Сергей Зверев - Обойму монетами не набьешь
Был и еще один интересный факт. Похоже, за их кортежем следили. Сначала серая «Ланча», а примерно с середины пути ей на смену пришла потрепанная «Субару». Этот факт Мангуст просто мысленно отметил, но продумывать и анализировать пока не стал – слишком мало информации.
Дом, к которому они подъехали, производил сильное впечатление. Что-то подобное можно видеть в голливудских фильмах о жизни миллионеров – видимо, не все реалии режиссерами придуманы. Здание было белоснежным, дорожка, ведущая от ворот в узорчатой ограде к самому дому, была усыпана мелкими цветными камушками и обсажена высокими деревьями – эвкалиптами, если память Мангуста не подводила. С одной стороны от дорожки бассейн и какие-то хозяйственные постройки – каждая из них была и размером, и внешностью не хуже загородной дачи среднего российского бизнесмена. С другой стороны был сад или парк – как назвать это точно, Мангуст не знал. Высокие деревья, дающие хорошую тень, так и тянет присесть под каким-нибудь из них и просто побездельничать, наслаждаясь теплом и свежим воздухом.
– Интересно, у меня все городские дома такие? – пробормотал себе под нос Тимохин. – Помнится, у меня их семь.
Несмотря на то, что слова эти не были обращены ни к кому конкретно, Энрике услышал и ответил:
– Разумеется, нет, Игорь Михайлович. – Бизнесмен уже успел объяснить ему, что такое обращение ему нравится куда больше, чем «господин Тимохин». – Остальные беднее, некоторые намного. Этот самый лучший. Но наследника дона Пабло я должен был привезти именно сюда.
Ворота перед ними распахнул гладко выбритый парень. Одет он был так же, как и сопровождавшие их ребята – в белую рубаху навыпуск и легкие брюки. На поясе у него, кстати, тоже просматривался пистолет. Они прошли по дорожке, поднялись на крыльцо. Рядом с дверью висел вполне современный домофон. Энрике нажал на клавишу, что-то негромко сказал по-испански. Через считаные секунды дверь открыла горничная. Черная форма, белая наколка, белый передник – выражение лица строгое, серьезное.
Компания разделилась на две части. Вторая горничная, появившаяся откуда-то сбоку, увела за собой охранников, привезенных Тимохиным из России. А за первой последовали солидные господа – сам наследник, Мангуст, который официально считался его юристом из России, Родригес, Степан и Энрике.
Горничная привела их в большой зал с широкими окнами. По стенам было развешано оружие – взгляд Мангуста задержался на русской кавалерийской сабле образца 1907 года. Он интересовался историей российского оружия, поэтому определил это безошибочно. «Интересно, не того ли самого российского эмигранта, основателя фамилии, эта сабелька?» – подумал Андрей.
Все расселись вокруг низкого, но широкого стола, на котором стояло несколько блюд с какими-то закусками. Энрике был этим удивлен – он сделал было попытку сначала предоставить гостям комнаты и дать возможность отдохнуть после довольно долгого перелета. Но Тимохин решил иначе. Он еще по дороге объяснил Родригесу, а, тот, в свою очередь, по телефону своему шефу, что хочет познакомиться с ситуацией сразу, не тратя времени на отдых. И сейчас глава нотариальной конторы, которую представлял Родригес, был уже в пути. Такой напор несколько удивил и Мангуста. С другой стороны – может, так оно и правильно.
Через пару минут горничная принесла мартини с апельсиновым соком и льдом. Это было весьма кстати – пить всем хотелось сильно.
– Скажите, Энрике, а как получилось, что вы свободно говорите по-русски? – спросил Мангуст, пригубив немного охлажденного напитка. Он рассудил, что до прибытия начальника Родригеса еще пройдет некоторое время, и глупо тратить его впустую. А управляющий показался ему интересной фигурой. Да и вообще, пора было входить в курс дел. Особенно в свете пары фактов, которые он заметил по дороге сюда.
Управляющий ничуть не удивился вопросу.
– Я же сам частично русский, как и сеньор Пабло. Мой прадед приехал из России вместе с ним. Он был его ден-чшик. – Последнее слово явно далось Энрике с трудом. Тимохин, внимательно прислушивавшийся к разговору, непонимающе поднял брови. Мангуст и сам был в недоумении. Но недолго, всего через пару секунд догадался.
– А! Понял! Денщик, видимо, имеется в виду, – сказал он вслух. – Ну, правильно, у офицеров же были денщики. Иногда, особенно в тяжелые времена, становились им почти друзьями и в эмиграцию, бывало, вместе отправлялись.
