Каждые пятнадцать минут - Скоттолине Лиза
Эрик разблокировал экран айфона, пролистал контакты и нажал кнопку «вызов», направляясь на кухню в ожидании ответа.
– Сьюзан, – произнес он, когда на том конце провода ответили. – Привет, ты получила мое сообщение?
– Да, привет. – Голос Сьюзан был едва слышен за оглушительным ревом стадиона. – Я сейчас на игре сына, баскетбольный матч. Прости, я не могла тебе ответить.
Эрик сразу вспомнил, как Кейтлин сказала, что нормальные дети любят спорт, но постарался отогнать эту мысль подальше.
– У тебя есть минутка? Надо поговорить. Это важно, а я ведь не из тех клиентов, которые звонят по каждому пустяку.
Сьюзан засмеялась:
– Давай, ковбой. Я уже слышала от Дэниела, что у вас произошел инцидент по поводу дома. Что случилось?
Эрик ввел ее в курс дела, стараясь быть максимальном кратким.
– Но разве она имеет право продать дом, не спросив меня?!
– К сожалению, боюсь, что да. Вы договорились, что она получает дом, потому что так будет лучше для Ханны, но мы не предусмотрели подобную ситуацию в соглашении. В свое оправдание могу сказать только одно: такие вещи никогда в соглашениях и не пишут.
– Черт! – Эрик подошел к холодильнику и рывком открыл дверцу.
– Я могу только попытаться доказать, что она собиралась продавать дом с самого начала. То есть еще до того, как мы подписали соглашение. То же самое я сказала Дэниелу. Он не отрицал, но и не подтвердил это ее намерение.
– А мы сможем изменить соглашение, если ты это докажешь?
Эрик осмотрел полки холодильника: прокисшее молоко, шесть банок пива и остатки еды из «Стейк-хауса». Он в последнее время так часто брал еду на вынос, что все эти коробочки только что во сне ему не являлись.
– Нет. Мы не сможем это сделать, потому что они не согласятся, а заставить их нельзя.
– Понятно. – Эрик не хотел сдаваться. – Но неужели мы не можем ничего сделать, чтобы остановить ее?
– Прости, мне жаль. Ничего.
– Но могу я хотя бы купить этот дом? Я звонил риелтору, но он не взял трубку…
– Я бы рекомендовала тебе не делать этого, Эрик.
– Но почему? Если я чокнутый настолько, что готов выкупить свой собственный дом, – кто мне помешает?
– Если дом уже под договором, а ты начнешь звонить и мешать этой сделке – она сможет подать на тебя иск.
Эрик фыркнул от возмущения:
– За что?! За то, что я пытаюсь купить дом, который и так принадлежит мне?
– Это называется «незаконное вмешательство».
– А если я предложу более высокую цену? Она сказала, что получит столько, сколько запросила – но даже если так, я могу перебить цену! Это не будет вмешательством?
– Не спеши, Эрик, я сомневаюсь, что ты сможешь перебить цену. Поговорив с Дэниелом, я позвонила своему кузену, он риелтор в «Беркшир Хэттэвей», и он навел для меня кое-какие справки. Кейтлин получит за дом пятьсот десять тысяч долларов.
– Что?! – Эрик схватил банку пива и захлопнул дверцу холодильника. – Да это невозможно. Он стоит от силы четыреста пятьдесят тысяч! Как это ей удалось?
– Мой кузен считает, что покупатель – иностранец.
– Какой еще иностранец? Это же пригород Филадельфии, а не Лондон!
– Он говорит, что дома в вашем районе очень выросли в цене, потому что после слияния «Сентенниал Тек» с японской компанией их руководители хотят жить там. И они готовы переплачивать. Три спальни, две ванные комнаты, пятьсот десять тысяч. Упаковать?
Эрик почувствовал, как сердце у него упало. Да уж, упаковать.
– Ладно. Мы оба с тобой знаем, что у меня нет лишних пятисот десяти тысяч наличными.
– Особенно с тех пор, как ты стал выплачивать ей гигантские алименты. Она получит большие деньги, и у нее все будет в порядке. Ей бы стоило поделиться с тобой. – Сьюзан хмыкнула. – Я просто стараюсь предупредить, Эрик. Не надо в это лезть.
– Это дом моей дочери. – Эрик прижал телефон ухом к плечу, вынул банку пива, оторвал железное колечко и сделал глоток.
