Андрей Константинов - Мужчина для Ани
Антона всегда бесило, когда им пренебрегают, а мужик определенно им пренебрегал. Антон допил свой коньяк и сказал как будто бы сам себе:
— В снисходительности нет и следа человеконенавистничества, но именно поэтому слишком много презрения к людям.
— Ницше? — сказал мужик и посмотрел на Антона с любопытством. Чего, собственно, Антон и добивался.
— Ницше, — с достоинством ответа Антон.
— Что же ты так опустился-то, философ? — поинтересовался мужик.
***Так завязался разговор. Хитрый Антоша попал в цвет — была и халява, и даже двести рублей «в долг»… Но была и долгая беседа о Нюшке. Подливая Антону коньяк, мужик выспросил все, что хотел… Антон догадывался, что интерес его случайного знакомого не случаен. Догадывался. Он ведь далеко не дурак. Но лился рекой халявный коньячок, в кармане лежали взятые «в долг» две сотенные. Посмеиваясь, благородный Антоша рассказывал самые интимные подробности о своей бывшей жене.
Купцову он изложил это по-другому. Леонид кивал, иногда задавал какие-то незначительные вопросы. Он ничего не принимал на веру. Тем более что отлично видел гнилую сущность Антона Старостина.
— Хорошо, Антон Евгеньич, — сказал Купцов, когда Старостин закончил свой рассказ, — я вас понял. Вы шли от больного товарища, встретили на улице жену, пригласили ее в кафе. Она вас оскорбила, и вы от расстройства стали на ее деньги выпивать…
— Позвольте! Я взял в долг.
— Отдали? — спросил Купцов. Старостин потупился. — Впрочем, это не важно… В кафешке вы познакомились с мужчиной по имени Андрей и, будучи в «растрепанных чуйствах», пожаловались на низость женскую… Неразумно, но и без умысла поделившись с ним подробностями о богатстве семьи Московцевых. В частности, о сабле восемнадцатого века.
— Но я же не знал, что… — воскликнул Старостин.
— А я вас и не обвиняю, — сказал Купцов спокойно. — Мне нужно, чтобы вы рассказали о своем визави в кафе. Что вы о нем знаете, кроме того, что его зовут Андрей?
— Ничего.
***Петрухин, сидя на корточках в прихожей, успел выкурить две сигареты. Пепел он стряхивал прямо на пол и окурки, не мудрствуя, тушил о грязный линолеум. Сквозь щель приоткрытой двери он отлично слышал разговор в комнате… Дмитрий слушал, отметая шелуху и фиксируя узловые моменты рассказа Старостина. Одновременно он по привычке осматривал прихожую. И вскоре на тумбочке под зеркалом с трещиной заметил нечто весьма интересное.
***— Ничего я про него не знаю, — сказал Старостин. — Андрей — и все. Высокий, седоватый, на руке перстень с черным камнем… Ницше читал.
— Ницше читал? — сказал Купцов. — Это хорошая примета. По такой-то примете мы его легко найдем.
— Я, Леонид Николаич, понимаю вашу иронию, но, честное слово, ничего больше не знаю.
Купцов встал, прошелся по комнате. Старостин тоже вскочил, брякнул явную глупость:
— Вы уже уходите?
— Да нет, — сказал Купцов, — отнюдь наоборот, как говорил один мой коллега… Отнюдь наоборот, Антон Евгеньевич. Мы только начинаем общение.
— Но я, собственно, все рассказал.
— Нет, дорогой мой, не все… далеко не все.
— Вы думаете, я лгу? — оскорбился Старостин и даже собрался уже огорошить Купцова какой-нибудь цитатой. Но не успел.
Леонид ответил:
— Нет, я не думаю, что вы лжете… тем более что весь ваш рассказ поддается проверке. Я думаю, что вы упустили часть фактов. Это нормальное явление. Человек слушает, но не слышит. Он просто-напросто не придает значения тому, что ему говорит собеседник…
— Но, поверьте, он ничего о себе не рассказывал.
— Так не бывает, — сказал Купцов. На самом-то деле он отлично знал, что бывает. Еще и как бывает… И даже хуже бывает: человек подбрасывает ложные сведения о себе. — Так не бывает, Антон Евгеньич. Вы сколько времени общались с этим Андреем?
— Э-э… трудно сказать. Думаю, минут сорок пять — час. Навряд ли больше, — ответил Старостин, беря без спросу сигарету из пачки Купцова.
— Ну вот, видите, — сказал Леонид. — Час вы с ним беседовали. А может, и больше. «В компании с „Толстяком“ время летит незаметно». И за целый час роскоши человеческого общения вы ни разу не поинтересовались, кто ваш собеседник? Откуда он? Чем занимается? А, Антон Евгеньич?
Купцов стоял спиной к Антону, глядел в окно. «Гений» взял из пачки еще две сигареты, сунул под диван.
