Борис Мишарин - Исцеление
Пустовалов вывел его за дверь, выходя, Никифоров глянул на табличку — «Начальник управления Б.А.Степанов». Он тяжело вздохнул и присел в приемной на стул, ноги не держали его. Попросил стакан воды, выпил его залпом и отяжелевшей походкой двинулся за подполковником.
В своем кабинете Пустовалов предложил ему закурить, выждал время, необходимое для восстановления сил от перенесенного потрясения и заметил по выражению лица, что Никифорова охватила апатия.
— Спрашивайте, — безразлично и тихо произнес Никифоров, туша догоревшую до фильтра сигарету.
— Собственно и спрашивать то нечего, детали известны, но кое-что спросить я бы хотел. Вы прекрасно знаете, Петр Афанасьевич, что Михайлов очень известный, уважаемый и обожествляемый в народе доктор, доктор, слава которого уже давно пересекла границы России. Вы собирали информацию о нем, передали кассету Чабрецову и не знали, что он уже не работает в ФСБ, — Никифоров согласно кивал головой, — Но вы хоть задумывались над тем, что позорите великого доктора, позорите в его лице Россию? Зачем это необходимо Чабрецову — времена политических давлений и репрессий ушли в прошлое. Зачем это все?
Никифоров вяло вытащил из пачки новую сигарету и закурил, минуту молча пуская дым. Пустовалов ждал и не торопил его с ответом.
— Значит, вы все знаете, — хрипло ответил он, — действительно, Чабрецов еще летом предложил мне работать на него, он тогда был начальником вашего управления, этого вы отрицать не сможете. Он дал мне, собственно ни за что, ни про что, тысячу рублей, деньги небольшие, но кто станет отказываться от дармовщины. Потом, чуть позже, он предложил мне собрать информацию о Михайлове, его интересовал компромат и расписание — когда академик приходит, уходит с работы, обедает и т. д… Я не задумывался — если ведомство просит: я делаю. Я ведь тоже опер и понимаю, что он бы не сказал мне правды. Потом предложил мне эту аферу с проститутками, дал денег и не мало, я понял — вы знаете и про это. Зачем все это? — Никифоров усмехнулся, — вас надо спросить, Чабрецов ваш сотрудник и я тогда не знал, что он уже не работает. Точно знаю — когда просил собрать информацию о Михайлове, он работал в ФСБ. Вот и выясняйте все вопросы в своем ведомстве.
— Выясним, не переживайте, — обозлился Пустовалов, — каждый ответит сам за себя, никто на вас чужую вину не свалит. Но вы сотрудник милиции и знакомы с 242 статьей Уголовного кодекса.
— Порнушка не ваш профиль, подполковник, — перебил его Никифоров, — давайте не будем заниматься не своим делом, и запугать меня у вас не получится. И работать на вас я не стану, не старайтесь взять меня на компре.
Пустовалов сжал незаметно кулаки: «Ишь, как заговорил, оправился змееныш, но ничего, мы твои ядовитые железы вырвем, посмотрим, как ты заговоришь позже».
Никифоров понимал, что лучшая оборона — это наступление и, принаглев, продолжил с усмешкой на лице.
— Я так понимаю, подполковник, что серьезных вопросов у вас ко мне нет, личность моя известна — да и три часа истекли, — намекал он на Закон, — так что я, наверное, пойду, захотите поговорить — присылайте повестку.
Он встал, но выйти не решился, знал, что без пропуска или сопровождения, его не выпустят из здания. Но больше всего он беспокоился о своих деньгах — когда они спрятаны в надежном месте или положены на счет, это надежнее кармана. ФСБэшники могут и обыскать, хоть это и не законно, доказывай потом, что ты не верблюд, объясняй, откуда взялась такая большая сумма денег.
Пустовалов посмотрел на него, так нагло еще никто не вел себя в этом здании в его присутствии, обычно эмоции оставались скрытыми за маской доброжелательности и вежливости.
— Зря вы, Петр Афанасьевич, так непрофессионально о нас думаете. Есть к вам вопросы и очень серьезные, хотелось бы, чтобы вы ответили на них также бойко и уверенно, как говорите сейчас. Действительно, пока о 242 статье УК РФ разговор отложим, правильно, не наш профиль, — усмехнулся Пустовалов, — но только пока, к сути ваших действий в этом плане мы еще вернемся. Меня больше беспокоит другая статья, 275-ая, она-то уж точно по нашему профилю.
Никифоров враз побледнел.
— Да-а, вы мастера фальсификаций, но со мной этот номер у вас не пройдет. Измена Родине — ишь о чем заговорили, — начал он ёрничать, — может я спал с Мата Хари и передал ей семенной фонд? Или у вас проституция стала Государственной изменой? Но я даже не содержатель домов терпимости, а спать с проституткой… — он ехидно улыбнулся.