– Да, это был дом твоей дочери, но Кейтлин решила по-другому.
Эрику нечего было возразить, он мог только переваривать полученную информацию. Он не понимал, как Кейтлин могла продать дом, даже за такие огромные деньги. Он не понимал, как она могла уйти от него. Он ведь любил ее, любил и сейчас, но она ушла и забрала с собой все: Ханну, вид из окна, отлично постриженную лужайку, на которой даже не росли сорняки.
Эрик сделал еще глоток пива, оно горчило.
– Эрик, ты здесь?
– Да, но я близок к самоубийству. Впрочем, к счастью, я знаю хорошего психотерапевта.
Сьюзан рассмеялась.
– Ладно, давай сменим тему. Расскажи мне о софтболе. Кейтлин сказала, что я не имею права присутствовать на тренировках Ханны. Это правда?
– Нет, она просто пыталась от тебя избавиться. И Дэниел тоже. Я рада, что ты не стал отвечать на его звонок. Он вообще не должен с тобой разговаривать напрямую, он ведь знает, что у тебя есть законный представитель. В любом случае тренировка – это общественное мероприятие. И ты имеешь право на нем присутствовать.
– А она не должна была посоветоваться со мной, прежде чем записывать Ханну на летние занятия? Разве у нас не написано в соглашении, что мы принимаем важные решения только сообща?
– В соглашении речь идет о таких решениях, как выбор религии или перевод ребенка в другую школу.
– А что нам делать с софтболом?
– Ничего. Если мы выйдем к судье с просьбой запретить Кейтлин отправить Ханну в секцию софтбола, мы проиграем. И это будет выглядеть так, будто ты придираешься. По мелочам.
– Ты так говоришь, как будто это пустяк. Но ведь для такого ребенка, как Ханна, это совсем не пустяк. Я уже говорил тебе, она очень тревожная и она совсем не хочет играть в софтбол. Она играет плохо, и другие девочки над ней смеются. Мы же можем представить это в суде?
– Нет. Суд не будет убеждать родителей отдавать или не отдавать их ребенка в секцию софтбола. Я знаю, ты считаешь, что у нее тревожное расстройство, но ведь диагноза у нее нет.
– Я поставил ей этот диагноз, а я имею на это право.
– Но суд не признает твое мнение, потому что ты заинтересованное лицо – и это действительно так. Если ты хочешь, чтобы мы обследовали ее и получили заключение о ее психологическом состоянии, мы можем это сделать.
– Я не хочу больше подвергать ее стрессу, даже чтобы убедить в чем-то судью!
Эрик ненавидел всю эту судебную волокиту – с какой стати какой-то судья вообще может решать, что и как лучше для его ребенка, которого он знает лучше всех и любит больше жизни?!
– Она и так нервничает из-за нашего расставания, а теперь и из-за переезда.
– Дети легко приспосабливаются, Эрик.
– Не все дети легко приспосабливаются. – Эрику не нравился скептицизм в голосе Сьюзан. Дети с тревожными расстройствами страдают от душевной боли, и он знал это лучше, чем кто-либо. И некоторые не выдерживают этой боли, слетают с катушек. Интересно, сколько еще случаев стрельбы в школах должно произойти, чтобы люди наконец-то это поняли?
– Эрик, я предлагаю следующее. Посмотри, как пойдут тренировки. Дай ей попробовать, один или два раза. И тогда тебе уже будет с чем выйти в суд, если мы решим это делать.
Но Эрику в голову пришла еще одна мысль – очень смелая мысль.
– Послушай… Я тут с этим домом как-то выпустил из виду одну очень важную вещь… Ведь вся эта ситуация с продажей дома дает мне возможность поднять вопрос об опекунстве. По соглашению Ханна должна проживать с Кейтлин. Но если Кейтлин со своей стороны собирается так много изменить в ее жизни, то получается, что она уже действует не в ее интересах.
– И что ты собираешься с этим делать?
– А мы можем обратиться в суд с иском? С иском по определению места жительства ребенка? О приоритетной опеке[3]?
– Ты серьезно? – В голосе Сьюзан звучало удивление.
– Да, а почему нет?
– Но вы же с Кейтлин уже договорились по-другому. У нас уже есть подписанное соглашение, и по нему Ханна живет у нее.
