Подвал. В плену - Нойбауэр Николь
Дневного света уже не хватало, и он щелкнул выключателем. Трубки неоновых ламп затрещали и загудели, некоторые так и не зажглись. День почти угас, а они так и не продвинулись в деле, и там, снаружи, напрасно тратил свое время этот тип. Голос Баптиста то приближался, то удалялся, затихая и становясь громче. Остальные члены комиссии по расследованию убийств разъехались, чтобы опросить свидетелей. Вехтер отправился на место преступления, а с Ханнесом остался обычный полицейский, которого он не знал. Этот помощник лишь включал и выключал запись на диктофоне. Почти никого не осталось.
Дверь распахнулась, и Ханнес быстро опустил крышку ноутбука.
Баптист остановился перед ним и бросил на стол связку ключей.
– Я уверен, вы тоже хотите сэкономить время. Вчера я был во Франкфурте, переговоры длились целый день. Я вернулся лишь сегодня утром. Войдя в дом, я сразу прослушал автоответчик, после чего немедленно отправился в больницу. Теперь я хочу знать, когда же я смогу забрать сына домой?
– Эй, не так быстро. – Ханнес поднял руки. – Вашего сына нельзя так просто забрать домой.
И не потому, что Ханнес хотел этому помешать: нельзя, пока не станет ясно, что мальчик делал в этом доме. На его руках была засохшая кровь. При таких обстоятельствах Баптист еще очень долго не сможет забрать сына домой.
Но Ханнес пока не сказал этого отцу.
– Давайте пока остановимся на вас. Расскажите мне, какие отношения у вас были с Розой Беннингхофф.
– Да никаких. Как я уже говорил, мы расстались. Больше мне нечего сказать.
Баптист присел на стул. На его брюках в районе колен появились первые заломы. На подбородке пробилась темная щетина – от этого не помогал даже лосьон «BOSS».
– У нее были враги?
– Без понятия. Я не ее адвокат.
– Когда вы расстались?
– Примерно полгода назад.
– После расставания вы поддерживали с ней связь?
– Если было необходимо.
– Общались с ней незадолго до ее смерти?
– Я не веду подробных записей частных разговоров. – Баптист положил ногу на ногу и откинулся на спинку стула. – Если вы будете задавать вопросы, касающиеся моей личной жизни, я не стану на них отвечать.
– Госпожа Беннингхофф мертва. Здесь больше нет ничего личного.
– Я попрошу своего секретаря проверить в моем деловом календаре. Еще что-то? Я хотел бы вернуться в больницу к сыну.
– Мы еще не закончили. Мы говорим о временном промежутке с семнадцати ноль ноль до двадцати ноль ноль вчерашнего вечера. Что вы делали в эти часы?
– Я вел переговоры с партнерами по бизнесу, а потом ужинал. Один в своей квартире во Франкфурте.
– Есть люди, которые могут это подтвердить?
Баптист небрежно назвал несколько имен, которые записал Ханнес. «ИммоКапИнвест». Когда Ханнес услышал название этой фирмы, ему показалось, что он уже где-то его встречал, только вот не мог вспомнить, где именно. Эти конторы называются почти одинаково.
– Мы не могли до вас дозвониться по мобильному.
– Я сам решаю, когда мне его включать, а когда выключать.
Ханнеса бросило в жар. Этот человек был просто каким-то бульдозером, он игнорировал правила, которые соблюдали все люди.
– Кто присматривает за вашим сыном, когда вы ездите в командировки?
– Ему четырнадцать лет, он справляется со всем сам. Ему больше не нужна нянька.
– Возможно, нянька как раз и не помешала бы прошлой ночью. Как он получил травмы?
Баптист вскочил с кресла, так что Ханнес отпрянул назад.
– Это я вас об этом должен спросить! Что вы сделали с моим сыном?
– Ничего.
Ханнес проклинал себя за то, что начал перед ним оправдываться, за то, что принялся отвечать на встречные вопросы. Полицейские были не виноваты в том, что мальчик оказался в таком состоянии. Или все же были? В последние недели тема вины преследовала Ханнеса и появлялась внезапно, словно чертик из табакерки.
– Мы выясняем, как он получил тяжелые повреждения. Пока ничего не известно. Вы знаете, какие планы были у Оливера вчера вечером?
