Масонская касса - Андрей Воронин
— Так ведь расклад ясен, — заявил он. — Мне в любом случае конец. Так лучше сдохнуть от пули в затылок, чем дожидаться, покуда эта горилла, — он указал глазами на Косарева, — разберет тебя на запчасти… Спрашивайте, товарищ генерал-лейтенант.
Прохоров не стал мелочиться, поминая тамбовского волка.
— Ладно, — сказал он. — Объясни, почему ты его не пристрелил.
— По дружбе, — немедленно ответил Сиверов. — Уж больно человек хороший, мы с ним столько лет душа в душу… Глупо, конечно. Надо было пристрелить. Но он еще и заплатил за свою жизнь.
— Это другое дело, — заметил Прохоров. — А то «дружба», «душа»… Я одного не понимаю: что он вообще имел в виду, рекомендуя мне тебя?
Глеб пожал плечами и сморщился от боли.
— У него был план, — сказал он, — согласно которому я должен был проникнуть сюда, на объект, и устроить тут какую-нибудь шумную заварушку… Одним словом, нарушить секретность — так сильно, как только смогу.
— Старая сволочь, — с досадой произнес Прохоров. — Неймется ему! Ну, и зачем это ему понадобилось?
— Скориков рассказал ему о деньгах — сколько денег, откуда, как сюда попали. Генерал Потапчук заподозрил, что залогом сохранности этих наличных служит соответствующая сумма из российского стабилизационного фонда, переведенная… — Глеб закашлялся и сплюнул под ноги кровавый сгусток, — переведенная в Штаты через сеть подконтрольных Кремлю банков. По его замыслу, нарушение секретности должно было обеспокоить американскую сторону настолько, что она потребовала бы немедленного восстановления статус-кво. Сами понимаете, судьба украденных президентом Бушем денег нашего честного генерала не волновала, он, как обычно, пекся исключительно о благе Отечества…
Уловив прозвучавшую в последних словах иронию, генерал Прохоров поиграл бровями.
— А ты?
— А что — я? От присяги освобождает только смерть, так ведь я и есть мертвый — по крайней мере, официально, по документам. Отечество меня похоронило, отчислений в пенсионный фонд на мое имя никто не делает… Ясно, что сто тонн денег мне на горбу не унести, но я человек негордый, мне бы и парочки вещмешков хватило… Ну, чего вылупился? — сказал он Косареву, который с совершенно обалделым видом стоял в стороне. — Не знал, что воровской общак охраняешь? Теперь будешь знать. Интересно, сколько ты с этим знанием проживешь.
Последнее замечание произвело именно тот эффект, на который было рассчитано. Никому из присутствующих эта мысль явно не приходила в голову. Косарев пребывал в блаженном неведении и ждал только, когда ему разрешат, наконец, довести до конца начатое дело и превратить Слепого в окровавленный мешок, набитый раздробленными костями и размягченным до состояния фарша мясом. А для генерала и Семашко бывший майор был просто крупным и свирепым цепным псом, умеющим хорошо выполнять команды хозяев. И лишь теперь до всех троих дошла простая истина: узнав, что хранится в шахте, Косарев стал не менее, а пожалуй, и более опасен, чем Глеб. Как и Слепой, он давно уже числился в покойниках и был предоставлен самому себе. Сообразить, что ждет его и всех остальных «живых мертвецов» после того, как в их услугах перестанут нуждаться, было нетрудно даже ему; еще проще было понять, что поделенные на тридцать человек охраны полтора миллиарда долларов — это намного лучше, чем пуля в голову и известковая яма в качестве могилы.
Партия была разыграна в мгновение ока. Ладонь генерала Прохорова легла на крышку кобуры; Косарев, не оборачиваясь, протянул руку за спину и схватил прислоненный к стене автомат. Но полковник Семашко оказался самым быстрым из троих. Его охотничий нож, рыбкой блеснув в тусклом свете электрической лампочки, пролетел по воздуху и с неприятным чавкающим звуком воткнулся Косареву в глотку, погрузившись в нее почти по рукоять. Пока все смотрели, как бывший майор падает, по пути к земле превращаясь из живого покойника в обыкновенный труп, Глеб нащупал и откинул запор, прижимавший крышку к горловине канистры, на которой сидел.
— Я так и думал, что недолго, — заявил он, когда тело Косарева распласталось на земле. — Хороший бросок, полковник. И решение правильное. Никогда не думал, что буду смотреть на труп с таким удовольствием, — совершенно искренне добавил он.
— Ну, еще бы, — с усмешкой согласился генерал Прохоров. Поскольку рука его все равно уже лежала на кобуре, он отстегнул клапан, поднял крышку и достал пистолет, из чего следовало, что настала очередь Слепого. — Так ты, выходит, рассчитывал погреть руки? — спросил он, снимая пистолет с предохранителя.
— А почему бы и нет? — с философским равнодушием пожал плечами Сиверов. — Такие бабки на дороге не валяются. Риск, конечно, немалый, так ведь и ставка велика. Черт, да только за то, чтобы разок взглянуть на такую гору деньжищ, стоило рискнуть головой! Ведь, кажется, все в жизни повидал, а такого — нет, не видел. Наверно, не судьба…
— Ну, почему же? — усмехнулся Прохоров. — Это несложно устроить. Правда, полковник?
— Как прикажете, — с сухостью, намекавшей на то, что причуда начальства не вызвала у него особого восторга, ответил Семашко.
— Прикажу, прикажу, — сказал Прохоров. — Я ведь тоже их сроду в глаза не видел, этих денег. Почему не воспользоваться случаем, раз уж я все равно здесь? Надо, надо взглянуть. Хотя бы для порядка. А вдруг ты их давно уже вывез и караулишь тут для блезира пустую яму? А?! Ну-ну, не надувайся, шучу. Но проверить все равно надо. А то, помню, как раз в здешних краях был случай: приехали ребята с базы ремонта и обслуживания для профилактического осмотра, подняли «утюг», а шахту, считай, доверху грунтовыми водами затопило, от ракеты один нос торчит… Или, скажем, мыши деньги погрызли, а вы тут всем скопом охраняете сто тонн бумажной трухи.
— Гм, — с сомнением произнес полковник Семашко.
— Не хмурься, не хмурься, полковник, открывай закрома! Покажем солдатику, за что он жизнью рисковал. Солдатик-то — молодчага! Если б не пожадничал и куратора своего пристрелил, вполне мог бы нам с тобой обоим нос натянуть. Пускай полюбуется напоследок, как выглядят полтора миллиарда мелкими купюрами…
Полковник наклонился, извлек торчащий из гортани Косарева нож, тщательно вытер лезвие об одежду убитого и щеголеватым движением бросил клинок в ножны.
— Разрешите выполнять? — официальным тоном осведомился он.
— Валяй, — махнув рукой, разрешил Прохоров и повернулся к Глебу: — Кстати, насчет жадности. Что-то тут у тебя не срастается, солдат. Охотился за такими деньжищами, а рискнул всем из-за мелочи, которую Потапчук заплатил… А?
— Бес попутал, — с притворным раскаяньем сказал Глеб. — И потом, синица в руках лучше, чем журавль в небе. Деньги лишними не бывают, товарищ генерал. Два рюкзака отсюда — это хорошо, но вместе с тем рюкзаком, который я
