Борис Майнаев - Тигр в стоге сена
Друг протянул руку и положил ее ему на плечо.
– Ладно, брось, не буду. Расима Саитовна. Ей тридцать два года. Говорят, что замужем не была, но единственная вольность, которую она себе позволяет – это сидеть в мини перед аудиторией. Мне говорили, что это ее метод приковывать к себе внимание студентов. Все ее зовут Шамаханская царица. Ты можешь видеть ее каждый день – она ведет курс в параллельной группу. Только прежде чем выставлять себя на посмешище и ее – в неловкое положение, подумай нужен ли ей студент?
На следующий день рано утром Миля прибежал к учебному корпусу. Она приехала только к десяти часам. Юноша шагнул к машине, но как только она подняла голову и открыла дверцу, он почувствовал головокружение. Расима Саитовна закрыла дверцу машины и, покачивая бедрами, пошла в университет. Шляфман едва нашел силы, чтобы тронуться за ней.
Так продолжалось до самой весны. Миля сильно похудел. Каждую ночь, вспоминая ее, он клялся себе, что утром неприменно подойдет и признается ей в любви, но на следующий день все повторялось. Товарищи уже привыкли к этому и не смеялись над ним. Лишь в ее глазах, изредка встречавшихся с его, иногда вспыхивали какие-то жаркие огоньки.
В феврале Миля написал отцу отчаянное письмо с просьбой прислать ему пятьсот рублей. Деньги пришли через день. Получив их, Шляфман понесся в ювелирный магазин. Он там давно присмотрел небольшое кольцо с бриллиантом, которое решил подарить ей на Восьмое марта…
Пахло весной. Улицы были пустынны, лишь дворники гоняли лужицы вчерашнего дождя от стен домов к краю тратуаров, да бродяга ветер посвистывал из-за балконных решеток. Ее «жигуленок» стоял, как всегда, наискось приткнувшись к углу дома. Миля подошел к машине, потрогал ручку дверцы, которой вчера касалась ее рука и почувствовал озноб. Так бывало всегда, когда она должна была появиться на ступенях своего дома. Во время встреч в университете, он горел от жара в груди, а тут всегда мерз. Он боялся, что губы начнут дрожать, и она увидит его слабость. В подъезде зашумел лифт, Миля задержал дыхание, чтобы чуть-чуть унять дрожь. Вздохнула кабинка лифта и по кафелю застучали каблучки.
« Она! «
Сердце сильными толчаками забилось в груди. Он сжал в кулаке коробочку и шагнул к двери. Она, увидя его, чуть прищурила глаза и дернула краем губы.
– Я, я поздравляю вас с праздником, – он протянул перед собой раскрытую ладонь с красной коробочкой на ней.
Расима Саитовна удивленно подняла брови, стянула с руки перчатку и откинула изящную крышечку. Луч солнца сверкнул и рассыпался сверкающими брызгами, отразившись от граней камня, обправленного в золото. Она нахмурилась, взяла кольцо, внимательно осмотрела и примерила его на безымянный палец.
– Ты и размер узнал, – женщина улыбнулась, шагнула вперед и чуть прикоснулась губами к его щеке. Потом отодвинулась и внимательно посмотрела в его глаза.
– Ты любишь меня?
Он открыл рот, но звуки не проходили через горло.
– Идем, – она взяла его за руку и повела назад в подъезд. Миля чувствовал крепкую ладонь, но ничего не соображал, только в груди по-прежнему гудел бубен. В лифте они стояли рядом. Пахло духами. Он видел ее пухлые, четко очерченные губы и небольшую складку в углу рта, но не решался поднять глаза выше. Юноша не заметил, когда они подошли к двери ее квартиры. Тонко звякнули ключи.
– Ну, что же ты, – она подтолкнула его в плечо, – входи.
В квартире было немного сумрачно. Миля увидел себя в зеркале прихожей. Она стянула с плеч свой белый плащ и требовательно тронула молнию его куртки.
– Ну, ну.
Миля скинул туфли, куртку и прошел в комнату. Шторы были задернуты. Он увидел большой книжный шкаф, какую-то картину на стене, два кресла у журнального столика.
– Иди в ванну, – раздался у самого уха ее шепот.
– Что? – Он не понял и повернулся к ней.
– Там есть халат, оденешь его, когда помоешься.
Ее огромные глаза завораживающе мерцали перед ним. Он стоял, не двигаясь, тогда она легко погладила его по щеке:
– Иди, Миля, я жду тебя.
Горячая вода хлестала его по плечам, но мелкая дрожь продолжала прокатываться по спине. Вдруг ему показалось, что она позвала его.
– Сейчас, сейчас, – проговорил юноша и полез из ванны. Полотенце крутилось в руках и несколько раз падало на пол. Он стал натягивать брюки, но вспомнил, что она говорила про халат. Тот был очень большим, и Миля почти завернулся к него. Дрожь не проходила. Он распахнул дверь и пошел в комнату, в которой уже был.