— Ну почему же? — сказал он. — Что-то такое я, конечно, спрашивал… он отвечал… Но нет никаких гарантий, что он говорил правду. Верно?
— Верно, — сказал Купцов. Он обернулся к Антону. — Верно. Что правда, а что ложь, это уж мы сами разберемся. Ваша задача донести эту информацию до нас.
Антон почесал в паху, прикидывая про себя: а нельзя ли чего-нибудь слупить за информацию?… Но вспомнил про Петрухина и от этой идеи отказался.
— Ну, например, я спросил, кем он работает? Он сказал, что он менеджер в фирме по торговле компьютерами.
— Хорошо… Еще что?
— Да вроде бы больше ничего… он же скрытный, гад.
— Ага… он скрытный. А вы любопытный и наблюдательный, — мрачно сказал Купцов. — Ладно, поехали дальше. Ни фамилии, ни отчества вы не спросили?
— Нет, не спрашивал…
— Название фирмы, где он торгует компьютерами?
— Нет.
— Что он делал в этом кафе? Может быть, его фирма находится рядом?
— Этого я не знаю. А в кафе он ждал азера.
— Какого азера?
— Эдика… Эдик пришел, и они на пару отвалили.
— А почему вы сразу не сказали про Эдика? — спросил Купцов.
— Сразу я не вспомнил. Азер-то подошел, когда я уже в градусе был, — ответил, пожимая плечами, Старостин. — Разве все упомнишь?
— Хорошо, к Эдику мы еще вернемся. А пока поговорим про Андрея. Он питерский?
— Питерский, — сказал Старостин и щелкнул зажигалкой, прикуривая. Вдруг он замер и сказал:
— Постойте! Постойте, он же не питерский.
— Приезжий? — быстро спросил Купцов.
— Да, приезжий.
— А откуда?
— Не знаю, — сказал Старостин. Купцов мысленно матюгнулся. Ситуация все более напоминала жанровый анималистический рисунок «Глухарь». Конечно, еще не все возможности были исчерпаны… еще «сидел в засаде» Димка Петрухин… но все очевидней становилось, что новых следов найти не удается.
— А откуда, — спросил Купцов, — известно, что он не питерский?
— А там вот какая херотень получилась. Андрей собрался прикурить…
***…Андрей собрался прикурить, но зажигалка пшикнула синеньким огоньком и приказала долго жить. Андрей еще несколько раз чиркнул колесиком, но, кроме искр, ничего не получалось.
— У тебя, Антон, зажигалка есть? — спросил Андрей. А у меня были спички. Я так и сказал: вот, мол, спички… Он прикурил, повертел в руках коробок и говорит: родина. А я говорю: почему родина? А он: потому что родился я там и вырос… Полстраны, говорит, спичками мы снабжали. Надо бы съездить, да все никак… Вот хоть и рядом, а все никак… А что, спрашиваю, давно не были? — А тыщу лет. Как в семьдесят седьмом школу закончил, так с тех пор только разок и был — на похоронах матери.
Вот почему и знаю, что он приезжий. А откуда — извините. Уж где там эти скобарские спички ху…чат, мне до фонаря.
***Купцов рассмеялся и сказал:
— Вот уж действительно географическая тайна… Даже Паганель ничего не смог бы сделать. Разве что Сенкевич. Ну да ладно. Что дальше, господин Старостин?
А дальше образовался тупик. Ни на один из тридцати с лишним вопросов, поставленных Купцовым, «гений» ответить не сумел.
***Когда Купцов понял, что больше ничего не добьется, он закурил, посмотрел на Старостина долгим, скучным взглядом и произнес:
— Зря вы так, Антон Евгеньич, зря… Сняли бы грех с души, разоружились перед партией полностью.
— Что? — воскликнул Старостин. — Перед какой партией?
— Крайне правых судаков, — раздался в ответ голос Петрухина из прихожей.
Вслед за этим дверь распахнулась, Дмитрий решительно вошел в комнату, пересек ее и наотмашь ударил Старостина по лицу. В руке у Петрухина был зажат небольшой черный предмет.
— Ах! — сказал Антоша, отшатнулся и закрыл лицо руками.
— Руки! — закричал Петрухин. — Руки убрать! Смотреть мне в глаза!
Он кричал, нависая над Старостиным, и хлестал его по лицу черным предметом. Удары были несильные, скользящие, но сыпались часто, и Антону было страшно и больно. Или, по крайней мере, ему так казалось. Из разбитой первым ударом губы слегка сочилась кровь, но Антону казалось, что крови очень много, что все лицо в крови…
Было очень страшно.
— Руки! — кричал Петрухин. — Смотреть на меня! На меня смотреть, падла!
Кричал Петрухин очень расчетливо — так, чтобы воздействовать на Антона, но — одновременно — не насторожить соседей за хлипкими стенами «трущобы». Он имитировал ярость и был спокоен. Он работал.
