Александр Щелоков - Чеченский разлом
Закладка с микропленкой, лежавшая в хурджинах дервиша, оказалась не тронутой, но информация, которую она содержала, была признана ненадежной. Более того, водитель Иван Потапов по внезапно возникшим семейным обстоятельствам был вынужден оставить Исламабад.
Вернувшись в Союз, Ярощук ещё некоторое время отдал армейской службе, потом попал под сокращение штатов.
После развала КПСС он не примкнул ни к одной из множества политических партий России. Недолгое пребывание в компартии навсегда отбило у него веру в преданность партийных функционеров идеям и идеалам. В то же время он понимал, что политические партии, коалиции, блоки, группировки, фракции в жизни цивилизованного общества неискоренимы. Охота за большими деньгами, стремление отнять от каждого трудового рубля десятину в свою пользу — естественный закон жизни любого общества. Больше того, право церкви отнимать часть производимого верующими продукта закреплено божьим авторитетом в священном писании христианства. Право облагать граждан налогами государство не только обеспечивает законами, но и поддерживает силой.
Никогда в обществе не прекращалась и не прекратиться скрытая борьба за передел власти. А раз так, то связав себя с одной из политических сил, ты должен делать все, что укрепляет её влияние. Этого Ярощук не хотел. Он понимал, что отстаивать общие интересы можно только в случае, если имеешь дело сразу со всеми противостоящими или сотрудничающими партиями, не выказывая ни одной из них предпочтение. Для реализации своих целей Ярощук нашел возможность воздействовать на общественное мнение через прессу. Он одновременно дарил конфиденциальную информацию двум журналистам конкурировавших изданий, но при этом обставлял дело так, чтобы те сохраняли веру, будто это они хитро опутали доверчивого мента и доят его в своих интересах. Это обязывало газетчиков строго блюсти тайну своих источников, поскольку от этого зависела их информированность и влиятельность.
В то же время, чтобы Ярощук не почувствовал себя дойной коровой, поскольку оба информационных факира снабжали его сведениями и политическими сплетнями, которые к ним приходили по другим каналам и часто вообще не попадали в прессу.
Теперь, чтобы выяснить причины, побудившие милицейское начальство потребовать от него освобождения Казбека Исрапилова, Ярощук решил привлечь к случившемуся внимание своих знакомых журналистов. Не откладывая дело в долгий ящик, он сразу позвонил одному из шустрых московских репортеров и назначил ему встречу.
Они встретились на Второй песчаной улице у магазина «Продукты», подъехав сюда с разных сторон. Рукопожатиями не обменивались, не обнимались. Их отношения не нуждались в публичной демонстрации дружеских чувств.
— Есть забавный сюжет, — сказал Ярощук. — Сегодня на севере города у большого универсама произошел взрыв. Сработало не установленное взрывное устройство большой мощности. На клочки разнесло человека…
— Если заказное убийство или терракт, много из такого факта не выжмешь. — Было видно, как журналист старался сбить цену сообщенной новости. — Читателям эта тема приелась.
— Не скажи, — возразил Ярощук. — За взрывом вполне возможно скрыто нечто интересное. У нас расследование сразу отобрало ФСБ. Больше того, нам категорически запретили лезть в это дело.
Журналист задумался, машинально тряхнул головой, сбрасывая со лба челку, налезавшую на глаза.
— Кто же за этим может стоять?
— Если учесть, что отлуп милиция получила быстрее, чем через час после начала расследования, просматривается мохнатая лапа какого-то крупного чина. И потом этот строгий приказ отпустить Исрапилова, хотя он был задержан с оружием и разрешением носить его, которое выдано министром шариатской безопасности Ичкерии. Все это по меньшей мере странно.
— Хорошо, я погляжу. Если покажется интересным…
— Вот и ладно. Если узнаешь, кто наложил вето — шепни. Я кое-что поищу для тебя…
Поздно вечером того же дня они встретились снова, но на другом месте.
— Мой генерал, — журналист всегда старался подчеркнуть, что беседует с человеком при погонах, — дело, которое вы копнули, и в самом деле странное. Насколько я сумел выяснить, утром прямо с места происшествия кто-то позвонил господину Резовскому. Тот среагировал мгновенно и выдал звонок кому-то из своих друзей в администрацию президента. Оттуда последовала команда милиции отойти в сторону. Теперь это расследование отобрали и у службы безопасности.
— Спасибо, старик, это кое-что проясняет.
— Что именно?
— Я выяснил, что погибший при взрыве подполковник Артемьев бывший сотрудник КГБ работал в частном охранном агентстве «Коралл».