– Да, – кивнул Энрике. – Прадедушка был господину Тимохину скорее другом, чем слугой. И они оба очень тосковали по России. Дети учили два языка, и испанский, и русский. Это стало традицией в наших семьях.
– Интересно, – протянул Тимохин. – А у вас в России родственники есть?
– Да, разумеется, – кивнул Энрике. – Я даже с ними знаком – специально ради встречи с ними я ездил в Россию.
– А как вы сумели их найти? – спросил Степан. – Ведь с Гражданской войны уже почти сто лет прошло.
– Это было нелегко, – ответил Энрике. – Пришлось потратить немало сил и денег, чтобы отыскать их. К счастью, существуют специальные фирмы, которые занимаются составлением родословных и другими делами такого рода. К одной из таких я и обратился. Правда, к сожалению, мои родственники оказались… – Он запнулся, явно подбирая нужное слово.
– В общем, вам они не очень понравились, – помог ему Тимохин.
– Да, – кивнул Энрике. – Но все равно, хорошо, что знаю о них.
– А сама Россия вам понравилась? – с интересом спросил Степан, который до сих пор почти не принимал участия в разговоре. Объяснялось это, видимо, тем, что он был не слишком разговорчив – положение зама по безопасности позволяло ему участвовать на равных с остальными.
– Да, – сказал Энрике. – Сама Россия очень понравилась. Конечно, она не такая богатая, как европейские страны, но все равно. В ней есть сила, есть дух – а это важно, и это хорошо понимаем именно мы. Нортеамерикано этого не поймут никогда. Россия – хорошая страна.
– Странно, что в вашей семье через столько лет сохранились чувства к России, – задумчиво сказал Тимохин. – Вы кажетесь скорее русским, чем… – Он запнулся.
– Чем коронадо, вы хотели сказать? – спросил Энрике. И, видя, что его не поняли, он пояснил: – Так называем себя мы, местные жители. И я сам, конечно же, именно коронадо, а не русский. А то, что мои предки из России… Это не слишком важно. У большей части коронадо предки когда-то приехали сюда из Европы. В основном – из Испании и Португалии, хотя и выходцев из других стран немало. И то, что я интересуюсь страной своих предков – не исключение, напротив, это бывает весьма часто.
– Пабло тоже был таким? – Этот вопрос Мангуст задал словно бы невзначай. Но на самом деле ответ интересовал его очень серьезно. От мотивов, которыми руководствовался покойный, многое зависело.
– О да, – кивнул Энрике. – И в очень большой степени. Он буквально болел Россией, грезил ею. Книг по русской истории у него было несколько сотен. А еще художественная литература российских писателей, справочники, фильмы… Особенно сильно это стало проявляться в последние лет десять. Сами понимаете – старость, к старости такие капризы у многих обостряются. Тем более что у вас сменилась власть. При всем своем интересе к России дон Пабло совершенно не переносил коммунизм. Так его воспитали отец и дед.
«Ну, неудивительно, – подумал Мангуст. – Чего еще ждать от белоэмигранта».
Сам он к Советской власти относился весьма неоднозначно. Многое в том, как была устроена родная страна до девяносто первого года, его раздражало. А многое, наоборот, очень нравилось. И вот ведь парадокс – превосходно пережили распад СССР и торжество демократии именно те черты страны, которые были неприятны. А вот все хорошее накрылось практически мгновенно.
– Правда, когда коммунистов отстранили от власти, дону Пабло было уже почти семьдесят лет, – продолжал Энрике. – Он хотел побывать у вас в стране, но здоровье не позволило.
«Оно и к лучшему, – подумал Мангуст. – А то как бы дедушка не разочаровался. В девяностых у нас такое творилось, что Латинская Америка просто отдыхает».
– Интересно, не поэтому ли он решил завещать свое состояние именно мне? – негромко спросил у Энрике Тимохин.
– Точно я не знаю, но думаю, что эта причина была основной, – отозвался тот.
– А скажите, что это за особое условие в завещании? Вы знаете что-нибудь о нем?
– Об этом вам лучше поговорить с сеньором Агиларре, – уклончиво ответил Энрике.
– Кто это? – наморщил брови Тимохин.
– Нотариус, – с легким удивлением в голосе объяснил Энрике. – Мы же как раз его и ждем!
– А, начальник Родригеса! Я просто сразу не понял.
– Кстати, вот и он. – Энрике смотрел куда-то за плечо Тимохину.
Русские обернулись.
Сеньор Агиларре, душеприказчик покойного, оказался пожилым мужчиной высокого роста. Волосы у него были черные с проседью, лицо узкое, осанка – словно шпагу проглотил. В общем, когда Энрике поименовал его доном, никакого внутреннего дискомфорта не возникло – это действительно был самый настоящий дон.
