Андрей Константинов - Мужчина для Ани
— Что ж стоим-то? Может быть, присядем?
— Да-да… давайте присядем. В ногах-то правды нет.
Хозяин и незваный гость сели рядом на диван. Скрипнули пружины под грузным Антоном. В приоткрытую дверь из прихожей потянуло дымом — это закурил Петрухин.
— Ну, Антон Евгеньич, рассказывайте, — предложил Купцов.
— Черт! Даже не знаю, с чего начать…
— А вы не торопитесь… Вы — спокойно, по порядку, подробненько. Нас интересует человек, которому вы рассказали о своей бывшей жене… Кто он?
В ответ Купцов услышал то, что ожидал услышать и что боялся услышать.
— Ах… его знает, кто он, — ответил «гений» Старостин. — Я его первый и последний раз видел.
Разумеется, нельзя было исключить, что Старостин лжет, прикрывая своего знакомого. Но Купцов понимал, что скорее всего Антон говорит правду. В любом случае, все, сказанное Антоном, следовало проверить. И Купцов знал, как это можно сделать.
— Хорошо, — сказал он. — Будем считать, что вы сказали правду… Потом мы все равно будем проверять каждое слово. Итак, Антон Евгеньевич, расскажите, где, как и когда вы познакомились с человеком, которому рассказали о своей бывшей жене Анне…
***Депрессняк давил как асфальтовый каток… Полный звездец в полном тумане. Денег не было даже на пиво и взять их тоже негде. Он был должен всем, кому только можно, и никто ему в долг больше не давал… Денег не предвиделось никаких, и в перспективе замаячила необходимость продавать вещи. А и вещей-то особых у него не было. Все, что поценнее, уже сгинуло в ломбарде.
Он сидел на телефоне (чудом еще не отключенном), накручивал диск, вызванивал знакомых. Всем говорил одно и то же: есть хороший заказ и скоро он получит аванс. Тогда и отдаст долг… Нельзя ли на недельку перехватить полтинник-стольник? Везде ему отвечали: нет. С той лишь разницей, что в одних случаях это делали вежливо, в других — с издевкой, а иногда интересовались, когда же он отдаст то, что занимал раньше. Так или иначе, но везде говорили: нет… А один сучонок — козел! харя деревенская! — посоветовал сходить на биржу труда. В жопу ее себе засунь, свою биржу, скобарь херов, быдло!… Везде был облом, везде отвечали: нет, нет, нет.
Повезло там, где и не ждал — у одного художника, с которым Антон был едва знаком. Но у художника шла какая-то гульба, и он сказал: денег, блин, нет, но накормлю и водкой напою, приезжай. Антон и поехал. Просто потому, что выбора у него не было… А с другой стороны, там, где пьянка, — там никогда не знаешь, чем обернется. Может, у какого мудака пьяненького перехватишь… наперед же никогда не знаешь. В общем, он поехал. С Охты на Сенную. Наземным транспортом. Потому что в метро зайчиком не проедешь… У художника тусовался двое суток. Пили, гуляли. Приходили и уходили какие-то девки.
Через два дня он проснулся утром. Било в лицо солнце, в пересохшей глотке засел кусок наждачной бумаги… в общем, как обычно — мерзко, вульгарно, безнадежно. Художник дрых, рядом с ним спала голая жопастая девка. Антон пошастал, нашел полбутылки пива. Выпил, перекурил и понял, что ловить тут нечего, надо отваливать. Он вывернул карманы джинсов художника, нашел четыре рубля. Потом увидел в прихожей дамскую сумочку. В ней нашел двадцать рублей с мелочью, таксофонную карту, презерватив и золотую цепочку со сломанным замком. Все это он забрал и ушел, оставив дверь открытой, а через пять минут столкнулся на углу Садовой и Гороховой с Нюшкой. Он уже давно и забыл про Нюшку, дуру мечтательную. Она, тварь, всегда была с тараканом в голове. С огромным таким тараканищем… Короче, встретились. И он сразу смекнул, что Нюшку можно развести на бабки. Она не сможет отказать. Она, блядюга, такая… жалостливая. Может, и зря он с ней разошелся: доил бы всю жизнь. Она же дура. Таких баб, если подойти с умом, всю жизнь можно эксплуатировать. А он по молодости не рассчитал маленько, перегнул палку. Ну да чего уж теперь? Хотя… а почему не попробовать? Если получится — можно возле нее пригреться. Ее же е…ать, из нее же бабки тянуть. Ну а не получится, так уж хоть в долг перехватить. Она добрая, она даст.
Он пригласил ее в кафе и стал разводить на жалость. Но что-то пошло наперекосяк, и эта сучка вдруг взъерепенилась. Растопырилась, как мозолистая ладонь пролетария. Такого, блин, полкана спустила, будто я ей не родной…
Вот так мог бы начать свой рассказ Антон. Но он начал его по-другому. Чуть-чуть по-другому:
— В тот день я возвращался домой от друга. Он, знаете ли, болеет, и я возил ему лекарства. У самого с деньгами был страшный напряг, но я занял и купил ему лекарства. Понимаете?