— В сводке происшествий по городу об этом ни строчки. Больше того, утверждается, будто личность погибшего не установлена.
— Ты ждал иного? Знаешь, на чьи деньги создано и на кого работает «Коралл»?
— Если имеешь в виду Резовского, то знаю.
— Теперь давай думать. Пострадал кто-то из доверенных лиц магната. Он заинтересован в том, чтобы дело замяли. Исрапилова мне приказали выпустить. Почему? Я вижу чеченский след, но доказать пока ничего не могу.
Журналист задумался.
— Хорошо, я попытаюсь в этом разобраться. Если будет что-то интересное, то сообщу.
Интересное появилось на следующий день. При встрече, но уже в другом месте, журналист передал Ярощуку магнитофонную кассету.
— Послушай на досуге. Это копия перехвата телефонных переговоров Москвы с Грозным. Они кое-что тебе прояснят. Учти, из Москвы говорит Патриций, из Грозного — Мовлади Удугов, член правительства Ичкерии.
— Кто такой Патриций? — спросил Ярощук.
Журналист посмотрел на него с недоверием.
— Это Патрик Бадришвили. Неужели не знаете? Удивительно.
— Бадри? Знаю, но то что он ко всему Патриций, первый раз слышу.
Запись оказалась на удивление чистой. Голоса сохраняли свою индивидуальность, были легко узнаваемыми.
— Мовлади, э-э, в последнее время, э, ты так и норовишь взять меня за горло. Учти, в этом, э, нет смысла…
Ярощука уже с первых фраз стала раздражать манера говорить, которая была присуща московскому абоненту. Тот подбирал слова и выстраивал их в фразы замедленно, постоянно кряхтел, будто сидел с трубкой в руке на унитазе и боролся с одолевавшим его запором: после нескольких произнесенных слов мекал, экал и заикался. Позволить себе таким образом вести беседу по космической связи, где автоматика насчитывала абонентную плату в долларах за каждую секунду разговора мог только человек, не привыкший ограничивать свои расходы.
Тем не менее сам разговор для Ярощука представлял интерес и, сдерживая постоянно обуревавшее его раздражение, он продолжал слушать заикания москвича и энергичные выпады чеченца из Грозного.
— Бадри, я тебя не беру за горло. Я тебе напоминаю, что игра началась. И пришла пора делать ставки. Чтобы не опоздать к игровому столу. Ты должен знать, что игроков, желающих сорвать банк в этой игре достаточно. Наше казино пользуется вниманием зарубежных игроков.
— Мовлади, это похоже на шантаж. Ты начинаешь трясти яблоню, которая, э-э-э, едва-едва зацвела. Я говорю о другом. Да, вы начали игру. И когда обозначатся первые успехи, я их поддержу. Возьмите какой-то город. Буйнакск, Хасавюрт, я не знаю. Объявите столицей свободного государства. Тогда к вам весь мир будет относиться иначе. Это облегчит мне действия. Вот тогда я, э-э, вложу в это дело не двести, а пять раз по двести, э-э, ты понимаешь…
— Бадри, ты говоришь о плодах. Это правильно. Но хозяин должен поливать дерево, чтобы снять хороший урожай. Поливай и яблоки будут…
— Вопрос слишком сложный…
— Все равно его надо решать.
— Не по телефону. Я пришлю к вам Гоги Кудидзе. Поговорите и все решим. Это окончательно, Мовлади. Э-э, окончательно.
— Когда ждать Кудидзе?
— Не позднее, чем завтра.
Второй разговор был записан с несколько худшим качеством, но Ярощук уже без труда узнал говоривших.
— Слушай, Мовлади, давай рассуждать разумно. Я тебе не абрек из Урус-Мартана. При мне ты не должен кричать «Аллах акбар!»
— Я не кричу.
— Тогда прими серьезно, что я говорю. Зеленый цвет знамени, свою бороду и слова о джихаде на каждом шагу оставь для публики. Для меня сейчас главное — это большая труба. Ты понял?
— Всегда имею её в виду.
— Тогда вдумайся. Если не наложить руку на Дагестан, у России останется возможность протянуть новую трубу мимо Чечни и закрыть на старой линии задвижки. Это бы они уже давно сделали, если бы нашлись деньги. Значит, пока нет средств надо пользоваться моментом. Можете говорить о единоверии, о великой Кавказе, но если ты упустишь из виду Дагестан, цена всем вашим разговорам нулевая. Ты понимаешь?
— Без Дагестана и огород городить незачем, мы здесь все понимаем.
— Ну, не надо. Ты сейчас говоришь так, будто все в ваших силах. А это не так.
