Каждые пятнадцать минут - Скоттолине Лиза
Эрик внимательно изучил все это, хотя на самом деле его ничто не удивило. Макс и во время их сеансов всегда говорил о матери горячо, и Эрик своими глазами имел возможность убедиться, что Мэри действительно безответственная мать. Пожалуй, враждебности в его словах было больше, чем Эрик мог ожидать, особенно если учитывать, что он разговаривал с незнакомым человеком – Лори, но и это можно было объяснить: Макс в тот вечер был очень расстроен из-за ухудшения состояния бабушки, напуган тем, что она начала задыхаться дома, тем, что пришлось везти ее в «неотложку». Так что нельзя судить о Максе по одному этому вечеру, подумал Эрик – и тут же спохватился, спрашивая себя: неужели он действительно постоянно ищет оправданий для этого мальчика?
Он перешел на следующую страницу, чтобы посмотреть, нет ли там еще записей, но их не было, хотя он еще не дошел до конца файла Вирджинии Тихнер. Следующая страница файла была первой страницей ее предыдущей медицинской карты, которую на нее завели во время первой госпитализации два месяца назад. Она лежала в отделении кардиологии, на третьем этаже, три дня, ее там обследовали и лечили по поводу жалоб на затрудненное дыхание и боль в груди. Эрик вспомнил, что Лори упоминала об этом тогда, в отделении «скорой помощи», но он, вероятно, забыл. Он раньше не концентрировался на этом, потому что это не имело особого значения, да и было логично, что Вирджиния, опухоль которой развилась до таких размеров к тому моменту, как они познакомились, раньше уже бывала в больнице. Эрик взглянул на верх страницы, чтобы уточнить, кто из врачей занимался ее случаем: доктор Моррис Брекслер, заведующий кардиологией.
Эрик нахмурился.
Странно, что Моррис не упоминал о том, что он лечил бабушку Макса. Они встретились внизу и достаточно долго обсуждали происшествие в торговом центре – и вроде бы казалось уместным в этой беседе упомянуть об этом. Ведь не мог же Моррис это скрывать – какие для этого у него были причины? Конечно, Моррис, скорее всего, не имел близких отношений с Максом и его бабушкой, но все-таки Макс тогда привез бабушку в больницу первый раз и наверняка неоднократно ее навещал, если вообще не сидел около нее все время.
Эрик посмотрел на правую сторону страницы, где обычно расписывали, кто из персонала занимается пациентом. Итак, лечащий врач – Моррис Брекслер, врач-стажер Сара Стоун, медсестра Калеб Марчеки и социальный работник Марта Жирандоль. Рядом с каждым именем был указан телефонный номер отделения кардиологии – согласно правилам больницы, личные номера сотрудников были засекречены, чтобы пациенты и их родственники не могли звонить им без конца.
Эрик рассеянно просмотрел отчет о состоянии Вирджинии и показателях ее давления и анализов, потом оценил результаты МРТ и рентгеновского исследования грудной клетки и гортани, на которых опухоль была еще почти не видна – значит, она росла очень быстро. Он быстро пролистал до самого конца файла, надеясь найти какие-нибудь записи, касающиеся Макса, но таковые нашлись только на самой последней странице, где были «заметки врача». Здесь была запись, относящаяся к первому дню пребывания Вирджинии в больнице, которая гласила: «пациентку сопровождает внук, других посетителей нет… внук, судя по всему, осуществляет уход и в курсе всех препаратов, которые принимает пациентка, и ее вкусовых предпочтений…» На второй день, после записей о жалобах на затрудненное дыхание, Моррис записал: «Пациентка очень беспокоится о душевном состоянии своего внука, учитывая ее диагноз». И на третий день Моррис тоже сделал запись: «Пациентка хочет, чтобы ее внука консультировал психиатр – во избежание депрессии».
У Эрика в памяти возник образ Вирджинии в отделении «скорой помощи», то, как она тогда вцепилась в него высохшей рукой и заставила обратить внимание на проблемы Макса. Видимо, Вирджиния пробовала сделать то же самое с Моррисом, но Моррис даже не попытался помочь ей или Максу.
