Бригада (1-16) - Александр Белов
Белов вдруг вспомнил, что с самого утра ничего не ел. Он выбрал кусок пожирнее, сдобрил соусом из ягод и рыбы и с удовольствием стал жевать.
Мясо было немного жестковатым и имело странный привкус. Однако соус был хорош: голубика придавала ему сладость, шикша — умеренную кислинку, а рыба — неожиданный, но вполне уместный аромат.
Саша сосредоточенно работал челюстями, но мясо так и не становилось мягче.
— Мельгитанин, мы оленину глотаем, — подсказал Рультетегин. — Человек в тундре никогда не знает, когда будет есть в следующий раз. Если глотать мясо, не жуя, получается сытнее.
Белов решил прислушаться к его совету; он напрягся и протолкнул кусок в пищевод.
— Ты думаешь, это — Праздник лета? — вдруг спросил Рультетегин. — Нет. Когда-то он назывался по-другому. Праздник Сэрту.
Хорошо, что Саша уже проглотил мясо. Если бы он не успел это сделать, то наверняка бы подавился.
«Сэрту»… Он уже слышал сегодня это слово. «Огонь-падай-небо», — перевел Павел. «Метеорит», — догадался Белов. Теперь ему предстояло проверить, насколько верна эта догадка.
— «Сэрту» означает «Божественный огонь, сошедший с небес», — сказал Рультетегин. — Давным-давно, когда Те-Кто-Незримо-Живет-Среди-Нас были еще безусыми мальчиками и не заарканили своего первого оленя, на нашу священную землю сошел огонь, посланный великим Божеством.
Он вызвал большой пожар… Много деревьев — молодых и старых — сгорели тогда. Сэрту отдал свой жар дереву и стал холодным. А людям он оставил свет — ясный и чистый, как свет Великой Истины.
Сэрту стал нашим покровителем, и наша жизнь изменилась. В тундру пришли бесчисленные стада оленей, в реках никогда не переводилась рыба, ягоды устилали землю густым ковром…
Мы думали, что так будет всегда — до тех пор, пока Сэрту будет с нами. Мой предок, живший так давно, что я с трудом могу различить его образ, стал первым Хранителем.
Сэрту помогал в охоте и в бою, он излечивал раны и болезни, но самое главное — он следил, чтобы женщины нашего народа разрешались от бремени легко и без боли. Ни одна мать не погибала во время родов, ни один ребенок не умирал от голода и хворей.
Вот что такое был для нас Сэрту…
Белов слушал шамана с интересом, хотя в глубине души считал рассказ Рультетегина не более чем красивой сказкой.
Иван Пинович замолчал. Он пошарил в темноте протянутой рукой и нащупал медный закопченный чайник. Рультетегин снял с него крышку и высыпал в воду содержимое плоской коробочки — по виду какие-то сушеные корешки. Шаман поставил чайник на раскаленные угли и, ожидая, когда он закипит, принялся набивать короткую глиняную трубку табаком — его он достал из второй коробочки.
— Сэрту… — задумчиво повторил Рультетегин. — Его свет согревал наш народ в самые лютые зимы. Он хранил наших оленей от жадных волков. Он приносил нам мир и удачу. Но потом… — Иван Пинович взял пальцами уголек из костра. Белову показалось, что он сейчас обожжется; Саша даже подался вперед, но Рультетегин раскурил трубку и затем так же аккуратно положил уголек на место. — Некоторые мужчины, болтливые, как сойки, стали хвастаться перед мельгитанами нашим сокровищем. Солнце дважды приносило на нашу землю весну, а в третий раз вместе с весной пришли белые люди. Они называли себя экспедицией и просили показать им Сэрту.
Мой предок, первый Хранитель, показал, надеясь, что они успокоятся. Но тогда мельгитане захотели получить маленький кусочек камня. Хранитель ответил отказом. Он велел племени ночью тихо свернуть стойбище и уйти в тундру. Ха… Мельгитане, наверное, сильно удивились, когда утром обнаружили, что остались одни.
Хранитель увел племя и унес Сэрту. Так было…
Чайник на углях забулькал. Рультетегин достал две чашки и налил в них крепкий тягучий настой. Одну чашку он оставил себе, другую отдал Белову.
— Пей, мельгитанин! Ты должен это видеть…
Саша, не смея ослушаться, поднес чашку к губам. Напиток оказался очень горьким; от него сильно щипало нёбо и язык, но Белов заставил себя сделать большой глоток.
— Пей, мельгитанин!
Голос Рультетегина теперь напоминал громовые раскаты; он наполнял собой всю юрту, и Белов не на шутку опасался, что шатер сейчас сорвет и унесет куда подальше.
Саша отхлебнул еще раз и посмотрел на шамана. То ли это было на самом деле, то ли ему так показалось, но образ Рультетегина вдруг стал расплываться и дрожать. Отблески огня из багровых сделались ярко-алыми; они бегали по фигуре и лицу великана, как стая проворных леммингов.
Рультетегин глубоко затянулся и выпустил плотное облако сизого дыма. Саша, как зачарованный, смотрел на это облако; оно распалось на множество тонких струек, из которых, как из нитей, стали ткаться зыбкие образы.
Рультетегин продолжал говорить, но Белов не слышал его. Точнее, слышал, но слова, казалось, миновали уши и попадали в самое сердце.
— Первый Хранитель был смел и умен, но — увы! — ему недоставало хитрости. У него была чистая душа, и он не знал, на какое коварство способен белый человек. Это так, мельгитанин! Прошло еще две весны, и однажды к стойбищу вышел мужчина. Он еле стоял, и все тело его было покрыто струпьями и язвами. На ногах у него болтались обрывки цепей; они въелись в тело до самых костей; от этих ран исходило зловоние. Мой предок, первый Хранитель, знал такие раны. Он думал, что мужчина никогда больше не будет ходить по земле, потому что ноги его почернели до самых коленей.
Человек не мог говорить; он тихо скулил, как скулит слепой щенок, когда ищет сосцы матери. Его десны распухли, а зубы шатались. Он не ел мяса, и Хранитель поил его молоком оленихи.
Если бы не Сэрту, этот человек никогда не увидел бы нарождающуюся луну. Но мой предок положил камень рядом с мельгитанином и… Раны начали заживать.
Охотники разбили его цепи; вы, белые люди, называете их кандалами. Мужчина быстро пошел на поправку, а потом… Случилось вот что…
Белов вздрогнул — таким ярким было неожиданное видение. Стены жилища внезапно раздвинулись; струйки табачного дыма завязались хитрыми узелками и сложились в пугающую картину.
Мужчина, высокий и худой, с шевелюрой седых волос, пробирался ночью по стойбищу. Он проскользнул между юртами и бросил собакам немного вяленой рыбы — юколы. Псы глухо заворчали и не стали поднимать лай.
Мужчина откинул полог и вошел в юрту, где сидел Хранитель. Рука предка Рультетегина ласкала сверток из оленьих шкур, где хранилось самое дорогое.
— Отдай мне камень, старик! — шепотом сказал