Баптист покачал головой:
– Я не спрашиваю подростка, куда он идет и когда вернется. Я не хочу выглядеть посмешищем. – Он встал. – Для меня этот разговор окончен. Если вы хотите выяснить, были ли враги у госпожи Беннингхофф, то проверьте, в какие дела она – как это сказать по-немецки? – совала свой адвокатский нос. А сейчас простите, мне нужно ехать в больницу.
– У нас есть еще вопросы к вам! – крикнул ему вслед Ханнес.
– Вы собираетесь надеть на меня наручники за то, что я хочу позаботиться о своем больном ребенке? Оставьте мою семью в покое. По крайней мере, тех родственников, которые еще рядом со мной.
Баптист уже стоял на пороге.
Если с ребенком случается беда, едва ли кто-то первым делом скажет: «Вот повезло!» Баптист вообще не проявлял интереса к их расследованию, скорее наоборот. В какой параллельной вселенной живет этот человек, которому нет дела ни до полиции, ни до государства? Визитка Баптиста лежала на столе, Ханнес поднял ее и повертел в пальцах. Номер рабочего факса. Шикарно! Аппарат наверняка стоит в приемной и находится в ведении любопытной секретарши. Ханнес обернулся к полицейскому, который все еще копался с диктофоном:
– Похоже, нам предстоит провести еще один диктант, текст под тем же номером. Придется вызывать его повесткой.
Баптист объявил ему войну.
Вехтер посмотрел вниз из машины на мосту Луитпольда. Река Изар лениво несла льдины по течению, берега были пустынными, ветер укладывал волнами свежевыпавший нетронутый снег. На тротуаре соль превратила его в раскисшее серое месиво. Перед монументом «Ангел мира»[9] Вехтер включил вторую передачу: он не хотел пойти юзом на длинном повороте. Он даже не был уверен, установлена ли на дребезжащем БМВ из полицейского автопарка зимняя резина. У «Ангела мира» на голове и кончиках крыльев высились снежные шапки. С руки ангела взлетела встрепанная ветром ворона и покружила над замерзшим сквером Максимилиана. Взмахи ее крыльев вызвали настоящую лавину, которая рассыпалась в воздухе, не долетев до земли. Дом убитой был уже недалеко, возле магазина деликатесов «Кэфер», – если он правильно помнил. Сегодня была суббота, и Вехтер с испугом смотрел на вереницу красных фонарей перед собой – машины двигались очень медленно. Все хотели выбраться из города, не думая о том, что ждет их за окраинами. Наверное, для кого-то наступили выходные.
Еще издалека он увидел на тротуаре автомобиль специального назначения. Ветер развевал заградительные ленты, но сотрудник, который дежурил у входа, не пошевелил и пальцем. Он засунул руки в карманы, поглубже надвинул на голову капюшон. Вехтеру следовало бы организовать работу иначе: не стоило оставлять человека на улице, чтобы тот простудился. Многие в его отделе уже слегли, переложив непомерный груз задач на плечи коллег. Ему надо следить за своими людьми, прежде всего за Ханнесом – рабочим мерином, который никогда ни в чем не отказывал. Но как быть в такие дни, как сегодня? Когда нужно оказаться во многих местах одновременно? Вехтер припарковал машину на тротуаре. Тот был таким широким, что автомобиль поместился на нем целиком. Вехтер молча подал знак сотруднику, чтобы он вошел в дом. На лестнице комиссар столкнулся с Элли и наступил каблуком ей на ногу. Ее лицо исказила гримаса.
– Очень больно? – спросил он.
– Только когда смеюсь, – ответила она с постным лицом.
Она ведь не станет устраивать сцен? О да, это может продлиться долго. Она будет дуться несколько дней, а когда Вехтер спросит, что произошло, Элли наверняка подожмет тонкие губы и ответит: «Ничего, ничегошеньки».
Вехтер ломал голову, что же он натворил на этот раз, чем он это заслужил.
– Что у тебя нового?
– В квартире почти ничего нет. Но то, что есть, может оказаться важным. – Она выпрямилась, держась за перила, чтобы не потерять равновесия на каблуках-шпильках. – С Беннингхофф крепко дружила соседка. Она наверняка может рассказать нам про эту даму еще больше. А что у вас? Наш маленький свидетель не выдавил из себя признание?