– Я здесь, – то ли почувствовал, то ли услышал он, проходя мимо спальни. Миля сдвинул шторы и замер у порога. Она лежала на широкой кровати из белого дерева. Легкое покрывало очерчивало крутое бедро и острую грудь. Мгновенье женщина смотрела на него, потом вскочила. Миля увидел гибкое смуглое тело. Она дернула его за руку и он упал на ее кровать. Острые ноготки пробежали по его животу, и он увидел перед собой ее алые губы.
– Да ты еще мальчик, – они дохнули невиданным жаром и впились в его рот. Ему показалось, что комната завертелась. Из полумрака выплыл твердый шарик соска, а под руками забились горячье бедра, вскрикнула и сладостно застонала женщина. Жаркая волна перехватила дыхание, и Миля забыл обо всем. Его отрезвила боль в плече.
– Хватит, Миля, я больше не могу, – прошептала она, легкими укусами приводя его в чувство…
На следующий день он ждал ее около университета. Женщина вышла из машины, щелкнула дверца.
– Росинка, – Миля кинулся к ней, но Расима Саитовна удивленно вскинула брови, обошла его и спокойно пошла к учебному корпусу. Он, потрясенный и ничего не понимающий, остался у дороги.
Несколько дней Шляфман пытался поговорить с Расимой Саитовной. В университете она была, как всегда приветлива и улыбчива, но дальше разговоров о студенческих делах не шла. На улице и около дома вообще не разговаривала. Лишь один раз, когда отчаявшийся Миля преградил ей путь к лифту, она резко хлопнула его по руке и обронила сквозь зубы:
– Юноша, не забывайтесь.
В пятницу Миля пришел к выводу, что ему нужно опять попробовать что-нибудь подарить ей. Он продал все, что мог, занял денег у сокурсников. Когда набралось чуть больше двухсот рублей, Шляфман опять пошел в магазин. В этот раз он приобрел золотую цепочку.
Расима вернулась домой лишь в начале одиннадцатого ночи. Миля спрыгнул с подоконника и пошел ей навстречу. Она, как всегда, скользнула по нему взглядом, улыбнулась и остановилась, увидя на его ладони атласную коробочку.
– Какой знак своей любви ты приготовил в этот раз? – Ее глаза лукаво сверкнули, а пальцы ласково пробежали по потемневшей щеке юноши.
– Цепочку, – прошептал он, вновь чувствуя дрожь в губах.
Она открыла коробочку. Длинные ногти, выкрашенные алым лаком, зацепили ажурные звенья. В слабом освещении коридора золото потеряло свой блеск.
– Миля, ты просто прелесть, я давно мечтала купить эту вещицу.
Она поцеловала его в уголок рта:
– Пойдем ко мне, я покормлю тебя ужином.
Все было, как в прошлый раз. Только сегодня Миля, боясь, что она быстро прогонит его и он больше не увидит ее тела, без устали целовал и гладил ее кожу. Когда он добрался до маленьких, нежных пальчиков на ее ногах, Расима Саитовна засмеялась:
– В тебе уже проснулся настоящий мужчина, способный не только порадовать женщину подарком, но и возбудить в ней страсть.
Незаметно для себя он заснул. Сколько продолжалось его забытье, юноша не знал. Он подскочил от того, что ему привидилась его Росинка. Она, укоризненно качая головой и оглядываясь, уходила от него к горизонту. Миля в ужасе кинулся вслед за ней, но не смог и пошевелиться. Он собрал все силы, дернулся и сел. Юноша, ошелело ощупал кровать и, наткнувшись на шелковистую кожу бедра лежащей на боку женщины, принялся осыпать его поцелуями. Он целовал ее прохладную кожу, острые ногти, твердые шарики грудей до тех пор, пока не почувствовал, что в ней заполыхал жар.
– Включи торшер, – произнесла она, задыхаясь, – я хочу видеть тебя и себя, – и отбросила в сторону покрывало, укрывавшее их.
В начале шестого она подняла его.
– Нельзя так долго спать, иначе ничего в этом мире не добьешься, завтракай и иди домой.
Он потянулся к ней. Ее тонкие пальцы пробежали по его губам.
– Все, Миля, у меня больше нет времени. Вот тебе моя визитная карточка, решишь чем-нибудь порадовать меня, звони. И хватит меня преследовать. На кафедре уже дурно шутят.
Теперь никто не знал как и когда Шляфман успевает готовиться к занятиям. Большую часть суток он искал работу. Разгружал вагоны, мыл машины и окна, писал контрольные – делал все, за что платили деньги. Набрав достаточную сумму, бежал в магазин, покупал какую-нибудь драгоценность и звонил Расиме Саитовне. Она сама назначала день и час их свиданий. Встреч было так мало, что каждая из них подолгу снилась юноше. А когда он начинал стонать и кричать во сне, его будил неизменный друг Коська и, подавая стакан холодной воды, говорил:
