Андрей Воронин - Группа крови
Игнорируя его вопрос, Шубин повернулся к Мышляеву и устремил на него свои непроницаемые темные глаза.
– Видите ли, – заговорил Мышляев, чувствуя себя бездарным клоуном из-за притворного акцента, – Геннадий прав. У меня полиграфическая фирма, но дело, которое привело меня в Россию, имеет к полиграфии довольно косвенное отношение. Благодаря очень счастливому стечению обстоятельств и помощи влиятельных друзей из Вашингтона мне удалось перехватить у крупного концерна дорогостоящий правительственный заказ. Впрочем, это есть подробности, которые не должны вас волновать. Суть дела заключается в том, что для выполнения заказа мне пришлось временно перебраться сюда и основать совместное предприятие. В данный момент моя фирма испытывает определенные финансовые затруднения… Поверьте, я не стал бы об этом упоминать, но я заинтересован в полном взаимном доверии. Так вот, упомянутый мной заказ может в кратчайший срок поставить мою фирму на ноги. Что касается вас,. то заработанных денег хватит на все ваши проекты и на множество новых. Кстати, позвольте выразить вам мое восхищение. Должен заметить, что в Америке вы бы далеко пошли. Если угодно, я мог бы поспособствовать…
Не переставая жевать и сорить крошками, Гаркун за спиной у Шубина показал Мышляеву большой палец, энергично кивнул – мол, продолжай в том же духе, – и щедрой рукой плеснул себе водки в чайный стакан.
– В Америке мне делать нечего, – спокойно ответил Шубин. – Здесь у меня мать с отцом похоронены, и жена на том же кладбище лежит. Да и на кого я все это брошу? – Он обвел широким жестом корявые бетонные стены. – Перед людьми стыдно. Скажут, что Шубин вроде наших правителей: начал дело, не сдюжил, бросил все и смылся за океан – лекции читать да пиццу ихнюю рекламировать. Не по мне это. Ну так что у вас за дело? Я так понимаю, что надо что-то хитрое склепать, причем быстро и по дешевке. Так?
Мышляев удовлетворенно кивнул, испытывая при этом некоторое смущение. Все-таки полным простаком Шубин не был, и оставалось только гадать, как далеко простираются его сообразительность и смекалка.
– Так, так, – чавкая и сопя, подтвердил Гаркун. – Не сомневайся, отец, внакладе не останешься, и задачка из тех, какие ты любишь, – с подковыркой, не каждому по зубам.
– Уважаемый Геннадий прав, – сдерживая желание поморщиться, сказал Мышляев. – Мы хотели бы нанять вас и арендовать ваши.., э.., производственные помещения для изготовления.., гм.., пробной партии бумаги.
– Бумаги? А что, в Америке кризис с бумагой?
– Не просто бумаги, уважаемый господин Шубин. Я получил заказ на изготовление бумаги, которая используется при печатании денег.
– Денег?
– Да. Американских долларов. Видите ли, дело это сугубо конфиденциальное. Я уже говорил, что заказ я, говоря по-нашему, по-русски, попросту.., э…
– Свистнул, – подсказал Гаркун, наливая себе второй стакан.
– Можно сказать и так. Поверьте, я сделал это не из жадности. Мой бизнес под угрозой. Обанкротившись, я буду вынужден выбросить на улицу двести пятьдесят человек, среди которых много наших с вами соотечественников. Поэтому я заинтересован в том, чтобы выполнить заказ качественно, в кратчайшие сроки и с наименьшими затратами. Действуя по официальным каналам, я просто пущу львиную долю заработанных денег на ветер: взятки, поборы, бесконечные согласования, бумажная волокита… В то время как даже небольшой части этих денег хватило бы на безбедное существование и вам, и мне, и вот Геннадию…
Шубин задумался, теребя черной пятерней крупный нос. Позади него на плите засвистел, выпуская пар, чайник. Он встал с табурета, сыпанул прямо в чайник полпачки заварки и вернулся на место. В руках у него появилась замызганная и мятая картонка «Беломора». Шубин вытряхнул оттуда папиросу, шумно продул ее, сплющил мундштук и закурил, – Мудреное дело, – сказал он.
У Мышляева упало сердце. Он уже успел оценить все выгоды местоположения этой бетонной норы и привыкнуть к мысли, что задуманная им рискованная операция будет осуществляться именно здесь и руками именно этого человека, который как никто другой подходил для отведенной ему роли. Неужели откажется?
– Собрать машинку – раз плюнуть, – продолжал тем временем хозяин. – Главное, чтобы никто про это не проведал. Если бандиты наедут – это полбеды, но вот если налоговая…
– Вы смотрите прямо в корень, – с трудом подавив вздох облегчения, сказал Мышляев. – Со своей стороны я берусь обеспечить полную секретность. Что касается вас, то вам достаточно будет просто.., н-ну-у…
– Не болтать, – снова вмешался Гаркун.
– Ты меня знаешь, – не глядя на него, сказал Шубин.
– Вот и славно. – Мышляев снова открыл портфель, вынул из него твердую картонную папку и выложил на грязный стол перед Шубиным отпечатанный на мелованной бумаге и украшенный разноцветными печатями контракт – такой же липовый, как те деньги, которые он собирался здесь печатать. Поверх контракта лег «паркер» с золотым пером. – Вам остается только подписать вот здесь, после чего мы, как говорится, спрыснем это дело и обсудим подробности.
– Что ж, – сказал Шубин, неторопливо свинчивая с ручки колпачок, – такое дело не грех и спрыснуть.
Глава 2
Бывший лучший королевский стрелок
Комната была длинная и узкая, как пенал, причем не просто пенал, а пенал, поставленный на ребро – ее высота намного превосходила ширину. В одном из ее торцов располагалась крепкая дубовая дверь, неряшливо, с потеками выкрашенная белой масляной краской, что придавало ей обманчиво древний и убогий вид. В противоположном торце этой кирпичной щели было прорезано окно, закрытое горизонтальными жалюзи, планки которых в данный момент были опущены. Из-за этого, да еще из-за ненастной погоды, в комнате было сумрачно и темновато. На беленых стенах смутно выделялся полустершийся трафаретный узор из крупных цветов и веток с набухшими почками. Над скрипучей железной кроватью висела фотография в рассохшейся рамке – какая-то женщина с прилизанными волосами, прямоугольным лицом и маленькими, как следы булавочных уколов, глазами. Помимо кровати и фотографии в комнате имелась тяжелая из-за многолетних напластований масляной краски колченогая больничная тумбочка, железный стул с фанерным сиденьем и без спинки, а также сломанная этажерка, на которой пылилось штук двадцать номеров журнала «Вокруг света», самый свежий из которых датировался декабрем семидесятого года. На тумбочке стояла пустая пепельница, а рядом с ней лежала ручная граната отечественного производства. Приглядевшись к этому смертоносному предмету, можно было заметить, что в гранате недостает жизненно важного элемента, а именно предохранительной чеки, из чего всякий более или менее сведущий в подобных вопросах человек сделал бы однозначный вывод, что перед ним попросту говоря, муляж.
Хранить на виду гранату – дело небезопасное, даже если граната годится только на то, чтобы забивать ею гвозди или колоть орехи. Обитатель комнаты знал об этом лучше кого бы то ни было, но продолжал держать гранату на тумбочке с таким же упорством, с которым некоторые люди повсюду таскают с собой фотографии жены и детей и выставляют их на всеобщее обозрение при первом же удобном случае. Граната была своего рода талисманом для человека, который не так давно считался самым удачливым в Москве, если не во всей России, наемным стрелком по живым мишеням. Собственно, отправляться на покой ему было рановато, поскольку он находился в расцвете сил и только-только успел достичь пика своей карьеры. Но пик на поверку подчас оказывается весьма скользкой штукой, с которой очень легко упасть на дно какой-нибудь вонючей расселины наподобие той клопиной дыры, о которой идет речь.
Врезанный в обманчиво ветхую дверь ригельный замок трижды маслянисто щелкнул, и в комнату вошел ее временный обитатель. Это был высокий черноволосый мужчина, еще не успевший отпраздновать: свое сорокалетие. В его прямых и жестких, как проволока, волосах серебрились капли дождевой воды, сырая мешковатая куртка свободно болталась на широких прямых плечах. Сняв куртку, вошедший повесил ее на вбитый в стену гвоздь, потом, спохватившись, залез в карман, вынул оттуда сигареты и положил на тумбочку рядом с пепельницей и гранатой. Никелированная бензиновая зажигалка легла рядом.
Легко и бесшумно ступая обутыми в черные кожаные ботинки ногами, мужчина обошел комнату по периметру. Его серо-стальные глаза придирчиво осмотрели убогую обстановку, привычно фиксируя местоположение предметов. Кажется, все было на месте, но мужчина на всякий случай заглянул в тумбочку, чтобы убедиться, что в его отсутствие никто не шарил в его вещах.
Вещей, если это можно назвать вещами, было всего ничего: две смены нижнего белья, запасная пара носков, три носовых платка и полиэтиленовый пакет с документами на разные фамилии. Все лежало на своих местах, и даже ниточка, которая словно невзначай свисала из стопки белья, осталась непотревоженной.
