетливо мелькавшие вдоль полотна верстовые столбики стали реже проплывать мимо окна, да частый перестук под ногами сменился размеренным потукивани-ем. За стеклом всё тот же российский лес, разве что в массиве возобладали хвойные. Тот же, да не совсем — словно природную заповедность пронизывало излучение миллионного горо-да, привнося в души тревожное волнение. К волнению примешивался запах дальнего костра.
— Торфяники тлеют, — пояснила баба Клава, — дождя бы хорошего.
Громко причитывая, прошла проводница Валентина.
— Граждане пассажиры, подъезжаем. Подъезжаем, граждане. Не забывайте свои вещи. Счастливого всем прибытия!
Граждане благодарили, самые нетерпеливые потянулись к выходу.
Вагон качнуло, стальная колея за окном раздвоилась, расстроилась, проползла будка переезда с опущенным шлагбаумом, с вереницей пережидающих автомобилей, вынырнули длинные, приземистые лабазы, подалее выросли самые крайние серые многоэтажки.
Бабка с внуком и Николай терпеливо сидели возле баулов. Сам Коля был налегке, но бросать попутчиков не хотел — надо бы помочь с вещами, довести хотя бы до троллейбуса.
Товарищ Сухов сошёл с поезда двумя часами раньше на станции Дружинино. Напос-ледок он успел сделать две вещи: дать Николаю подробные инструкции и снять с Лёньки зубную боль.
Перебравший с вечера сладкого, будущий офицер Леонид, утром, попив чаю, вдруг ух-ватился за щеку и принялся мужественно стонать.
Зубная боль по-разному отражается на поведении людей. Лёнька принадлежал к кате-гории, считающей необходимым донести свою муку до окружающих, чтоб все видели, как стоически он её переносит. Он чуть-чуть морщился, чуть-чуть поскуливал, как бы ненаро-ком лез пальцем в рот, закатывая при этом глаза, и так же ненароком бодал головой подуш-ку. Естественно, такие тщательно скрываемые, непереносимые мучения моментально были замечены.
Баба Клава попыталась грозно нахмурить брови.
— Зуб болит? А я тебе говорила…, - и тут же засуетилась, — погоди, Лёнечка, погоди, где-то тут мамка таблеток насовала. — Она вытащила из-под подушки маленький рюкзачок и, бормоча под нос и морщась, словно чувствуя внукову боль, торопливо зашарила по кармашкам, нашла перетянутый резинкой пакетик, — вот, тут она написала, что, от чего…
Товарищ Сухов с каким-то холодным любопытством — так, во всяком случае, показа-лось Николаю — наблюдал за суетой, а потом спросил:
— Леонид, ты знаешь, что такое боль?
Лёнька только замычал, потыкав пальцем в щеку, мол, мне ли не знать.
— Да я не о нынешней, — уточнил Сухов, — я вообще…?
Мальчишка отвернулся — причём тут "боль вообще", он де страдает сию минуту, и ещё как!
— А ты, — не отставал Сухов, — послушай знающего человека. Между прочим, боли те-лесной, хоть вообще, хоть ни вообще, как таковой, нет.
