Евгений Сухов - Казначей общака
– А голосочек-то у тебя задрожал, – заулыбался полковник. – Здесь ровно пятьдесят тысяч. Если хочешь, они могут стать твоими.
– И каким же образом? – продолжал лепить равнодушие Шельма, хотя хлебушек жевать перестал.
Глеб Иванович достал из кармана фотографию и положил ее на стол.
– Знаешь этого человека?
Шельма неторопливо взял фотографию двумя пальцами.
– А что не узнать-то, его половина России знает. Это же Гриша Калужский.
– Верно, он самый, – согласился полковник и взглядом проследил за тем, как фотография вновь легла на стол. Может быть, несколько небрежнее, чем следовало бы. – Так вот, эти деньги станут твоими, как только ты замочишь этого человека.
Сказанное походило на шутку, но при взгляде на полковника смеяться не хотелось.
– И каким же образом я могу его грохнуть, если он находится на воле, а я в тюрьме?
– Все можно устроить. Я все-таки хозяин зоны. Мои верные люди отвезут тебя туда, где он обычно изволит кушать, ты сделаешь всего лишь один выстрел, и все! Деньги твои.
На губах Шельмы застыла ядовитая усмешка:
– И как же я воспользуюсь своими деньгами? Стану оклеивать стены в камере?
Издевательский тон Шельмы полковника не смутил: когда требовала ситуация, он мог проявлять поразительную выдержку:
– Тебе не век сидеть в тюрьме, когда-нибудь выйдешь на волю, но уже состоятельным человеком.
– За этого человека с меня могут здорово спросить.
Где-то под ложечкой похолодело. Страх медленно расползался во все стороны и грозился парализовать конечности. Похоже, что полковник взялся за него всерьез.
Глеб Иванович располагающе улыбнулся:
– Никто не узнает, что Гришу Калужского замочил именно ты. Ведь ты же находишься в тюрьме. Так что будут искать кого угодно, но только не тебя. Так ты согласен?
Взгляд жесткий, хищный, какой бывает у рыси, готовой вцепиться в загривок. Выбор не велик: грохнуть законного, а следовательно, собственными руками подписать себе смертный приговор или отказать всесильному хозяину… что тоже равносильно самоубийству. Возьмет и подсадит в камеру к зэкам с открытой формой туберкулеза! Вот тогда не один лепила с того света не вытащит.
Первый вариант был предпочтителен: законные действительно могут не узнать имени исполнителя, их гнев обрушится на кого-то другого, а грозный хозяин под боком – не самое приятное соседство. Сожрет, падла!
Глеб Иванович понимал смятение Шельмы и поэтому не торопил, наслаждаясь его сдержанной, но красноречивой мимикой.
– А если я надумаю убежать?
– И не надейся. За тобой будут наблюдать, и как только ты сделаешь хоть малейшую попытку, то получишь пулю в затылок.
– Хорошо… Я согласен. Когда нужно будет стрелять?
Глеб Иванович посмотрел на часы и, чуть растягивая слова, произнес:
– Уже через три часа, приятель.
– Какое у меня будет оружие?
– «СВД». Твоя любимая винтовка, – улыбнулся полковник.
Шельма внимательно посмотрел на полковника – неужели и это написано в его личном деле. О его пристрастии к этой винтовке знали немногие.
– Я бы предпочел «ВСС», – серьезно ответил Шельма.
Правый уголок рта полковника невольно пополз вверх:
– Это слишком дорогая штука. А твою винтовку придется оставить на месте. Так поступает настоящий киллер.
– Откуда я буду стрелять?
– Из милицейского «воронка», – неожиданно широко улыбнулся полковник.
Расхохотались вместе. Шутка получилась забавной. Но разве мог Шельма тогда подумать, что так оно и будет в действительности.
Глеб Иванович заказал двух законных и четырех авторитетов в течение трех месяцев. И Шельма всерьез стал подозревать, что это был один из главных промыслов начальника колонии.
Причем два последних выстрела пришлось производить с расстояния почти в полтора километра из малознакомой винтовки «В-94». В лесу. Нужно быть настоящим асом, чтобы сделать точную поправку на температуру воздуха и боковой ветер. Такой выстрел стоит не менее трехсот тысяч долларов. А если учесть масштаб фигур убиенных, то цифра возрастает в несколько раз. Можно только предполагать, какие деньги положил себе в карман Глеб Иванович…
– Так как, тебя устраивает мое предложение?
– Да. Кто будет на этот раз? – Глеб Иванович молча выложил на стол несколько фотографий, все как обычно. – Монах?! – невольно вырвалось у Шельмы, едва он взглянул на снимок.
– Представь себе. Может, ты считаешь святотатством убийство монаха? Или ты думаешь, что его тело состоит не из костей и мяса, а из чего-то другого? Слушаю тебя. Возражай.
Шельма выглядел застигнутым врасплох:
– Нет… просто я никак не ожидал подобного коленкора.
– Ты посмотри повнимательнее, – настаивал полковник, – надеюсь, в этом случае тебе легче будет нажимать на курок.
Шельма вновь взял фотографии, поднес их к глазам и внимательно стал рассматривать каждую из них. Вот лицо его дрогнуло в пренебрежительной улыбке. Дошло!
– Он что, по девочкам шастает?