— Да, — кивнул Купцов. — А как зовут вашего друга?
— Э-э… Янчев. Он очень талантливый художник.
— А имя-отчество?
Имя Антон вспомнить не мог. Фамилию вспомнил потому, что она была на "я" и располагалась, соответственно, на последней странице записной книжки. Он уже обзвонил всех и почти отчаялся, но на последней странице наткнулся на Янчева, и тот сказал: приезжай, водкой напою… Фамилию Антон вспомнил, но имя вспомнить не мог: то ли Толя, то ли Виталя…
— Имя? — переспросил он, оттягивая ответ.
— Имя, — подтвердил Купцов.
— Вы знаете что? Он любит, когда его по фамилии зовут… Янчев и Янчев… и все.
— И все, — повторил Купцов. — И все… Понятно.
Было совершенно очевидно, что Старостин врет. Но пока Купцов просто отметил этот факт и не стал «наезжать» на Антона.
— Хорошо, — сказал он. — А номер телефона Янчева?
— Тут, видите ли, какая беда — у меня украли записную книжку. Вытащили из кармана вместе с бумажником.
— Да, — сказал Купцов, — карманников сейчас в городе, как собак нерезаных.
— Вот-вот, — легко согласился Старостин. — На ходу подметки режут, а милиция не реагирует…
— А вы заявление подавали?
— Нет, бессмысленно. Все равно ничего не найдут. Верно?
— Ну почему же? — сказал Купцов. Он был более чем уверен, что записную книжку у Антона никто не крал. У карманников хороший нюх на деньги, и в карман к Антону, скорее всего, никто не полезет… Если записная книжка и пропала, то по вине самого хозяина — потерял по пьяни. — Ну почему же? — сказал Купцов. — Случается, находят… Ну хорошо, а что дальше-то было? Ваша помощь больному товарищу — благородный поступок, но нас интересует ваш контакт с вероятным преступником.
***Развести Нюшку на жалость не удалось. Она растопырилась, разоралась, стерва такая, что он ей молодость испортил, что ребенка у нее не будет из-за неудачного аборта. А аборт она сделала по его, Антонову, настоянию… И про то, что все-таки когда-нибудь в ее жизни появится еще настоящий человек. А он, посмеиваясь, спросил, каким же должен быть этот настоящий. Вроде капитана Грея, что ли, под алыми парусами?
А она сказала, что нет, не капитан Грей. Но такой же проницательный, умный, НАСТОЯЩИЙ… а отнюдь не ничтожество в засаленной футболке. Тогда он сказал, что попрекать человека одеждой — неинтеллигентно. Это капитан Грей может ходить в бархатном камзоле и белоснежном шарфике, а она сказала — при чем, мол, здесь белоснежный шарфик… а вот, дескать, шейный платок… и все такое. Да Антон и сам когда-то шейный платочек носил. Как раз тогда они и познакомились… Платочек ей, сучке, шейный подавай!
Она еще какую-то ахинею несла, но он уже не слушал. Уже понял, что подловить Нюшку не удастся, и просто спросил денег. Якобы в долг. А эта сучка растопырилась, кинула ему стольник, как нищему, и ушла… Ай-яй-яй, какие мы крутые! Вали, вали, у меня на тебя подъемным краном не поднять… Чао! Платочек, понимаешь…
***— Вы понимаете, как это оскорбительно, Леонид Николаич? Я же просил в долг. Всего лишь в долг! Я долги всегда отдаю… это мой принцип, в конце-то концов. А она швырнула мне этот стольник, как подачку, наговорила гадостей и ушла. Я был просто в шоке. Вы меня понимаете?
— Дальше, — сказал Купцов, игнорируя вопрос.
— Позвольте сигаретку… мои, знаете ли, кончились… Благодарю. Так вот, я был в шоке. Да еще и расстроен болезнью товарища. Одно к одному, как говорится. И я немножко выпил, чтобы снять стресс этот, эту чудовищную тяжесть… Вы же меня понимаете?
— Дальше. Что было дальше?
***Он обрадовался этому стольнику… вроде как оскорбился, но на самом-то деле обрадовался безмерно. И сразу же взял еще коньяка. Конечно, это был не коньяк, но зато и цена вполне терпимая. Он выпил, порассуждал сам с собой о том, какая Нюшка дура и сука. Потом стал прикидывать, сколько можно поиметь за золотую цепочку. Замочек, правда, сломан, но все-таки — золото…
В этот момент к его столику и подсел тот самый мужик. Видимо, его выбор был случаен — свободных столиков не было и он выбрал стол, где сидел одиночка. «Позвольте?» — спросил он, взявшись за спинку стула, и Антон позволил. Он был уже в прекрасном расположении духа после выпитого «коньяку», не прочь пообщаться «и ва-аще»… в конце концов, никогда нельзя исключить вероятность халявы. Впрочем, мужик был на лоха не похож… скорее наоборот. Но подогретый спиртным Антон этого не заметил. Он попытался завести разговор, но из этого ничего не вышло. Мужик, видимо, кого-то ждал. Он пил кофе и поглядывал на дверь. За дверью бушевало солнце и непрерывно шли люди.