Эрику стало не по себе. Он понимал, что Моррис был занят, но он был не более занят, чем любой другой заведующий отделением. И ведь он мог позвонить ему, Эрику, и попросить о консультации – как поступила Лори. И в голову Эрика закралось подозрение: уж не стал ли причиной того, что Моррис не стал обращаться к психиатру, тот факт, что они не ладили на Комиссии по лекарственным средствам? Эрику не хотелось допускать даже мысли о такой возможности, но то, что Моррис даже не упомянул обо всем этом во время их разговора внизу на лестнице, само по себе уже было очень и очень подозрительно.
– Привет, – сказала Лори, входя в кабинет и закрывая за собой дверь. – Ну?
Эрик постарался отвлечься от дурных мыслей:
– Я прочел. И согласен, что враждебности тут хватает. Но… для меня это ничего не изменило.
– Он называл свою мать шлюхой, – нахмурилась Лори и сложила руки на груди, встав с другой стороны стола: – Тебе не кажется, что это как-то чересчур для славного парня?
– Это, конечно, недопустимо, но я бы не стал придавать этому слишком большого значения.
– Почему же? Конечно, как я уже говорила, я не психиатр, но, знаешь, что моя мама всегда повторяла мне?
– Что?
– Мужчина, который ненавидит свою мать, ненавидит женщин.
– Неплохо, – вынужден был признать Эрик.
– Ну еще бы. Моя мать всегда права. Просто спроси ее.
Эрик не стал с ней спорить, потому что видел, что она на взводе, ее темные глаза метали молнии.
– И для меня лично очень даже вероятно, что Макс ненавидел женщин. Его мать откровенно безответственна, она пьяница – Зак для нее, пожалуй, даже слишком хорош. Ребенок вроде Макса, который питает такую сильную ненависть в матери, легко может слететь с катушек. И он мог пойти и убить Рене – под действием импульса.
– Возможно. Но вряд ли.
– Правда? А я вот тут еще обдумала то, что ты мне рассказал, – про то, что у Рене был бойфренд и про эти ежедневные прогулки с собакой. Если она действительно встречалась по утрам с бойфрендом, Макс мог об этом пронюхать. Он вполне мог узнать о существовании бойфренда. Может быть, она сама упомянула об этом во время их занятий?
Эрик не стал говорить, что так и было и что сам он знал о существовании бойфренда у Рене уже давно.
– И если так, Макс мог приревновать, разозлиться, что она встречается с другим. Может быть, Макс узнал, что она встречается со своим парнем в парке по утрам – и пришел туда, в парк, в то утро… и убил ее. Это очень даже возможно, и это вполне вяжется с его характером. Я знаю, что ты так не считаешь, но мне кажется, ты вообще не способен сейчас на объективность.
– Я слушаю тебя, но думаю, что я вполне объективен.
– Так ты по-прежнему не убежден в его виновности?
– Думаю, нет.
– Что ж, в любом случае – файл надо закрыть. – Лори подошла к компьютеру, потянулась и взялась за мышку. На экране появилась запись о том, сколько раз и когда этот файл открывали – система подразумевала строгий контроль и учет.
– Ой, пардон.
– Подожди, не закрывай пока. – Эрик взглянул на этот список повнимательнее. К файлу открывался доступ во время трехдневного нахождения Вирджинии в отделении «скорой помощи» – и это было совершенно логично и понятно. Но… получалось, что его открывали и в течение двух месяцев до этого, причем дважды.
– Забавно.
– Что? – Лори уставилась на экран, который отбрасывал бледные блики на ее круглые щеки.
– Зачем кому-то получать доступ к файлу пациента, который был уже выписан?
– Не знаю. – Лори, нахмурившись, смотрела на экран. – Все результаты анализов и прочих исследований, которые приходят после выписки, заносятся в базу автоматически. И это не отражается в списке, так ведь?
– Да. Единственный, кому может понадобиться получить доступ к файлу, это лечащий врач. Ну и его команда.
– Так я и думала.
– Может быть, у кого-то остались вопросы или кому-то захотелось освежить память по какой-то причине. Я тоже однажды так делал – в начале карьеры.
Лори фыркнула.
– А я вот никогда такого не делала. Да и у кого есть на это время? В нашем отделении, пока я буду пялиться в файл, кто-нибудь истечет кровью. Нет, у нас тут работа простая и незатейливая.