— Это хорошо, что вы знаете Уголовный кодекс, но я вам выборочно все-таки напомню 275-ую статью.»… либо иное оказание помощи иностранному государству, иностранной организации или их представителям в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации, совершенное гражданином Российской Федерации… от 12 до 20 лет»… И обратите внимание — здесь нет слов, как в ваших экономических статьях УК, например, «сведения о хозяйственном положении заведомо ложные», или «имущество заведомо добытое преступным путем». Здесь нет слов «заведомо». Может, вы и не знали заведомо, что оказываете помощь агенту ЦРУ Чабрецову в ущерб внешней безопасности России, а может и знали — следствие установит и суд примет во внимание этот факт. Разрыв-то в сроках лишения свободы большой — от 12 до 20 лет, есть над чем и вам подумать. Может вы знали заведомо, а может, и нет, что кассеты, переданные вами Чабрецову через камеру хранения, потребовались ЦРУ для шантажа академика, чтобы заставить его уехать в Америку и создать там небывалое по мощности биологическое оружие. А это уже прямая угроза безопасности России. Виновны вы или нет, насколько виновны — это решать суду, а не мне, надеюсь, вы все правильно поняли? Так что оставьте свое ехидство, вас никто сюда просто поболтать не звал.
Пустовалов наблюдал за Никифоровым, его лицо, бледное, как мел, покрылось испариной. Он с трудом вытащил из пачки сигарету, но никак не мог прикурить — пальцы не слушались и не могли высечь из зажигалки огонь. Пустовалов помог ему прикурить, он затянулся глубоко несколько раз.
— Я ничего не знал, — заговорил он хрипло и прерываясь, словно ком застрял в его горле, — я не знал, что этот подлец работает на ЦРУ. Не мог я, не мог совершить измену, я ничего не знал… Это же ерунда…
— Вы продали Михайлова за 30 с лишним тысяч долларов и это не ерунда, за ерунду не платят таких денег. Или вы хотите сказать, что любая порнушка может стоить таких денег? Что с вами делать — решим позднее, а сейчас изложите все письменно и подробно.
— Но… — решился на последнее Никифоров, — там, в этой статье есть примечание… Когда добровольно…
— А вы пришли добровольно? — глядя на него в упор, спросил Пустовалов, — или пытались оказать нам помощь? Что-то я не припомню ничего такого, вот разобраться с сотрудниками ФСБ — вы пытались, матки повыворачивать, «райскую» жизнь устроить, это вы пытались. Или я опять что-то не так говорю?
Никифоров опустил голову, он чувствовал, как пот струится между лопаток, а лоб вновь покрылся холодной испариной. Он достал платочек, вытер лицо и шею.
Пустовалов вызвал Федотова.
— Идите, Никифоров, с капитаном, изложите все на бумаге, от вас будет зависеть многое, — оставил он ему последнюю надежду.
Чабрецов вышел из дома с кинокамерой, не петляя, как обычно, сел на городской автобус и доехал до вокзала. Прошел в камеру хранения, достал из ячейки пленку и вышел на привокзальную площадь. Вставив кассету в камеру, он просмотрел ее и улыбнулся — все в порядке. До 17 часов оставалось полчаса, он снова сел на автобус и доехал до центрального парка, пройдя по нему на другую сторону, вышел на улицу Горького.
«Это недалеко от пивного бара, где встречался Чабрецов с Никифоровым однажды», — подумал Пустовалов. До 17 часов оставалось 10 минут, и он уже не сомневался, что пленку Чабрецов передаст сегодня. Где? Очертив на карте круг, куда можно дойти за 10 минут, он задумался — слишком много мест, где можно передать пленку и перекинуться несколькими фразами.
— Как он одет? — запросил Пустовалов группу наблюдения.
Получив ответ, снова уткнулся в карту. «В рестораны он не пойдет, одежда не та, а вот для пивных баров или забегаловок вполне подходит. Надо отправить в бар группу, пусть освоятся там заранее, обследуют туалет, установят камеру, если возможно. Чабрецов вышел из дома с кейсом и кинокамерой, надо обратить внимание на людей с таким же кейсом или кинокамерой. Скорее всего они обменяются ими в удобном месте — за столиком, у стойки или в туалете, взял рядом стоящий кейс и вышел», — размышлял Пустовалов. Он отдал необходимые распоряжения и стал ждать, время, как всегда в таких случаях, тянулось медленно.
Пустовалов включил чайник, насыпал в кружку растворимого кофе, бросил две ложечки сахара и залил кипятком, вдыхая запах ароматного напитка. Пока он немного остывал, перебирал в памяти лица на автобусной остановке, запечатленные на пленке, когда Чабрецов вешал объявление. Может кто-нибудь из них придет на встречу с Чабрецовым, они так и не знали, кто прочитал информацию, оставленную на остановке. Если это разные лица, то действует в Н-ске целая шпионская сеть и ее разоблачение — дело чести.