– Угадал. Дедок он боевой, и ничто мирское ему не чуждо. При надобности он и сигаретку в охотку может выкурить. Так что запоминай. Появиться он может в любом обличье.
Шельма понимающе кивнул. Для убийства нужны причины, тогда легче нажимать на курок. Еще неизвестно, как он поведет себя, когда неожиданно увидит человека в монашеской рясе.
– Понятно. Откуда я буду стрелять? Надеюсь, не с трехсотлетнего дуба, как было в прошлый раз.
Полковник отрицательно покачал головой.
– В этот раз твоя задача будет полегче. Стрелять ты будешь из квартиры, метров со ста пятидесяти. Для тебя это детское расстояние. Надеюсь, что ты не промажешь.
– Считай, что он уже труп, – повеселел Шельма. – Когда я буду свободен?
– Не торопись, – мягко осадил его Глеб Иванович, – ты меня еще не выслушал… Ты будешь стрелять из однокомнатной квартиры, окна которой выходят прямо на кафе. Оно открытого типа. В твоем распоряжении только один выстрел, – многозначительно поднял палец полковник. – В любом другом случае тебя могут засечь. Потому что у тех, кто окажется с ним рядом, очень высокая квалификация. Перед тем, как произвести выстрел, переоденешься во все цивильное.
– Это каким же образом?
– Дослушай, – в этот раз интонации полковника были строже обычного. – С правой стороны от двери квартиры будет стоять «дипломат». В нем светло-серый костюм твоего размера и документы. Все как полагается: паспорт, права, там же будет телефон. Как только производишь выстрел, набираешь вот этот номер, – набросал на листе бумаги несколько цифр полковник. – Скажешь, что все в порядке. Номер запомнишь, бумагу проглотишь… Затем спокойненько так, не напрягаясь, выходишь. Но если надумаешь уйти раньше, не осуществив запланированного, – глаза Глеба Ивановича блеснули недобрым огнем, – я тебе не завидую.
– В первый раз, что ли? – почти обиделся Шельма. – А какой гонорар?
– А ты, однако, зарываешься, Шельма. Тебе что, воли не достаточно? – посуровел полковник.
– Воля – это хорошо, гражданин начальник, кто бы спорил. Но ты сам знаешь, когда у тебя в кармане шуршит хорошая «капуста», то чувствуешь себя на этой земле гораздо увереннее.
Казалось, Глеб Иванович раздумывал:
– Хорошо, будет тебе гонорар, только в этот раз будет поменьше. Мне твоя свобода дороже обойдется. Тридцать тысяч баксов устроит?
Губы Шельмы растянулись, как у младенца, только что отведавшего сладкое.
– Вполне, гражданин начальник. Эх, заживу! Мне бы только на волю выбраться. Я даже грабить не буду!
Полковник откинулся на спинку кресла, лицо его пренебрежительно скривилось.
– Верится с трудом. Хотя… кто тебя знает. Но в случае чего не обижу, хату подберу хорошую.
– Ты не сказал главного: когда?
Полковник улыбнулся:
– Тебя вывозят завтра в семь часов вечера.
Глава 31
МАСТЕР МИСТИФИКАЦИЙ
Ох, эта его привычка встречаться на кладбищах. Похоже, что Билл среди могильных плит чувствовал себя так же уверенно, как рыбка в зарослях аквариума. Некрофил хренов!
С другой стороны, к людям, разговаривающим на лавочке у могилы, невозможно приблизиться незамеченным, а следовательно, и прослушать разговор. Умно!
Введенское кладбище выглядело заросшим – кривые тонкоствольные липы с реденькими кронами как будто росли прямо из надгробий и напоминали цепкие руки покойников, которые готовы были ухватить живых.
Лавочка была запыленная, и мистер Билл предусмотрительно обмахнул ее носовым платком, после чего аккуратно уложил его в нагрудный карман пиджака. Бережливый!
– А знаете, я ведь все это время тоже не сидел сложа руки, – заложил руки за голову боровик, слегка покачивая ногой. Было видно, что среди могильных холмов при несмолкаемом гомоне птиц он чувствовал себя так же уверенно, как покойник в церкви во время отпевания. – Оказывается, наш игумен весьма прелюбопытная личность. Вы можете не поверить, но в молодости он был вором в законе. – Журналист, хитровато прищурившись, посмотрел на Герасима. Кажется, он добился желаемого эффекта: подбородок Святого невольно напрягся, лоб рассекла глубокая морщина. Журналист довольно хмыкнул и продолжал: – Потом его уголовная карьера неожиданно обломилась. В чем-то он провинился. Возможно, его даже бы убили, если бы за него не заступился «кум». Как вы знаете, в пятидесятые годы лагерей было много, не хватало конвоя и для охраны стали привлекать даже заключенных. Так вот, отец Яков оказался в их числе. За свои старания он был замечен начальством. Вскоре его освободили, а через год он получил офицерский чин. Он остался служить в том же лагере, где когда-то сидел. По существу, администрация в его лице получила весьма ценного сотрудника: он знал о заключенных все или почти все. Наш отец Яков входил в уголовную элиту, и большинство законных воров раньше были его приятелями. Он с легкостью разрушил все их планы, несколько раз предотвратил восстание, так что начальство его очень ценило.
